Обсидиан (СИ) - "Ginger_Elle" - Страница 29

— Это невозможно… Я не верю… — прошептал принц.

— Я сам не верил, Сури, — произнёс Инген. — Но теперь я знаю точно. Я знаю. Если бы хотя бы ты ненавидел меня за всё, через что я заставил тебя пройти, я бы сдержался… Но, как это ни глупо с твоей стороны, ты любишь меня.

Он наконец выпустил из рук золотистую косу, которую расплёл почти до самого конца. Сури смотрел на него растерянными, удивлёнными, почти испуганными глазами.

— Но я же… Все говорят, что я чудовище…

— Мои враги говорят обо мне то же самое, но ты ведь полюбил меня. Я люблю тебя, младший принц, и боюсь больше всего на свете. Если я позволю себе один раз прикоснуться к тебе, поцеловать тебя, то потом… когда-нибудь потом я не смогу остановиться. Ты — моя смерть, Сури. Моя любовь и моя смерть.

— Нет, нет!.. — закачал головой Сури, отходя от Ингена. — Лучше отошлите меня, чтобы никогда больше не видеть…

— Разве ты не хочешь быть со мной? — спросил король.

— Я хочу! — вырвалось у маленького эльфа. — Больше всего на свете хочу! Но это всё равно невозможно.

— Иди сюда, Сури, — сказал Инген, протягивая ему обе руки.

Мальчик послушался. Его лёгкие, невесомые пальцы легли в ладони короля. Они уже стояли так в день брачной церемонии, но теперь они по-настоящему хотели принадлежать друг другу. И не могли.

— Я приду к тебе завтра, Сури, — пообещал Инген. — Завтра вечером. Сегодня я…

— Я знаю. Я вижу. — Принц чувствовал сильное напряжение в пальцах мужчины, видел, как тяжело ему даются слова и как покрылся лёгкой испариной лоб: Ингену было тяжело находиться так близко от него в течение долгого времени.

— Я долго не видел тебя и отвык. Мы будем встречаться каждый день, когда только возможно. Я помню, что раньше мне было проще.

Они смотрели друг на друга не отрываясь, не зная, что делать дальше: оставаться вместе было невозможно, но и расстаться сил не было.

Инген обхватил тонкую талию маленького эльфа и притянул его к себе. Королю пришлось сильно склониться вниз, чтобы коснуться губ Сури. Тот ответил на поцелуй с готовностью, с удивившей Ингена страстью, словно хотел раствориться в мужчине. Да, сдерживать себя будет тяжелее, чем он рассчитывал: в мальчике невероятным образом смешивались наивность и опытность, и от одного этого уже можно было забыть про всё на свете.

Вечером следующего дня Инген появился в спальне Сури со знакомой тому шкатулкой, где хранились кисточки и пузырьки с красками.

— Так мы будем знать, когда остановиться, — пояснил чародей.

Он сам раздел мальчика, очень осторожно и нежно, почти ни разу не коснувшись его тела. Сури встал напротив большого напольного канделябра, и король стал наносить на его перламутрово блестевшую кожу руны.

— Я много узнал о тебе, принц, но недостаточно для того, чтобы мы могли быть вместе, — сказал он. — Тебе хватит девяти рун: семи золотых и двух чёрных. Когда на твоём теле начнут тускнеть золотые, это будет означать, что мы подошли уже близко к краю, за которым твоя сила лишит меня магии, но у нас ещё есть немного времени, совсем чуть-чуть, пока знаки не исчезли полностью.

Мягкое, чуть щекочущее прикосновение кисточки было возбуждающим — теперь, когда Сури знал, для чего это делается, и не испытывал страха, что его отдадут незнакомому мужчине. Как раз наоборот: он собирался принадлежать своему мужу, которого любил и желал всем сердцем и о котором не смел даже мечтать раньше.

Инген опустил взгляд вниз, к животу Сури и улыбнулся: ему было приятно видеть желание принца.

— Теперь надо подождать, чтобы краска высохла, — произнёс он, начиная снимать одежду с себя.

— Я помогу, — Сури потянулся к шнуровке, стягивавшей верх шёлкового одеяния Ингена.

Оставшись обнажённым, король стал выводить руны и на своём теле, на этот раз только чёрные. С теми, которых он не мог видеть, ему помогал Сури: чародей нарисовал образцы прямо на белых простынях, и мальчик старательно их скопировал. Потом они сели на постели друг напротив друга и стали ждать, когда знаки высохнут и на теле Ингена.

