Пожиратель Душ - Орлов Антон - Страница 42

Окутанная туманным маревом Ганжебда еще спала. Постройки в один-два этажа сляпаны кое-как – лишь бы стояло и не разваливалось. Вдобавок ужасающая вонь: канализации, как в любом цивилизованном городе, здесь нет и в помине, ее заменяют сточные канавы.

Ксават хмуро выругался. Его раздирали противоречивые чувства: Клетчаб Луджереф, беглый мошенник из Хасетана, радовался тому, что есть на свете заветный город, который безраздельно принадлежит людям шальной удачи, а министерский служащий господин цан Ревернух смотреть спокойно не мог на эту вопиющую помойку – хотелось кому-нибудь сделать выговор.

Ганжебда стояла хоть и на границе с болотом, но на твердой почве: из недр земли тут выпирала скала, каменный остров посреди топкой низины. Крепостная стена была сложена из грубо вытесанных гранитных блоков, дома – бревенчатые и каменные, вперемежку. И над этим, с позволения сказать, городом, грязным, вонючим и неприветливым, господствовала темная громада в несколько этажей, которую называли Убивальней. Там проходили гладиаторские бои с тотализатором, и еще там жили, как в крепости, ганжебдийские заправилы.

Ксават про себя ругался последними словами – у людей шальной удачи заморочки, словно у имперских бюрократов! Сначала мурыжили на городских воротах: «с какой целью прибыли» и дань за въезд. Потом пришлось маяться в ожидании, когда откроют окованные железом двустворчатые двери Убивальни. Мол, «все приличные люди в это время спят». Как будто в Ганжебде водятся «приличные люди»!

Он угрюмо рассматривал барельефы на стенах Убивальни: нехитрые узоры, пышнотелые каменные красотки, могучие бойцы с одинаковыми лицами и огромными мечами. Созерцание произведений искусства помогло совладать с раздражением. Здесь хорошее искусство, понятное, без затей и вывертов. Не то что в столичных музеях, которые ему надлежит посещать дважды в год в соответствии с императорским указом, как и всем министерским служащим.

Между тем действие зелья, которым Радухт опоил Ника, начало сходить на нет. Тот оставался вялым, апатичным и продолжал дремать с полузакрытыми глазами, но моментами на его лице появлялось такое выражение, как будто он силится что-то понять.

– Приглядывайте за ним получше! – с досадой шепнул Ксават парням Радухта.

Наконец их впустили в каменный зал без окон, освещенный газовыми рожками. На болоте полно вонючего дармового газа, вот ганжебдийцы и устроили себе иллюминацию.

Ксавата подмывало поинтересоваться въедливым тоном, когда в этом помещении, срань собачья, в последний раз подметали, но Клетчаб Луджереф цыкнул на него и напомнил о том, что люди шальной удачи этого не поймут. Форменное раздвоение личности, так недолго стать психом, и все из-за окаянной Сорегдийской твари! Если это Шеорт цан Икавенги, пусть Донат его наконец-то убьет, милостивые Пятеро, пусть добро восторжествует над злом…

Зал делила на две половины решетка с толстыми прутьями, решетчатую же дверцу в ней называли Вратами Смерти. Дверца как дверца, возле нее стоит стеклянный резервуар в металлической оплетке, высотой в половину человеческого роста. Самая главная здешняя пакость. И выглядит пакостно: стекло замызганное, внутри мутная жижа, в этой жиже колышется вроде как черная водоросль – или, ежели хорошенько приглядеться, стая сцепившихся друг с дружкой водяных паучков.

Ксават остановился на внушительном расстоянии от резервуара. Ему было не по себе. Парни Радухта тоже остановились. Хоть и приняты меры предосторожности, а не ровен час, оно оттуда выскочит… Недаром у здешних мутильщиков, как их называют, защитные костюмы – самые натуральные доспехи, и в придачу перчатки из грызверговой кожи.

