Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Ненависть - Остапенко Юлия Владимировна - Страница 31


31
Изменить размер шрифта:

«Жизнь — это всё и ничто», — в тысячный раз подумал Дэмьен и, осознав, что наконец верит в эти слова, стал свободен.

Он убил их всех. Зарезал, как свиней, когда они храпели вповалку после очередной попойки. Отца он убил последним. Всадил клинок в его округлившийся к тому времени живот и выдернул меч прежде, чем тело стало оседать. Отец успел проснуться и потрясенно смотрел Дэмьену в глаза, как сам учил, хрипя что-то о его матери. Дэмьен не слушал. Ему не было дела до своей матери. Он убил всех этих людей не за то, что они сделали с ней (хотя он так и не узнал, что именно), а за то, что они подвесили его на ветке дуба, когда ему было четырнадцать лет, и за те три месяца, что он провалялся с вывихнутыми руками, не зная, станет ли когда-нибудь снова полноценным человеком. Он убил их, мстя за себя. Не за своих близких. Он ничем не отличался от других.

А потом была Диз. И она отличалась. Она посвятила свою жизнь мести за тех, кто был ей дорог, и одна мысль об этом едва не сводила Дэмьена с ума. Ведь это означало, что могли быть еще такие, как она. Он же не проверял каждый раз. Сначала — да. Он возвращался на место убийства, говорил с людьми, близкие которых умерли от его руки, и всё, что он видел на их лицах и слышал в их голосах, — равнодушие, пренебрежение, а порой и облегчение. Облегчение было хуже всего. Оно вынуждало Дэмьена верить, что принесенная им смерть делает кого-то счастливее, и это оказалось убийственно удобным оправданием. Потом, с возрастом, эйфория прошла, и ему стало просто всё равно. Потому что он знал — как бы то ни было, другим тоже всё равно. Иначе существовала бы ненависть не за себя.

А ведь она существовала. Как оказалось, Дэмьен просто о ней не знал. И он понял, что ничто не исключает существования сотен и тысяч других Диз даль Кэлеби. Они просто не обладали ее одержимостью, ее упорством, ее силой, или поддались чувству долга, или смогли усмирить гнев. Но они были. Потому что не существует уникальных людей. Диз не могла быть и не была единственной в своей роде.

Когда Дэмьен понял это, всё, чего ему захотелось, — повернуть время вспять и убить своего отца, лишь только он заговорил об убийствах за плату. Но было слишком поздно. Это стало его жизнью. Он не умел делать ничего другого, он не мог чувствовать иначе. Но осознание того, что отец лгал, приводило его в беспомощную, почти детскую ярость. Потому что эта ложь убила его руками сотни людей, жизнь которых не была ничем. Их жизнь была всем. И, как оказалось, не только для них самих.

Тогда Дэмьен пришел к Клирис. Он надеялся, что она сумеет вернуть ему его настоящего, такого, каким он стал бы, не забери его отец из Эсдона много лет назад. Но и эта попытка опоздала. Он слишком долго притворялся убийцей. Он привык к этой роли. И он, тот, кто так долго и упорно отвергал свое умение, потому что оно шло вразрез с его душой, в конце концов подчинил умению душу.

Жизнь — это всё и ничто.

Его жизнь была ничем.

Он сказал Гвиндейл: я хочу знать, что Диз отняла у меня и как это вернуть. А ему всего лишь требовалось осознать то, что он только чувствовал эти три года. Ее ненависть. И ненависть тысяч людей, у которых он отнял близких, воплощенная в ненависти этой девушки. И в ее глазах — так похожих на его собственные. Теперь он знал, что видел отец, глядя ему в глаза.

Что она отняла и как вернуть… Глупый вопрос. Она отняла иллюзию. Отняла щит, которым он прикрывал привычный и удобный мир. А вернуть это невозможно. Но и без этого — невыносимо. Оно слишком глубоко въелось в него, и неудавшаяся попытка зажить нормальной жизнью тому подтверждение. Что же остается?..

Вейнтгеймские друиды.

Дэмьен никогда не верил в богов. Они были ему безразличны. Мысль о том, чтобы посвятить остаток жизни служению им, казалась просто смехотворной. Но Гвиндейл знала, что говорит, — знала, как спасти ему жизнь.

Теперь осталось решить, хочет ли он этого.

Дэмьен не боялся смерти. Он был с ней на «ты» и не сомневался, что она будет к нему добра. Но так же он знал, что жизнь — это всё, когда она твоя собственная. И что, когда Диз приставит лезвие меча к его горлу, он захочет жить. Даже если ему будет казаться, что нет. К тому же он понимал, что она не заинтересована в том, чтобы его смерть была быстрой. Бугристый шрам на его щеке лучшее тому доказательство. Это было обещание боли… и напоминание об этом обещании, напоминание, которое всегда оставалось с ним. Захочет ли он такой смерти? Позволит ли ей убить себя и отпустить их обоих? Нет. Не позволит. Он будет драться до последнего, потому что жизнь — это всё, будет драться и убьет ее, эту так рано состарившуюся полубезумную девочку, сломавшую всю свою жизнь, чтобы отомстить ему за смерть родных.

Он не хотел убивать ее. Никого больше, никогда — особенно ее. Поэтому у него нет другого выхода. Ради своей жизни. Ради ее жизни.

Потому что жизнь — это всё. И не только если она твоя собственная,

Дэмьен вздрогнул, вынырнув из затопивших его воспоминаний, и обнаружил, что стоит в конце проселочной дороги, у подножия пологого холма, и смотрит на дом Клирис. Он не помнил, как оказался здесь. Гвиндейл не отпустит меня так просто, со слабой усмешкой подумал он. Это всё еще сон.

И Клирис — часть этого сна. Не самая худшая его часть… Но и не лучшая. У этого сна вообще нет «лучших» частей. Он тягучий, сырой и затхлый, как гнилой болотный туман. И если уж Дэмьен решил выбраться из этого тумана, вряд ли это возможно путем перемещения в ту его часть, сквозь которую с трудом пробиваются лучики солнца. Ведь они просто освещают туман, но не делают его реже.

«Нужно хотя бы попрощаться с ней», — виновато подумал Дэмьен и шагнул вперед, но тут же остановился. Нужно ли? Он пришел сюда три года назад, после события, перевернувшего его жизнь, и это оказалось ошибкой. Сейчас, после другого события, заставившего его переосмыслить и понять то, первое, он собирался повторить эту ошибку. Что он скажет ей? Прости, любимая, прощай? Смешно… Он не обещал ей вернуться. Она должна была знать, что это означает. Значит, она готова. А он — нет. Он не готов сказать ей в глаза то, о чем не переставая думал эти три года, а если бы он сейчас решил подняться на этот холм и в последний раз переступить порог дома Клирис, это обязало бы его быть честным. Нет, хватит. Они выдумали друг для друга достаточно боли, чтобы терпеть еще и настоящую. Может быть, боги будут милостивы, и ей удастся его забыть. Насчет себя он почти не сомневался.