Мэнсфилд-парк - Остин Джейн - Страница 77

– Пожалуй, сэр, – сказала Фанни, не в силах долее отмалчиваться. – Пожалуй, сэр. Я пожалела, что вы не всегда понимаете себя так хорошо, как в ту минуту, когда это говорили.

В восторге оттого, что наконец заставил ее заговорить, Крофорд преисполнился решимости не дать разговору иссякнуть; и бедняжка Фанни, которая надеялась, что такой жестокий упрек заставит его замолчать, с грустью убедилась, что ошиблась и что любопытство его теперь направлено лишь на другой предмет и один набор слов уступил место другому. Ему непременно требовались от нее какие-то объяснения. Как не воспользоваться таким удобным случаем. С тех самых пор, как он виделся с нею в кабинете ее дядюшки, не было у него такого случая и до отъезда из Мэнсфилда, верно, уже и не будет. Леди Бертрам, сидящую по другую сторону стола, можно не принимать в расчет, она скорее всего, по обыкновению, дремлет, а Эдмунд все еще поглощен объявлениями.

– Что ж, – сказал Крофорд после множества стремительных вопросов и неохотных ответов, – теперь я счастливей прежнего, потому что яснее понимаю ваше обо мне сужденье. Вы полагаете, что я непостоянен, легко поддаюсь минутной прихоти, соблазну, легко забываю. При таком мнении не удивительно, что… Но мы еще посмотрим. Нет, не словами постараюсь я убедить вас, что вы несправедливы ко мне, я не стану вам говорить, что привязанности мои прочны. Мое поведение само скажет за меня, разлука, расстоянье, время скажут за меня. Они докажут вам, что если кто и заслуживает вас, так это я. Конечно же, вы несравненно благороднее меня душою, это я знаю. У вас есть достоинства, какие, как мне прежде казалось, в такой степени ни в ком не встретишь. В вас есть что-то ангельское, сверх того – не просто сверх того, что видишь, ибо ничего подобного увидеть нельзя – но сверх того, что можно было бы вообразить. И все-таки меня это не пугает. Вас можно добиться, вовсе не сравнявшись с вами достоинствами. Об этом нечего и мечтать. Лишь тот, кто видит ваши достоинства, и сильней, чем кто-либо другой, их боготворит, и преданнее всех вас любит, лишь тот и может надеяться на взаимность. На этом и покоится моя уверенность. По этому праву я заслуживаю вас и заслужу. Я слишком хорошо вас знаю и потому питаю самые горячие надежды, пусть только вы убедитесь, что привязанность моя такова, как я говорю. Да, милая, прелестнейшая Фанни… Нет (спохватился он, увидев, с каким неудовольствием она отшатнулась от него)… прошу прощенья. Наверное, я еще не вправе… Но каким же еще именем мне вас называть? По-вашему, в мыслях моих я называю вас как-нибудь иначе? Нет, весь день напролет я думаю о «Фанни», о «Фанни» грежу всю ночь. В этом имени воплотилась такая прелесть, что оно одно заключает в себе ваш образ.

Фанни с трудом усидела на месте, она уже готова была встать и уйти, хотя представляла, как открыто он этому воспротивится, но тут с облегченьем услышала приближающиеся шаги, которых давно ждала и не понимала, отчего они так непостижимо задержались.

Торжественная процессия во главе с Бэдли внесла чайный поднос, чайник, сладкие пироги и освободила Фанни, и телом и душой, от мучительного плена. Крофорд вынужден был отойти. Наконец-то она свободна, при деле, защищена от него хлопотами у чайного стола.

Эдмунд не без удовольствия вновь стал одним из тех, кто мог и говорить и слушать. И хотя беседа Крофорда с Фанни показалась ему поистине долгой, и хотя, глянув на Фанни, он только и увидел досадливый румянец, он хотел надеяться, что столь долгий разговор не мог не принести хоть какую-то пользу тому, кто его начал.

Глава 4

Эдмунд решил, что лишь от Фанни будет зависеть, станут они говорить об ее отношениях с Крофордом или нет, и, если она не заговорит первая, он ни за что этого не коснется; но прошло дня два взаимной сдержанности, и отец вынудил его переменить решение и попытаться употребить свое влияние на Фанни в пользу своего друга.

День отъезда Крофорда, очень близкий день, был уже назначен, и сэр Томас рассудил, что до того, как молодой человек покинет Мэнсфилд, неплохо бы сделать еще одну попытку в его пользу, укрепить его надежды, чтоб ему было легче сдержать все свои обеты и клятвы в неизменности своего чувства.

