Братство рун - Пайнкофер Михаэль - Страница 13

— Дождь идет и дома, Винстон, — пожимая плечами, ответила Мэри. — Я не понимаю твоего нерасположения.

— Простите, миледи. Должно быть, все зависит от местности. Она пустынна и неутешительна, и жители одни только необразованные крестьяне.

Мэри, которая как раз была занята тем, что садилась в карету, остановилась на подножке и послала своему слуге испепеляющий взгляд.

— Для кучера у тебя очень высокое мнение о себе, мой добрый Винстон.

— Простите, миледи. Я не хотел показаться надменным, — извинился слуга, но его высокомерное выражение лица выдало, что его слова лживы.

Мэри забралась в карету и уселась. Она не могла ставить в вину шотландцам то, что они не могли выносить англичан. Даже английские слуги, казалось, смотрели косо на жителей этой страны и считали их никчемными растяпами.

Но Мэри была другого мнения. По романам Вальтера Скотта, которые она прочитала, она составила другое мнение о стране по ту сторону границы. Землю, которую многие принимали за пустынную местность, где не существовало ни культуры, ни хороших обычаев, она считала одним из тех немногих мест, где еще не вытравили понятия чести и благородства.

Для большинства молодых людей знатного происхождения ее возраста традиция была всего лишь пустым словом, фразой, с которой хотят узаконить свое богатство, пока у других едва ли найдется, что поесть; здесь, на севере, у слова сохранилось свое значение. Здесь люди берегли прошлое и гордились им. В глазах старика Мэри прекрасно увидела эту гордость.

Пока карета трогалась и Китти беспрестанно жаловалась, что она дурно спала в этом жалком доме и у нее болит спина, мысли Мэри все снова и снова возвращались к услышанному от забавного старика.

Что он хотел этим сказать, когда говорил о предательстве? От каких старинных традиций отказались на поле битвы под Бэннокберном? Шотландец казался очень серьезным, даже когда его язык тяжело ворочался от выпитого эля. Мэри чувствовала, что ее будущая родина — страна, полная загадок и противоречий.

Потеряв мысль, она выглянула в окно кареты, увидела вытянувшиеся в линию дома Джедборо, лавки торговцев и мастерские ремесленников. Пара кур и поросенок копошились на улице и бросились врассыпную, когда карета приблизилась к ним.

В этот ранний час почти никто не повстречался им на улице, только пара женщин с тележками. Вскоре после этого карета достигла рынка. Это был свободный кусок земли, квадрат со стороной около пятидесяти ярдов, окруженный двухэтажными домами, среди которых были торговая контора и дом местного шерифа.

На восточном конце площади несколько рыночных торговок смастерили свои прилавки и будки и торговали тем, что их мужья возделали на скудной земле. Но Мэри не удостоила их ни одним своим взглядом. Все ее внимание были приковано к эшафоту, установленному посередине.

Это был сколоченный из грубых досок помост, на котором возвышалось несколько виселиц. В петлях висели, к ужасу Мэри, пять мужчин.

Их казнили на рассвете. Солдаты, красные мундиры которых были единственным ярким пятном на фоне унылых серых домов, несли караул возле виселиц. — Как ужасно, — выкрикнула Китти и закрыла руками лицо. Хотя в глубине души Мэри от вида пяти повешенных, которые безжизненно висели на веревках, все сжалось от ужаса и комок подступил к горлу, она не могла иначе, она должна была видеть. К своему ужасу, она установила, что одного из мертвых она знает.

Так как на головы повешенным не натянули мешки, она увидела лица казненных, когда проезжала мимо. В одном из них Мэри узнала старого шотландца, который заговорил с ней в «Таверне Джедборо». Это он рассказал ей о Роберте Брюсе и битве под Бэннокберном, о том, как были преданы традиции шотландского народа.

Его последние слова пришли ей на ум. Он попрощался с нею. Каким-то образом он догадался, что не доживет до утра.

Мэри закрыла глаза, гнев и печаль одновременно охватили ее. Она разговаривала со стариком, смотрела ему в глаза. Она знала, что он не был плохим человеком, не был преступником, заслужившим, чтобы его повесили на рыночной площади и выставили на публичное обозрение. В этой стране, которую, впрочем, Мэри постепенно начала понимать, действовали иные правила.

