Тени войны - Оверчук Алексей - Страница 44

В полях у предгорий я видел в основном только работающих женщин. Белые платки маячили в море полевой зелени, время от времени взлетала над головой мотыга.

Все мужики в полном здравии обнаружились в кишлаке. Они сидели на корточках в тенечке деревьев у арыка, лузгали семечки.

БТРы остановились возле селян.

— Салям алейкум, уважаемые! — сказал Шархель.

— Алейкум салям! — отозвались уважаемые.

— Старосту позовите, а?

Мужики посмотрели друг на друга и заговорили одновременно типа: «Уля, во беля, уляля, курхим байда». Потом снова уперлись немигающими глазами в БТРы. В общем, позабыли русский язык и ни хрена не понимают.

Вокруг машин собралась детвора. В грязных кацавейках, с голым пузом, в соплях и разводах ила, они толкали друг дружку в спины, щупали пальчиками колеса, броню. Но стоило к ним повернуться, как кидались врассыпную.

Наконец, пограничник не выдержал и объявил на местном наречии, что военные привезли гуманитарную помощь.

Тут же несколько самых младших из этого «мужского клуба» бросились в разные стороны кишлака на поиски старосты. Но их помощь не потребовалась. Староста объявился мгновенно, сам.

Десантники попрыгали с брони и, ненавязчиво держа автоматы на изготовку, разошлись вдоль дороги. БТРы развернули стволы в разные стороны.

— Мы привезли гуманитарную помощь, — сказал на русском пограничник. — Где ее можно раздать и поделить между селянами?

— Давно вас ждем, — ответил на чистом русском староста. — Весь груз можно сложить у меня в доме.

— Нет. Мы хотим раздать, чтобы всем досталось. Это понятно?

— Понятно-понятно, — закивал староста и указал рукой в проулок кишлака. — Там мой дом. Самый большой. Туда.

Мы двинулась в глубь кишлака. Под тенистыми деревьями у арыка никого не осталось. Мужики пошли вслед за БТРами, мальчишки бросились в поля звать матерей.

Мы остановились у каменного заборчика, за которым был весьма добротный дом старосты.

Бойцы закинули автоматы за спину и начали таскать коробки с гуманитарной помощью во двор. Мы с Колчиным тоже впряглись.

Когда коробки были уложены, вокруг дома уже собралось около ста человек. Мужчины пристроились в тенечке. Женщины в пестрых национальных платьях — на солнцепеке. Вокруг суетились неугомонные дети.

Офицер-пограничник выступил вперед:

— Добрый день, дорогие селяне! Российская армия привезла вам гуманитарную помощь! Пожалуйста, становитесь в очередь. Возьмите своих детей. Сейчас наши солдаты начнут раздавать…

Оказалось, что все они прекрасно понимают по-русски. Переводчик не потребовался. Мигом выстроилась очередь.

Солдаты вскрыли коробки. Каждой подошедшей женщине выдавался набор продуктов, консервов, джемов, каких-то соусов и приправ. Детям — конфеты, печенье, кофточки, платья, трусы, футболки. Поднялся неимоверный шум. Уже отоваренные селяне показывали еще не отоваренным ассортимент полученных продуктов и вещей. Тут же шел какой-то торг. Гвалт. Они о чем-то спорили и ругались. На пацанах оказывались надетыми девичьи платья и кофточки, а девочки щеголяли в мужских трусах.

— Ты женат? — спросил Колчина Шархель.

— Я — да. А что?

— Тогда ничего. А ты, Леша?

— Нет, не успел.

— Во! У тебя есть отличная возможность. Здесь можно запросто купить себе невесту. Выбирай. — Он указал рукой в сторону молоденьких девчушек лет четырнадцати.

— М-м… И почем?

— Да как сторгуешься. Не больше ста баксов.

— Вот так вот запросто, да? Купил и увел, да?

— Запросто. У них у всех здесь в кишлаке ведь даже паспортов нет. По определению! Официально они не существуют. Так что плати и забирай. Ну? Созрел?

— Да неохота!

— Сто баксов жалко?

— Их всех жалко…

После «раздачи слонов» староста зазвал всю нашу группу в дом. Типа чайку попить, типа восточное гостеприимство, все такое.

Мы все расселись на просторной веранде, нам разлили по пиалушкам зеленый чай. Плюс кусок лепешки.

— Ну, ака, — обратился Шархель к старосте, — у меня есть один вопрос.