— Всего несколько минут, — сказал тёмный эльф, не сводя глаз с сидевшего перед ним маленького хрупкого создания, словно выточенного из цельного куска перламутра. — Я ждал этого много недель. Я каждый вечер думал о тебе, засыпая, и, если мне везло, видел тебя во сне. С того дня, как я вернулся из охотничьего замка, я знал, что люблю тебя. Это стало карой мне за всё то, что я сделал с тобой, — понять, что я люблю тебя, когда другой мужчина брал тебя прямо у меня на глазах. Я подумал, что умру от отчаяния и ревности и что я заслуживаю смерти.

— Мне кажется, я ждал сегодняшнего дня всю жизнь, — просто ответил Сури.

Ребёнок, выросший в замке-тюрьме и всегда знавший, что останется там навечно, он никогда не думал, что увидит в своей жизни что-то иное кроме каменных стен и серой пустыни за ними. Он мечтал о дальних странах, море и, может быть, даже о любви, но даже самые смелые мечтания не заходили так далеко… Он в одной комнате, в одной постели с Ингеном Чернокрылым, великим королём и чародеем, и тот говорит ему о любви.

Сури не выдержал — протянул к мужу руку, дотронувшись сначала до его груди, потом до живота. Никогда раньше он не делал такого: он только отвечал на желание другого мужчины, но не желал сам. С Ингеном всё было иначе: он хотел целовать его, ласкать, чувствовать прикосновение его кожи к своей. Он хотел принадлежать ему.

Тёмный эльф взял его руку и сначала поцеловал бледные пальцы, потом поднялся чуть выше по руке… а потом так долго сдерживаемые чувства прорвались наружу. Инген яростно приник губами ко рту Сури, сжал мальчика в объятиях и уронил на постель. Он целовал его щёки, глаза, губы, прикусывал кончики острых ушей, впивался в шелковистую кожу на шее и не мог утолить свою жажду. Он забыл, что с ним нет магии, что он беззащитен и слаб сейчас, он мог думать только о Сури, маленьком волшебно-прекрасном эльфе, нежном, хрупком, чистом, страстном, дрожащем сейчас под ним от нескрываемого желания и обхватывающем его своими горячими руками.

Инген бросил быстрый взгляд на руны и продолжил целовать супруга, своего законного супруга и возлюбленного, с которым они не могли быть вместе. Его поцелуи спускались ниже, не оставляя ни одного крошечного местечка на теле, которое осталось бы не обласканным. Это восхитительное тело снилось ему по ночам и сводило его с ума; чаще него Ингену вспоминались только большие чёрные глаза мальчика, глядящие прямо в душу и одновременно раскрывающие душу Сури ему.

С губ принца слетали короткие стоны, а пальцы гладили руки и плечи Ингена или блуждали в его длинных чёрных волосах. Он прогибался под его прикосновениями и прижимался плотнее — безо всякого возбуждающего снадобья — и так откровенно, не стесняясь желал мужчину… Инген почувствовал, что его собственное возбуждение становится уже плохо управляемым, бешеным, убийственным. И он в этот момент сделал то, чего не делал ни для одного из своих любовников, даже для столь обожаемого им когда-то Гарета, — он коснулся губами члена Сури, провёл по нему языком, слизывая выступившую влагу, а потом втянул всю головку в рот.

Мальчик застонал громче и забился под ним. Инген вобрал в себя чуть больше, скользнув губами по нежной коже, обжигающе-горячей, пульсирующей, пахнущей чем-то непонятным и новым — телом, теплом, солнцем, жизнью, каким-то особым жарким запахом светлых эльфов. Пальцы короля тем временем гладили и сжимали бёдра Сури, но когда они обхватили основание члена мальчика, тот вскрикнул, вздрогнул, задышал часто-часто и с дрожью в голосе простонал:

— Нет, нет… Больше нельзя… руны…

Инген остановился. Сури сел и начал выбираться из-под него.

— Больше нельзя, — повторял он, чуть не плача, — иначе мы… иначе я…

Король до крови прикусил нижнюю губу. О небо, на какие мучения он обрёк их обоих! На ещё большие по сравнению с теми, что выносил сам, любя Сури и не позволяя себе видеться с ним. Вот так раз за разом замирать на самом краю и никогда не получать, чего жаждешь…