За несколько стаканов крови - Мерцалов Игорь - Страница 50

Дальше «переводчик» наскоро переврал известный рассказ «Убийства на Прозектерской улице» и заставил Простапа бежать из Закордонии. Ондатрий, снедаемый противоречивыми чувствами, отправился в погоню за безумцем. Кровавый след провел его в Зазнобию, где Простапа схватили.

Томас Бильбо перебирается в Зазнобию и встречается с Ондатрием. Несмотря на ходатайство Ондатрия, которого все помнят как героя войны, зазнобцы отказываются признать Простапа невменяемым, судят его и казнят. Ондатрий терзается, но хитромудрый Томас читает ему еще одну чудовищно гнусную лекцию, после которой Ондатрий избавляется от комплекса вины, перестает беспокоиться и начинает жить.

Томас Бильбо, возвращаясь в Сичь, натыкается на заблудившуюся орду козаков, преследуемых гусарами. Козаки заставляют Томаса возглавить их, и сей почтенный джентльмен заводит их в безвыходное положение. Козаки, поняв, что Томас их обманул, зверски расправляются с ним и гибнут под клинками гусар.

Дочитав, Персефоний несколько минут сидел, озадаченно глядя в стену. Потом внимательно изучил выходные данные книги. Как он и подозревал, у нее оказалось два автора: собственно «переводчик» и «научный консультант» с заморским именем.

Это кое-что объясняло.

«Переводчик» был просто бездарностью. Там, где он плагиаторствовал, можно было почувствовать плохо воспроизведенный стиль, там, где писал сам, у него то и дело проскакивали фразы вроде: «В ходе козацкого набега пострадали двадцать четыре деревни, из них двенадцать сел», — или: «Она была шатенкой с золотистыми волосами». Оживлялся «переводчик» только в эротических и батальных сценах. «Он покрыл страстными поцелуями ее роскошную грудь, задержавшись около пупка». Или, того пуще: «Отрубленная под самым плечом рука, разбрызгивая кровь, выполнила смертельное сальто-мортале, перекувыркнувшись в воздухе, и разрубила его череп от глаза до зуба мудрости».

Но бездарности было бы не под силу насытить повествование точно рассчитанными, прицельными гадостями шовинистического толка. За них явно следовало благодарить «научного консультанта».

Итак, вот плод труда двух авторов и еще кучи народу, прямо или косвенно связанного с заказом, изданием и распространением книги.

Персефоний разглядывал печатный продукт и гадал: зачем так нагло, мерзко и открыто изощряться в невежестве и нетерпимости, а если уж так хотелось — то почему было не попытаться придать конечному результату хотя бы видимость интеллектуальной ценности? Ведь не могли же разумные, разработавшие особый стиль, направленный на выработку подсознательной неприязни «ко всему, лежащему к востоку от Зазнобии», не понимать, что приглашенный ими на роль «переводчика» автор — бездарь!

Вскоре Персефонию показалось, что он видит ответ. Перекинулся как-то сам собой у него в голове мостик от легендарного хоббита, имени которого не пощадили создатели «Томаса», к одному сказочному персонажу…

Есть такая страна — Грызландия, и есть у грызландцев такой сказочный герой — Темный Путник.

Он был простым крестьянином, но, если верить сказкам, основным занятием его было выручать короля из всяких дурацких положений мудрым советом. Потому его, наверное, и прозвали Путником — только-только до дома доберется, опять королю помощь нужна; ну а Темным, не иначе, потому, что поспевал он (путь-то неблизкий) в самый последний момент, когда у всех от ужаса уже в глазах темнело.

Однажды знаменитый на весь мир ученый по имени Фраергал, победивший в философских спорах оппонентов со всех концов света, объявил, что посрамит даже самого премудрого грызландца, сокрушив его своей ученостью, причем готов это сделать без единого слова: пускай спор проходит на языке жестов. Королю не хотелось ронять престиж страны, но ученые, благоговевшие перед авторитетом Фраергала, заранее готовы были признать свое поражение, а придворные ничего присоветовать не могли.

Но вот ко двору явился Темный Путник. То ли послали за ним, то ли сам он, вернувшись домой и попив чаю, решил, что времени прошло достаточно и королю наверняка уже нужна помощь, и тут же снова отправился в путь.