Один из солдат, стоявший на карауле у эшафота, посмотрел на карету. Полная ужаса Мэри увидела, что это был молодой капрал, которого она отчитала возле таверны. Ухмылка исказила его лицо, и он кивнул ей. За то унижение, которое она доставила ему, он жестоко отомстил.

Мэри не знала, как должна поступить. Охотнее всего она бы приказала Винстону остановить карету, чтобы подойти к капралу и все выяснить. Но внутренний голос подсказал ей, что тем самым она лишь ухудшит положение вещей.

Гордость и непреклонность старика были для английских властителей как заноза в пальце. Они казнили его в назидание всем и чтобы показать населению, что опасно выступать против сильных мира сего. И косвенно Мэри тоже способствовала этому.

В душе она содрогалась. Она стыдилась, что относилась к тем, у кого была в руках власть над этой страной. На великосветских балах на юге смеялись над глупостью шотландских крестьян и шутили, что крайне необходимо насильно насадить им цивилизацию. Молодые люди, которые еще ни разу не испытали в своей жизни лишений, развлекались, рассказывая пошлые шутки о них.

Реальность же была совсем другой. Не цивилизация, а произвол царил в этой стране, и не шотландцы, а англичане казались здесь истинными варварами.

Возмущение Мэри было безгранично, слезы ярости и печали выступили у нее на глазах. И пока карета покидала Джедборо, юная женщина думала о том, в какую ужасную местность ее послали.

Глава 4

За время исполнения обязанностей шерифа Селкирка Вальтер Скотт присутствовал на двух вскрытиях.

Первое потребовал он сам, когда Дуглас МакЭнрой, известный в городе дамский угодник, был найден с проломленным черепом в сточной канаве у дороги, ведущей из Ашкирка в Лилислиф; другое было необходимо, когда вдова из Анкрума утверждала, что смерть ее мужа от неожиданной остановки сердца не могла быть случайностью. Тогда в обоих случаях подозрение в убийстве не было подтверждено, и сэр Вальтер надеялся про себя, что и сейчас будет так же. Но мрачное предчувствие говорило ему, что он надеется напрасно.

Вильям Керр был пожилым человеком, сгорбившимся под грузом прожитых лет. Он страдал от ревматизма холодными туманными днями, которые так часто случались в Лоулэндсе. У него всегда была масса дел. Мучился ли житель деревни зубной болью или телилась крестьянская корова — Керр всегда приходил на помощь.

Как шериф Селкирка сэр Вальтер научился ценить Керра и как друга, и как компетентного медика. Старый Вилли был забавным чудаком со своеобразными привычками, но он был самым лучшим врачом, которого когда-либо знал сэр Вальтер. И теперь он нуждался в его совете.

— Ну-с, — сказал Керр с одному ему характерной монотонной манерой говорить, которая могла напомнить неподготовленному слушателю звук заржавевшего охотничьего рожка, — насколько я могу судить, молодой человек упал с большой высоты.

— Он упал или его столкнули? — спросил сэр Вальтер. — Вот в чем вопрос, друг мой.

Керр обошел маленькими шажками стол, на котором лежал труп бедного Джонатана. Сэр Вальтер велел доставить тело из Келсо в Селкирк, для того чтобы врач осмотрел его, и старый Керр был так опечален из-за жестокой смерти молодого человека, что возможность увидеть труп оказалась для него желанной.

Рассмотрев перелом черепа, Вильям обмыл с трупа кровь, чтобы точнее изучить увечья Джонатана.

— Нет никаких указаний на насилие, — постановил он наконец. — Ни одного режущего ранения и колотых ран на всем теле. Смерть наступила в результате удара, в этом нет никаких сомнений. Кроме того, несчастный юноша сломал при падении затылок. Это объясняет неестественный угол, в котором находятся голова и туловище по отношению друг к другу.

Сэр Вальтер избегал смотреть на труп. Его мутило от резкого запаха, исходящего от бесчисленных масел и эссенций, которыми врач снабжал своих пациентов в качестве лекарств. Мысль, что молодой человек, лежащий там, на столе, безжизненный и бледный, еще день назад находился в полном здравии, была ему невыносима.