Пожиратель Душ - Орлов Антон - Страница 73

– Тут недалеко ресторанчик, где чавайглу превосходно готовят.

– Спасибо. Не хочется.

– У меня есть и другие любопытные вещицы, – продавец снял с полки блюдо из потемневшего серебра, на котором лежал большой студенистый блин. – Как вы думаете, что это такое?

– Тоже какой-нибудь ядовитый деликатес? – предположил Ник, с подозрением разглядывая неаппетитный кусок.

– Глафидр. У магов и скульпторов он на вес золота, но этот подпорченный, продаю со значительной скидкой. Усилием мысли и воли из него можно изваять все, что угодно. Вот, посмотрите…

«Все что угодно» выглядело как четвероногое неопределенной породы, слепленное из пластилина пятилетним ребенком. Зверушка эта сама собой превратилась в домик, а домик – в гриб, который снова расплылся в блин. Неожиданное напоминание о том, что находишься не где-нибудь, а в Пластилиновой стране.

– Вижу, вас это не впечатлило, – вздохнул продавец. – Товар третьесортный, да и я не художник. Скульпторы используют глафидр для моделей, чтобы получить наглядное представление о своем будущем творении. А этот кусок годится только для забавы. Попробуйте сами.

– Что для этого нужно? Чтобы из него что-то получилось?

– Смотрите на него и мысленно представляйте желаемый образ во всех подробностях.

У Ника получилась фигурка, в общих чертах напоминающая кошку, но стоило на секунду отвлечься – и она опять превратилась в плоскую полупрозрачную лепешку на серебряном блюде.

– Что нужно сделать, чтобы оно сохраняло форму?

– Удерживать мысленный контроль над моделью. Как только вы его ослабите, изваяние исчезнет. Ученики магов таким образом тренируются, а художники просматривают варианты своих замыслов.

Продавец добился-таки того, что Нику захотелось этот студень купить.

– Сколько оно стоит?

– Пятьсот рикелей. Отдаю за бесценок, дешевле нигде не найдете.

Скрип рассохшихся ступенек.

– Наверное, это идет мой друг. Я должен с ним посоветоваться.

Шаги легкие, уверенные. Не похоже, что поднимается пьяный. Значит, пока все в порядке.

– Если ваш друг – иллихеец, он согласится с тем, что пятьсот рикелей – невысокая цена за кусок глафидра, потому что добывать его…

Продавец осекся на полуслове и обеими руками вцепился в край прилавка. Морщинистое лицо побледнело, зачесанные назад жидковатые волосы мышиного цвета слегка приподнялись над лоснящимся от пота черепом. До сих пор Ник считал, что выражение «волосы встали дыбом» – это просто литературный оборот, преувеличение, но оказалось, оно и в жизни бывает.

Попятившись, продавец врезался в полку, расставленные там предметы со стуком посыпались на пол. Поросшая роскошными розовыми перьями пирамидка тоже свалилась и закатилась под прилавок.

«Его испугало то, что у меня за спиной…»

Заразившийся чужим страхом Ник напрягся до мелкой дрожи в мышцах, скованно повернулся, готовый к любому кошмару – и увидел Дэлги с двумя бутылками фруктовой воды.

У продавца вырвался отчаянный нечленораздельный крик – не слишком громкий, но полный паники.

– Что с ним? – растерянно спросил Ник у Дэлги.

Не ответив, тот поставил сумку с бутылками на прилавок, одним махом очутился перед продавцом и сорвал с него цветные очки.

Лицо покрыто испариной, подбородок трясется. В широко раскрытых глазах – почти безумный страх и безнадежное обреченное выражение, словно ему только что сообщили скверную новость.

– Несчастный дурак… – процедил Дэлги с досадой. – Сожалею, но вы не оставили мне выбора.

– Да-да… – продавец выдавил беспомощную улыбку. – Вы позволите мне помолиться Девятирукому?

– Молитесь.

Ник не понимал, что происходит, и неприкаянно стоял посреди маленького помещения, разбитого процеженным сквозь пыльные витражи солнцем на косые цветные многоугольники. Снаружи доносился рыночный гомон. Сникший и на глазах постаревший продавец негромко бормотал молитву.

Дэлги молчал. Когда бормотание стихло, он мягко шагнул к подавшемуся назад продавцу.