Сколько бы раз ни выручал он прежде властителя, придворных это ничему не учило, и вначале они осмеяли грязного крестьянина. Впрочем, у сказки свои законы, ее рассказывают так, как принято, а не так, как хочется. Король, однако, повелел смешки прекратить: все равно никто ничего умного еще не предложил, так пусть Путник скажет.

И тот дал совет привести самого глупого разумного, какой только найдется во дворце или в окрестностях. Просто туповатый не годился, требовался законченный идиот. Посовещавшись, все решили, что самый подходящий кандидат — Сдохни Одноглазый. Он был кем-то вроде младшего помощника старшего подручного отставного подавальщика и отличался непроходимой тупостью, помноженной на врожденную энергичность.

Вот явился Фраергал — навстречу ему вывели приодетого и причесанного Сдохни, которому лично король строго-настрого запретил что-нибудь говорить вслух. Соперников посадили друг напротив друга, и спор начался.

В полной тишине Фраергал показал палец. Сдохни Одноглазый, не задумываясь, вытянул в его сторону два пальца. Фраергал, улыбнувшись, ответил на это тремя пальцами, на что Сдохни показал ему кулак. Фраергал замешкался, но, взяв себя в руки, вынул из кармана темно-красную вишню и медленно, с достоинством съел ее. Сдохни нахмурился, пошарил по карманам, достал крыжовник и кинул его в рот. Фраергал, на лице которого вновь заиграла улыбка, достал из другого кармана яблоко и поднял его над головой.

Король и придворные напряглись. Они не понимали ни единого жеста, но видели, что Сдохни злится — значит, он близок к поражению. Чего и ждать было от тупицы? Кое-кто уже подкрадывался к королю, чтобы по окончании спора первым шепнуть с загадочным видом, не было ли предложение Темного Путника выставить против великого Фраергала ничтожного Сдохни преступным умыслом.

Одноглазый между тем, ярясь, выудил откуда-то буханку черствого хлеба и покачнул ее в руке, с ненавистью глядя на Фраергала. А тот, спокойный, как форель, откусил кусок яблока и смачно его прожевал, чем окончательно вывел Сдохни из себя. Не успел великий мудрец дожевать и проглотить, как буханка пролетела через зал и врезалась ему в лоб, сбив ученого на пол.

Все ахнули. Только всеобщим оцепенением можно объяснить факт, что Сдохни и Темный Путник не были растерзаны на месте.

И вдруг, повергнув присутствующих в еще большее изумление, Фраергал воскликнул: «Увы мне, я побежден!»

Король недаром носил корону. Понимая ничуть не больше остальных, он взял себя в руки и кивнул:

— А как же! Никаких сомнений быть не может, никто не в силах оспорить очевидного. Однако, если вы не против, нам хотелось бы выслушать подробное толкование вашего спора — наверняка мы, не постигшие высших сфер ученой премудрости, упустили из виду какие-то интересные нюансы. Просим вас, досточтимый Фраергал!

— Просим! — присоединились придворные.

— Ах, все так просто и очевидно, но, если вы настаиваете… — Фраергалу было приятно, что его готовы слушать даже после того, как он пережил позор поражения. — Я начал спор, сказав оппоненту, что Бог един. Люблю первым сделать заявление, с которым невозможно не согласиться, это сразу ставит соперника в неудобное положение. И когда уважаемый Сдохни показал мне два пальца, напомнив, что, кроме Бога Отца, мы поминаем еще двоих: Сына и Духа, я уже готов был сразить его коварным вопросом: не получается ли у вас три бога, милейший? Однако Сдохни, не колеблясь, прервал мою софистику, напомнив об очевидном: они едины!

Фраергал поднял кулак, напоминая слушателям аргумент Одноглазого.

— Тогда, — продолжил он, — я зашел с другой стороны и начал говорить о земном. Жизнь сладка, заявил я, скушав вишню, на что получил мудрое уточнение: жизнь тем и хороша, что она с кислинкой. Я вынул яблоко, говоря, что первым даром природы разумному были плоды, но уважаемый Сдохни тут же ответил, показав буханку хлеба: однако разумный потому и разумен, что в поте лица добывает свой хлеб насущный, не удовлетворяясь одними плодами. И тут, — голос Фраергала на миг прервался, — я в великом ослеплении своем вообразил, что поймал соперника на крючок остромыслия… Я надкусил яблоко, желая указать, что плоды остаются символом мудрости… И мудрейший Сдохни справедливо осадил меня! Он сбил меня наземь, ясно сказав: не забывай, спесивец, что именно жажда запретного познания стала причиной грехопадения!