Старик сразу же приосанился. Наверное, решил, будто мы начинаем женихаться.

— Ака, сегодня ночью какая-то группа прорвалась из-за кордона. Обстреляла заставу. Пока наши пограничники отбивались, большая часть нарушителей перешла границу и ушла в глубь страны. Не слышал ли чего?

Глазки старосты забегали. Он пытался определить, что именно нам известно о той группе и не берем ли мы его на понт.

— Здесь много людей ходит, — начал он. — Бывает, и чужие забредают. А мы мирные люди. Не милиция, не военные. Задерживать и проверять никого не можем. Если придет кто, о чем его спрашивать? Захочет — сам скажет, не захочет — молча уйдет.

Серега недовольно покачал головой:

— Ты, ака, не понимаешь. Мы тебя о конкретной группе спрашиваем. Нам, в принципе, по барабану: заходили они в кишлак, не заходили. Твои пастухи далеко баранов гоняют. Многое видят. Так скажи мне, приходила группа из-за кордона?

Староста очень осторожно, словно боясь, что кто-то может подглядеть, утвердительно кивнул. Шархель разложил перед ним карту:

— Вот «Дикая тропа», — палец пополз по топографическому рисунку, — вот тут «Козий след». Вот «Древний камень». А это— «Вдовий плач». Ну, ака? Ты меня понял?

Староста понял. Отлично понял, чего от него хотят… Ну как откажешь добрым людям, которые еще и гуманитарно помогли! Им, этим добрым людям, надо помочь в ответ…

До «Вдовьего плача» оставалось всего несколько километров. Перед последним броском спецназовцы решили заехать на пограничную заставу, которую потрепали ночным обстрелом.

— А куда указал старик на карте? — спросил я Шархеля, когда наша бронегруппа въехала на территорию заставы.

— На «Древний камень». Они идут от границы, прошли это место. Следующим, я думаю конечным, пунктом станет «Вдовий плач».

— Думаешь, это они?

— Уверен.

— А чего старик так мялся-жался? — поинтересовался Колчин. — Мы же не бандиты.

— Не хочет в наших разборках участвовать. По-своему прав. Сейчас он сказал нам об этой банде. Завтра его же поселяне настучат бандитам, что он их сдал…

БТРы поставили под единственным, раскидистым, деревом подле ворот заставы. Командиры вместе с Шархелем пошли представляться.

Мы сидели на броне в тенечке и медленно остывали. Черные стволы башенных пулеметов нагрелись на солнце так, что можно было запросто жарить на них бекон. Из открытых кормовых люков жара валила, словно из печки. Весь десант сосредоточился на носу и в узком пространстве между башней и кормой.

Но насладиться тенечком не удалось. За шиворот стали сыпаться многочисленные муравьи. Эти мелкие твари прыгали как-то подозрительно метко и нещадно кусались. Через пять минут вся наша группа хлопала себя по спинам, по груди, с остервенением чесала коленки и материлась на чем свет. Бойцы сорвали с себя одежду и начали размахивать ею, стараясь вытряхнуть злобных тварей. Но с каждой секундой на нас десантировались все новые партии муравьев.

В конце концов мы не выдержали и отъехали на БТРах из-под дерева под палящее солнце. Все разделись до трусов и стали методично выколупывать муравьев из одежды.

Тут вернулись наши командиры вместе с офицером с заставы. Они оглядели нашу голую команду…

— Что случилось? — строго спросил Миша.

— Муравьи, мать их!

— Какие, на х… муравьи?!

— Да, мы не успели вас предупредить, — деликатно вмешался незнакомый офицер в звании лейтенанта. — Тут этих муравьев полчища. Живут на дереве. Мы сами под него никогда не становимся. Жрут сволочи, сил нет. Хотели это дерево спалить. Да местные нас отговорили. Всех насекомых не убьем, а муравьи тогда к нам переселятся и нас с заставы выживать начнут. Так и живем. Мы их не трогаем. Они — нас.

…На пограничной заставе славянами были только лейтенант, командир заставы, и два контрактника. Остальной личный состав — таджики из окрестных кишлаков. Местная молодежь охотно служит и в пограничных частях, и в 201-й мотострелковой дивизии. Поскольку работы в республике нет никакой, даже скудная зарплата российского солдата в рублях по сравнению с местными заработками в тенге — богатейские деньги. На скромное солдатское жалованье можно многое себе позволить и даже чувствовать себя видным женихом.