Сэр Томас был сердечно заинтересован, чтобы в этом мистер Крофорд оказался на высоте. Он желал, чтобы тот являл собою образец постоянства, и почитал, что всего верней для этого не испытывать его слишком долго.

Эдмунд охотно уступил уговорам отца вмешаться: он желал знать, каковы чувства Фанни. Прежде, когда у ней возникали какие-нибудь сомнения, она всегда советовалась с ним, и при его глубокой привязанности к ней ему трудно было мириться с тем, что сейчас она отказывала ему в доверии; он надеялся быть ей полезен, конечно же, он будет ей полезен, кому еще откроет она свое сердце? Если у ней нет надобности в совете, ей, должно быть, надобна поддержка, которую дает беседа с другом. Фанни, отдалившаяся от него, молчаливая, замкнувшаяся в себе, – это так неестественно; он должен пробиться к ней, и сделать это тем легче, что она, конечно же, сама этого хочет.

– Я поговорю с нею, сэр. Воспользуюсь первым же случаем, когда смогу поговорить наедине. – Таков был ответ Эдмунда после всех этих мыслей; а когда сэр Томас сказал, что Фанни как раз прогуливается одна в аллее, он тотчас же к ней присоединился.

– Я хотел бы погулять с тобою, Фанни, – сказал Эдмунд. – Ты не против? (И он подал ей руку.) Мы уже давно не гуляли вместе в свое удовольствие.

Фанни согласилась со всем сказанным скорее не словами, но всем своим видом. Настроение у ней было подавленное.

– Но, Фанни, чтобы погулять в свое удовольствие, недостаточно просто пройтись вместе по дорожке, – через минуту прибавил Эдмунд. – Ты должна поговорить со мною. Я знаю, тебя что-то беспокоит. И знаю, о чем ты думаешь. Ты ведь не предполагаешь, будто мне ничего не известно. Неужто я должен узнать обо всем от кого угодно, только не от самой Фанни?

Фанни тотчас же ответила ему, и взволнованная и удрученная:

– Если ты слышал про это от кого угодно, так мне нечего тебе рассказать, кузен.

– Быть может, не о событиях, Фанни, но о чувствах. Кто, кроме тебя, может о них рассказать. Однако не подумай, будто я собираюсь у тебя выпытывать. Если только ты и сама не хочешь мне рассказать. Я думал, когда ты поделишься своими чувствами, тебе полегчает.

– Боюсь, мы думаем совсем по-разному, и потому, рассказав тебе о них, я едва ли испытаю облегченье.

– Тебе кажется, мы думаем по-разному? Вот чего я никак не предполагал. Я уверен, при сравнении наших мнений обнаружится, что они так же схожи, как бывало всегда. Вот к примеру – я нахожу предложение Крофорда весьма подходящим и желательным, если ты можешь ответить ему взаимностью. По-моему, вполне естественно, что вся твоя семья желает, чтоб ты ответила ему взаимностью. Но раз ты этого не можешь, ты поступила как должно, отказав ему. Разве мы с тобой в этом расходимся?

– О нет! Но я думала, ты меня винишь. Я думала, ты против меня. Такое утешенье, что я ошиблась.

– Ты могла получить это утешенье раньше, Фанни, если б ты его искала. Но как ты могла подумать, будто я против тебя? Как могла ты вообразить, будто я сторонник брака без любви? Разве я когда-нибудь судил легкомысленно о подобных делах, как же могла ты вообразить, что я стану так судить, когда дело касается до твоего счастья?

– Дядюшка считает, что я поступаю нехорошо, и я знаю, он с тобой говорил.

– Я нахожу, что ты поступила совершенно правильно, Фанни. Я могу огорчаться, могу удивляться… хотя нет, едва ли, ведь у тебя не было времени привязаться к нему. Но по-моему, ты совершенно права. Какое в том может быть сомненье? Позор тому из нас, у кого оно может возникнуть. Ты его не любишь, и ничто не могло бы оправдать твое согласие.

Уже много, много дней не было у Фанни так спокойно на душе.

– До сих пор твое поведение было безупречно, и те, кто хотел бы видеть его иным, не правы. Но на том дело не кончается. Чувство Крофорда незаурядно, он упорен в своей надежде вызвать у тебя расположение, которого ты не питала к нему вначале. Для этого, как известно, надобно время. Но, – продолжал Эдмунд с ласковою улыбкой, – дай ему преуспеть, Фанни, дай ему наконец-то преуспеть. Ты показала себя прямой и бескорыстной, теперь покажи себя признательной и отзывчивой, и тогда ты будешь само совершенство, а я всегда был уверен, что ты рождена стать совершенством.