– Пожалуйста, не трогайте кассу, – произнес тот дрожащим голосом. – У меня есть наследники, а вы и так богаты.

– Я ничего отсюда не заберу, кроме очков.

После этого заверения Дэлги приблизился к нему вплотную, заслонил его от Ника – и через секунду, поддерживая, опустил на дощатый пол, словно продавец внезапно потерял сознание.

– У него что, обморок? – спросил, подойдя к ним, Ник.

Ага, такой обморок, после которого не очнешься… Из груди продавца, слева, торчала рукоятка ножа.

Ник перевел взгляд на Дэлги.

– Зачем?

Тот молча вырвал нож из раны, вытер лезвие о плюшевую куртку мертвого хозяина лавки. Выпрямился, взял брошенные на прилавок очки, выдавил из оправы разноцветные линзы. Оглядев полки, снял бронзовую, с широким основанием, статуэтку, изображавшую хоровод танцующих поселянок, и превратил линзы в стеклянную крошку – сначала одну, потом другую. Как будто по прилавку рассыпали разноцветный сахар.

Все это он проделал быстро, без суеты и раздумий. Ник еще не успел опомниться от шока, а он уже нашел под прилавком тряпку и тщательно протер бронзовый пресс.

Уничтожает отпечатки пальцев. Оба рехнулись – сначала продавец, потом Дэлги.

Особенно Ника поразила взаимная вежливость убийцы и жертвы. Все совершилось так тихо, культурно… не страшно, и в этом было что-то ужасающе неправильное, извращенное.

Отсюда лучше поскорее убраться, не дожидаясь продолжения. Он шагнул к дверному проему. Теплый застоявшийся воздух казался ему плотным, как вода, а собственные движения – замедленными, словно во сне.

Дэлги моментально очутился рядом и схватил его за плечо.

– Смыться лучше не пробуй. И не вздумай звать на помощь – сразу шею сверну.

Спрятав нож, он взял сумку с бутылками, окинул взглядом помещение.

Тело продавца лежит за прилавком, с порога не видно. Полки перекосились, диковинные предметы валяются на полу. На темной столешнице поблескивает пустая оправа, рядом горит всеми цветами радуги стеклянное крошево.

– Вы убили его из-за этих очков? – прошептал Ник.

– Пошли, – Дэлги подтолкнул его к лестнице, больно сдавив руку выше локтя. – Если по дороге что-нибудь выкинешь – гарантирую продолжительную агонию, понял?

Еще одна метаморфоза Пластилиновой страны. Ника начало подташнивать.

Выйдя на улицу, они окунулись в солнечный пыльный полдень, полный толкотни, криков, мельтешения лиц. Как будто ничего не случилось.

Пока пробирались по кривым рыночным улочкам к воротам, он опять щурился. Купленные в лавке темные очки так и лежали в кармане куртки. Не надо было заходить в эту лавку.

Посеревшая от пыли вывеска с намалеванными шляпами. На торцовой стене шляпного павильончика – довольно крупный зеркальный четырехугольник, и в нем проплыли, среди спешащего мимо народа, Дэлги и Ник. Дэлги внешне спокоен, в его болотно-зеленых глазах ни тревоги, ни настороженности. Держит сумку из просвечивающей ткани с двумя запотевшими бутылками газировки, которая теперь вряд ли кому-то понадобится. Хотя не мог же он оставить ее на месте преступления – улика!

Возле ворот с решетчатыми створками двое полицейских болтали с продавщицей жареных улиток.

– Ник, молчать, – шепнул Дэлги, на мгновение сжав его локоть, словно клещами.

Ник прошел мимо блюстителей порядка, даже не повернув головы в их сторону. Дело не в страхе. Человек, который столько времени о нем заботился и еще сегодня утром был его другом, готов его убить, чтобы замести следы жутковатого и нелепого преступления. Эта перемена угнетала Ника сильнее, чем очевидный вывод, что до вечера ему не дожить.

Он свидетель. Если бы его труп нашли рядом с трупом продавца, сразу стало бы ясно, кого подозревать, поэтому Дэлги сначала увезет его куда-нибудь подальше.

Ник покорно сел в купленный утром автомобиль (сегодня утром – как это было давно!). Бросив на заднее сиденье сумку с бутылками, Дэлги задернул шторки, молча положил ему на горло сильную жесткую ладонь, нащупал сонную артерию.