Ненависть - Остапенко Юлия Владимировна - Страница 44

— Нет-нет, — поспешил успокоить ее Дэмьен. — Просто я столько слышал о них… Что в них такого ужасного?

Она еще какое-то время смотрела на него из-под кустистых бровей. Дэмьен старательно изображал невинную заинтересованность, и в конце концов она поверила.

— Душегубы они, — вздохнув, повторила хозяйка. — Душегубы… Нет… душееды.

— Что?

— Выедают они душу. Поедом. Кто в их поганый храм заходит, тому уж возврата нет. То есть тело-то, бывает, и выживет… порой… А душа — нет ее, улетела, сожрали гады эти…

— Что значит «сожрали»? — терпеливо переспросил Дэмьен.

— Ну вот… вот смотрите, милорд. — Она подалась вперед, пытливо заглядывая ему в лицо болезненно поблескивающими глазами, и Дэмьена внезапно охватило двойственное ощущение: уверенность, что сейчас она вцепится в его предплечье костлявой старушечьей рукой, и воспоминание о мутных глазах тэбергского менестреля. Оба эти чувства были отвратительными. — Смотрите, есть парень хороший… молодой, красивый… ладный… вроде вас… Идет он в эту крепость проклятую, выходит — не скоро выходит… Возвращается к своей матери, переступает порог, и улыбка — прежняя, ясная… А в глазах темно. Пустые глаза. Никакие. Прощай, говорит, мама. Прощай. И улыбается, как прежде…

Она коротко выдохнула, оборвав себя на полуслове, и порывисто откинулась назад. Дэмьен пристально смотрел на нее.

— И что, так всегда? — коротко спросил он.

— Всегда. Свои ли, вейнтгеймские… Чужие ли… Приходят, идут к этой погани. Кто возвращается — пустые. И говорят: прощай, мама. Всегда говорят.

— Что же с ними делают? — Женщина передернула плечами.

— Колдуют, ясное дело. Как же еще душу-то выкрасть можно? А знаете что, милорд, вам я, пожалуй, скажу, — вдруг оживилась она и снова наклонилась к Дэмьену, хотя он предпочел бы, чтобы женщина сохраняла прежнюю дистанцию. — Они воруют души… вешают их связками в своих погребах, как грибы… как коровьи туши… А потом съедают.

— Зачем? — спросил Дэмьен, не зная, смеяться ему или немедленно убираться отсюда.

— Одна душа — десять лет жизни, — пояснила женщина. — Никого не принимают в друиды. Те, что сейчас, — те же, что были триста лет назад.

— Зачем же к ним идут? Если все так, как вы говорите?

— Что я говорю, милорд? Я всего лишь глупая старая женщина, — невозмутимо ответила та и вдруг встала. — Если вы всё-таки к ним, то уходите… отсюда. Из города. Пока не поздно.

— Я не… — начал Дэмьен, но она уже ушла, прихлебывая на ходу портвейн и оставив его со звенящими в голове словами: «Уходите отсюда. Из города. Пока не поздно».

Пока не поздно. Уходи, пока не поздно.

Да нет. Давно уже поздно.

Ближе к вечеру, отоспавшись с дороги, Дэмьен вышел в город. Снег перестал, хрупкие горки талого льда поблескивали на темной земле — к утру всё растает. Какое-то время Дэмьен просто бродил по узким улицам, непривычно чистым, но так же непривычно темным — должно быть, оттого, что дома здесь строили из черного камня, словно и в самом деле обсидианового. Ближе к центру города прохожих становилось больше, но почти все они были такими же хмурыми и угрюмыми и смотрели темными глазами в темную землю. Пару раз Дэмьен видел приезжих. Они выглядели немного ошарашенными и сбитыми с толку. Дэмьен подумал, что, должно быть, сам выглядит так же.

А город был прекрасен. Спокойный, острый, иссиня-черный, резной, ажурно-тонкий, как аромат корицы. Возможно, в базарные дни эти угловатые, словно изломанные улицы заполняются бойко галдящим народом, но сейчас Вейнтгейм больше напоминал город-призрак, чем столицу округа. Но — вот странно — Дэмьену казалось, что так и должно быть. Что город вейнтгеймских друидов, город, в котором крадут и съедают души, город, в который Гвиндейл послала его то ли умирать, то ли воскресать, может быть только таким. Темным. Холодным. Пустым.

Он бродил по улицам, подняв воротник плаща и сцепив руки за спиной, пока не вышел к причудливой стене, светлым пятном выделявшейся на общем темном фоне. Кладка была очень грубой — создавалось впечатление, что это древний крепостной вал, сохраненный в качестве исторической реликвии. Сам не зная почему, Дэмьен пошел вдоль нее и очень скоро оказался у маленьких арочных ворот со снятыми створками. Не думая, что делает, Дэмьен шагнул в ворота. И оказался на земле вейнтгеймских друидов.

Он понял это сразу. Здесь всё было не так, как вне стены: обычная брусчатка — крупная и неровная, громоздкие серые здания, грязные ставни, обшарпанные двери и давно не чищенные сточные канавы вдоль стен домов. Город в городе. Дэмьену на миг показалось, что он вернулся в нормальный мир, ненадолго посетив застывшую стерильную картинку, красивую и мертвую. Но стоило отодрать холст от рамы, как за прослойкой картона обнаружился пучок жесткой пожухлой травы. Давно засохшей — но настоящей, в отличие от величественных мертвых красок на темно-прекрасной картине.

— Вы к нам, сударь?

Дэмьен вздрогнул, резко обернулся. Рядом с ним стоял невысокий плешивый человек в фиолетовой рясе с широкими рукавами, в которых он прятал руки. Капюшон был откинут, и большие влажные глаза монаха доверчиво смотрели на Дэмьена. Охрана? Что за чушь. В арке даже нет ворот. Кто угодно может зайти сюда. Да, а как насчет выйти?..

— Нет, — неожиданно резко ответил Дэмьен. — Я просто… просто смотрел город.

— А, ну да, — улыбнулся монах.

Снова пошел снег; легкие, почти невидимые снежинки посыпались с потемневшего неба. Монах хлопнул ладонью по лысине, смахнул с нее несколько капелек, засмеялся.

— Как рано снег выпал в этом году, — сказал он.

— Да, — отрешенно согласился Дэмьен, рассматривая странные неказистые строения, совсем не похожие на храмы, и невольно вспоминая уродливую обитель Гвиндейл.

— Вы издалека к нам приехали? — поинтересовался монах.

— Да, — так же отстраненно повторил Дэмьен.

— О, я вижу, вы смотрите на наши дома… Нет, это не храмы. Люди всегда спрашивают, но это не храмы, нет, конечно. Служебные здания, жилые помещения тоже, но основная масса дальше. Хотите посмотреть?

— Нет, — с нажимом ответил Дэмьен. — Я… я случайно зашел сюда. Эта стена так выделяется… И ворот нет…