Детская книга для мальчиков - Акунин Борис - Страница 46

— И ты пошел с одной тысячей солдат Москву завоевывать? — поразился Ластик.

— Ну да, — беспечно пожал плечами Юрка. — Казаки с Запорожья подгребли, они с Москвой всегда на ножах — войско побольше стало. И потом, знаешь, как Суворов говорил: «не числом, а умением». У нас во Дворце пионеров кружок «Юный техник». Я там много чему научился.

На войне пригодилось. Например, когда острог Монастыревский осадным сидением брал. Стены там деревянные, но крепкие и высокие, мои герои побоялись на штурм идти. А сушь бысть велика, жарынь. Я двумя большими зеркалами солнечные лучи поймал, зажег верхушку башни. Стрельцы и сдались, с перепугу. Или под Рыльском-городом, когда на меня тот козел бородатый, князь Мстиславский с пятьюдесятью тыщами войска попер. Думал, затопчут к чертовой матери. Так я знаешь что придумал? — Юрка улыбнулся во все зубы. — Смастерил большой планер на резиномоторе, только вместо резинки жил бычачьих накрутил. Прикрепил к хвосту дымовую шашку, поджег и пустил лететь на царское войско. Ну, они и драпанули.

— Про это я слышал, — кивнул Ластик, вспомнив рассказ боярина Мстиславского про огненную птицу.

— Темные они тут, — вздохнул Отрепьев. — Дикие совсем. И поляки-то как скоты живут, про наших же и вовсе говорить нечего. А что лютуют друг над другом, что кровопивствуют! Аки аспиды зложальные! И всё ведь от нищеты, от невежества, от того, что злоба кругом. Они, дураки, знать не знают, что можно жить по-другому. Так этих уродов жалко — мочи нет. Ты, Эраська, пойми, я же тимуровским отрядом командовал, у нас девиз был: «Слабому помогай, товарища выручай».

— Чем ты командовал? — не понял Ластик.

— Тимуровским отрядом. Ну как у Гайдара, «Тимур и его команда». Там, инвалидам помогать, бабулям одиноким и всё такое… У вас что, тимуровцев нет? — ужасно удивился он и вдруг спохватился. — Да что всё я, да я, и про неинтересное. Ты мне про двадцать первый век расскажи. Как оно там у вас? Коммунистическое общество должны были к восьмидесятому году построить. Здорово, поди, живется при коммунизме? — Голубые глаза царевича завистливо блеснули. — Монорельсовые дороги, дома в сто этажей, в магазинах всего навалом и всё бесплатно, да? Катайся по всему миру, хоть в Африку, хоть в Океанию — куда хочешь. Счастливый ты.

— Монорельсовые дороги есть, только мало, — стал отчитываться Ластик. — В магазинах всего навалом, но не бесплатно. По миру кататься тоже без проблем — если, конечно, деньги есть.

— Так деньги не отменили? — расстроился Юрка. — Жалко. Ну а на Луну мы слетали?

— Да, давно еще. Американцы.

— Как американцы? Эх, черт! Хотя там, в Америке, наверно уже не капитализм?

— Капитализм. И у нас тоже капитализм.

Ластик, как умел, рассказал царевичу Дмитрию про конец двадцатого века и начало двадцать первого.

Тот слушал и мрачнел. А потом как стукнет кулаком по земле:

— Эх, меня не было! Если б я тогда сдуру в склеп не полез и остался в своем времени, я бы нипочем такого не допустил.

Он встал, сел к столу, уронил голову на скрещенные руки — в общем, жутко распереживался.

Ластик подошел, не зная, чем его утешить.

Но утешать бывшего пионера не пришлось — через пару минут он распрямился, махнул рукой.

— Ладно, чего теперь. Мы с тобой тут, а не там. Знаешь, чего я придумал? — Юрка оживился. — Я вот скоро царем стану — фактически уже стал, так?

— Ну.

— Самодержавие это по-своему тоже неплохо. Если самодержец правильный. Делай, что считаешь справедливым, и никто тебе слово поперек не скажет. Я на Руси такое общество хочу построить — ого-го. Коммунизм, конечно, не получится, материально-техническая база слабая. А вот социализм можно попробовать. Кто не работает, тот не ест. Крепостных крестьян освободить — это первое. Мироедов всяких к ногтю. Построили же отдельные народы Африки социализм прямо из феодализма, как только освободились от колонизаторов. Чем мы хуже? — Здесь Юрка сбился, наморщил лоб и с тревогой посмотрел на Ластика. — Слушай, ты знаешь, как оно там вышло, с царем Дмитрием? Вы отечественную историю, семнадцатый век, еще не проходили?

