Ненависть - Остапенко Юлия Владимировна - Страница 34

— Где твой меч? — удивленно спросил Кормак, лишь только они выехали на дорогу.

— У меня его нет, — улыбнулся Дэмьен. Память о проржавевшем товарище, оставшемся в доме Клирис, была звонкой и пустой, как его мысли в эту минуту.

У него был с собой небольшой стилет в простых кожаных ножнах на случай встречи с охотниками до легкой добычи, коих немало на лесных дорогах. Этого более чем достаточно. Он не возьмет больше меч в руки. Никогда.

Кормак окинул попутчика пристальным, изучающим взглядом.

— Так чем же ты зарабатываешь на жизнь? — поинтересовался он, видимо, озадаченный тем, что Дэмьен вовсе не оказался его собратом по ремеслу.

— То тем, то этим, — пожал плечами тот. — Последние пару лет дровосеком был…

— Дровосеком, — без удивления повторил Кормак и хмыкнул. — Ну и в каких местах столько платят дровосекам, что на такую кобылку хватило?

Дэмьен усмехнулся, потрепал по холке гнедую кобылу, купленную всё в той же деревне. Он отдал за нее почти весь задаток за дрова и отметил, что во взгляде конюха, пересчитывавшего деньги, не было удивления — только любопытство. Выходя, Дэмьен услышал, как он шепнул жене: «Таки свалил парень» — и почувствовал острый укол совести. Они никогда не сомневались, что рано или поздно он снова бросит Клирис. Слишком хорошо они помнили его прежнего, чтобы обмануться. Как оказалось, лучше, чем помнил он сам.

— И долго ты дрова-то колол? — Насмешливый вопрос Кормака выдернул его из коробящей, смущенной задумчивости.

— Три года, — быстро ответил Дэмьен и отвернулся, давая понять, что не расположен обсуждать эту тему.

Отвернулся — и не заметил странной мимолетной вспышки, мелькнувшей в белесых глазах его попутчика. Через минуту, снова повернувшись и видя по недоверчивому прищуру Кормака, что того всё же интересует, как это человека, которого столь легко принять за солдата удачи, угораздило так долго заниматься мужицким промыслом, Дэмьен решил сменить тему:

— Зачем ты едешь в Вейнтгейм?

— Заработать, — охотно откликнулся наемник, словно бы невзначай подкрутив усы. — Большой заказ мне там обещали. Крупный. А то всё мелочь какая-то в последнее время попадается. Перевелся клиент!

— Да не в том дело, просто законы помягче стали, — рассеянно возразил Дэмьен, глядя на желто-бурую дымку, дрожащую у горизонта, там, где дорога сворачивала на север. — Теперь не каждого убийцу вешают, вот господа и предпочитают экономить. Лучше уж сиятельные ручки замарать, чем на лишнюю сотню раскошелиться.

— Да-а уж, — протянул Кормак, с ухмылкой покосившись на попутчика. — То ли дело лет пять назад… года три даже. А при жизни Гертольда и вовсе раздолье было… — он выждал паузу, словно ожидая от Дэмьена комментария, и, не получив его, разочарованно добавил: — Теперь щедрого заказчика не так-то просто найти. Вот такой меня в Вейнтгейме и ждет. А ты?..

— Что — я?

— Тебя кто ждет в Вейнтгейме?

Хороший вопрос. В самом деле, просто отличный. Дэмьен тоже задал бы его, если бы знал кому.

— Дело, — коротко ответил он.

— Женщина? — усмехнулся Кормак.

Дэмьен вздрогнул. Могло ведь оказаться, что его попутчик прав. В Вейнтгейме его ждет женщина. Некрасивая жаркая женщина, рыжая валькирия с медленной смертью на кончике ножа. Дэмьен невольно дернул щекой, прогоняя зуд из внезапно напомнившего о себе шрама. Зачем он едет в Вейнтгейм? Зачем? Лишь теперь он осмелился задать себе этот вопрос.

«А может, там она? Черноволосая плясунья из Тэберга? — мелькнула у него сумасшедшая мысль. — Стоит на мосту через снег и ждет меня… Черт, да что вообще такое этот мост через снег?»

— Кормак, ты знаешь что-нибудь о вейнтгеймских друидах? — вдруг спросил он.

Наемник бросил на него удивленный взгляд.

— Да ты никак в монастырь собрался, парень? — спросил он, и насмешка в его голосе смешалась с плохо скрытым недоумением.

«Если честно, понятия не имею», — такой ответ был бы, пожалуй, единственным правдивым, но Дэмьен резонно рассудил, что подобное заявление повлечет за собой поток вопросов, на которые он не хотел и не собирался отвечать. В конце концов, он знал этого человека меньше суток.

— А всё-таки? — настойчиво проговорил Дэмьен, и Кормак передернул костлявыми плечами.

— Да что знаю… Закрытый орден монахов-отшельников, чуть не заживо погребенных в своих храмах… Храмы эти занимают не меньше десятка кварталов, половину города, пожалуй. На люди выходят мало. Кому поклоняются, сам черт не разберет. По-моему, у них даже устоявшегося пантеона нет.

— Ты знаком с кем-нибудь из них?

— Знавал. Хотя они ребята неразговорчивые…

— Как у них проходит обряд посвящения?

Кормак развернулся в седле, теперь уже не скрывая подозрительного взгляда. Похоже, он был здорово разочарован тем, что парень, с которым он неплохо покутил накануне и в чьей компании, похоже, собирался нескучно провести путь, оказался кандидатом в друидские адепты. Дэмьен же не знал, что толкает его задавать наемнику эти вопросы: можно было бы с таким же успехом порасспрашивать про вейнтгеймских шлюх… Ведь Гвиндейл ничего не говорила о том, что он должен стать друидом. Почти ничего.

«Ты что, хочешь, чтобы я ушел в монастырь?!» «Хочу ли этого я?»

— Ну, насколько мне известно, у них не обряд, а череда инициации — то ли шесть, то ли семь. И, по слухам, девять человек из десяти помирают после этих плясок…

«То, что надо, — невесело усмехнулся Дэмьен. — Гвин, если ты всего лишь хотела моей смерти, можно было не засылать меня так далеко».

— Вообще у них странное отношение к жизни, — заметил Кормак. — Как по мне, все они некроманты, только прикрываются друидскими рясами. Иначе с чего это им так рьяно свои храмы оборонять, словно крепость какую? Знаешь, у них ведь целая армия там, за стенами! Воинов они охотно принимают, если те выживут, конечно. И этот их закон о святой смерти…

— Святой смерти? — резко переспросил Дэмьен, почувствовав, как что-то тревожно екнуло в груди от этих слов Кормака.

— Ну да… Друид, умерший насильственно, возводится в сан святого, а его убийца проклинается. Эти, с позволения сказать, убиенные у них считаются даже не мучениками, а богами. Им воздают молитвы, жертвы приносят — таких святынь, с мощами, полно по всему Вейнтгейму. Как по мне — что-то они с трупом, убиенным-то, делают и до того мерзкое, что душу возводят в сан святыни… Вину заглаживают, что ли?