— Нет, это в седьмом классе, — развел руками Ластик.

— Я тоже не дошел, — вздохнул самодержец. — Только «Рассказы по истории». Там мало, да и не помню я ни черта — я больше природоведением увлекался. Про Бориса Годунова знал только, что ему юродивый в опере поет: «Мальчишки отняли копеечку, вели-ка их зарезать, как зарезал ты маленького царевича». Значит, ты не в курсе?

— Нет, я больше девятнадцатым веком интересовался.

Но Юрка не сильно расстроился:

— Наплевать. Я историю по-своему переделаю. «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их — вот наша задача». Мичурин. У нас в классе написано было. Не вешай нос, Эраська, мы с тобой им тут покажем. Всё Средневековье вверх дном перевернем, сделаем СССР, в смысле Русь, самым передовым государством планеты. Это тебя говорю я, командир тимуровского отряда, а также царь и великий князь, понял? Мы втроем таких делов наворотим!

— Почему втроем? — не понял Ластик.

— С Маринкой Мнишек, дочкой сандомирского воеводы. Это моя невеста, — чуть покраснел царевич и быстро, словно оправдываясь, продолжил. — Классная девчонка, честное пионерское. Я как первый раз ее увидел, сразу втрескался, по уши. Она… она такая! Ты не обижайся, но ты еще маленький, тебе про это рано. Я за нее с князем Корецким на поединке дрался. Сшиб его с коня и руку проколол, а он мне щеку саблей оцарапал, вот. — Юрка показал маленький белый шрам возле уха. — Ты не представляешь, какие тут девки дуры. Ужас! А Маринка нормальная. С ней можно про что хочешь разговаривать. Я, конечно, про двадцатый век ей голову морочить не стал, но кое-какими идеями поделился. И она сказала, что тоже хочет социализм строить — ну, по-здешнему это называется «царство Божье на земле». Две головы хорошо, а три вообще здорово! Как же я рад, что тебя встретил! Будешь мне первым помощником и советчиком. — Он крепко обнял современника. — Только — не обижайся — придется тебя князем пожаловать, а то шушера придворная уважать не будет.

Только сейчас Ластик вспомнил о своем двусмысленном положении — не то падший ангел, не то воскресший покойник, не то проходимец.

— Да как же ты это сделаешь? А Шуйский?

Юрка засмеялся.

— Эраська, ну ты даешь. Я ведь тебе объяснял про самодержавие. Что захочу, то и сделаю. А Шуйского твоего — бровью одной поведу, и конец ему.

— Медведю кинешь? — прошептал Ластик, вспомнив клетку с желтозубым хищником. — Не надо, пускай живет.

— Какому медведю? — Юрка выкатил глаза. — А, которого я в лесу поймал? Матерый, да? Сеть накинул, веревкой обмотал, — похвастался он. — Один, учти, никто почти не помогал… Зачем я буду живого человека медведю кидать? Отправлю Шуйского этого в ссылку, чтоб не сплетничал, пускай там на печи сидит.

— Только сначала пусть одну мою вещь отдаст. Он у меня книгу спер, — пожаловался Ластик. — Это не просто книга. Я тебе после покажу, а то не поверишь.

— Отдаст, как миленький, — пообещал царевич. — Не бери в голову, Эраська. Я всё устрою. Ты знаешь кто будешь? Ты будешь поповский сын, которого вместо меня в Угличе зарезали. За то, что ты ради царского сына жизни лишился, Господь явил чудо — возвернул тебя на землю мне в усладу и обережение. Тут публика знаешь какая? Что Земля вокруг Солнца вертится — ни за что не поверят, а на всякую ерунду жутко доверчивы. Им чем чудесней, тем лучше. Ну ладно, пойдем наружу. Хватит москвичам нервы трепать, а то еще помрет кто-нибудь от страху. Вечером сядешь ко мне в карету, наболтаемся от души. А сейчас айда ваньку валять. Объявлю, что признал в тебе своего спасителя-поповича. Помолимся, всплакнем, как положено. А потом явлю свою государеву милость — пощажу бояр московских твоего об них заступства ради. Ох, Эраська, как же здорово, что мы теперь вместе!