Мутильщиков было четверо, двое дежурных охранников и двое рангом повыше. Ника они разглядывали, не скрывая скепсиса.

– Вы кого хотите нам всучить? – с отвращением процедил детина с золотой цепью поверх клепаной куртки.

– Это боец хоть куда, – заверил Ксават. – Вы не смотрите, что он так молод. Крутой парень! Видите, как его отделали – и куртка в крови, и морда в синяках…

– Скорее уж крутой тот, кто его отделал, – хмыкнул мутильщик.

Ксавату это польстило, в то же время его раздражало то, что они бессовестно сбивают цену. Казалось бы, его дело сторона, все равно выручка достанется Радухту – но не мог он смолчать, начал сердито торговаться. Тот, кто уступит, будет тупаком. Парни Радухта, у которых он вырвал инициативу, только глазами хлопали.

Ксават и мутильщики-покупатели орали друг на друга, как на хасетанском рынке. Эх, удовольствие, когда еще высокородному господину цан Ревернуху перепадет такой случай… Ник стоял, ко всему безучастный, слегка пошатывался. Мутильщики справедливо полагали, что как боец он гроша ломаного не стоит, а Ксават, который на самом деле тоже так считал, яростно убеждал их в обратном.

В те редкие моменты, когда все замолкали, наступала тишина, похожая на влажную вату. Ганжебда понемногу просыпалась, выползала на дневной свет из трясины болотных сновидений, но обычного для иллихейских городов шумового фона здесь не было, только где-то далеко-далеко – наверное, на загородной дороге – надсадно ревел не то автомобиль, не то мотоцикл.

– Что случилось? – пробормотал Ник по-русски. – Кто вы такие, вообще?

Приходит в себя! Еще немного – более-менее очнется, поймет, что попал в переделку, и начнет сопротивляться… И тогда сразу станет ясно, что гладиатор из него никакой. Мутильщики дадут за него смехотворную цену, и получится, что Ксават продешевил, как последний тупак.

– Ладно, договорились. Три с половиной «лодочки». Задаром отдаем. Еще увидите, на что он способен!

Теперь бы успеть убраться отсюда до того, как они это увидят…

Один из мутильщиков отсчитал засаленные купюры. Другой подтолкнул Ника к резервуару, отвинтил крышку с торчащего сбоку горлышка. И то, и другое металлическое, тронутое ржавчиной – негромкий, но омерзительный скрежет. Впрочем, его почти заглушил нарастающий рев мощного мотоцикла.

– Сунь туда руку. Живо!

– Зачем? – сонным голосом поинтересовался Ник.

Видимо, здесь привыкли иметь дело с одурманенными рекрутами, потому что препираться с ним мутильщик не стал. Ухватил его за локоть и силой затолкнул его правую руку в отверстие, так что кисть погрузилась в грязную жижу. Всего на секунду – и сразу оттащил. Ксават успел заметить прилипшую к мокрой ладони черную бусину. Через мгновение она исчезла. Готово.

Спустя две-три минуты из «бусины» вылупится хвыщер – магическая тварь, которая разорвет Ника изнутри, если он попытается выйти за пределы Убивальни. Для того чтобы от паразита избавиться, надо убить противника на арене – хвыщер тогда выскочит, накинется на свежую мертвечину, нажрется вдоволь, отложит яйца и после издохнет, а разделавшийся с проблемой победитель получит в придачу денежный приз. Иные авантюристы идут на это по собственной охоте, чтобы подзаработать, но попасть в Убивальню извне гладиатор может только через Врата Смерти, таков здешний обычай.

Мутильщик отцепил от пояса ключ, отпер скрипучую решетчатую дверцу и втолкнул Ника внутрь, на другую половину зала.

Окаянный мотоцикл наконец-то заглох – вроде бы совсем рядом, во дворе Убивальни.

«Без глушителей гоняют, цепняков на вас нет!» – сердито подумал министерский чиновник, опять одержавший верх над Клетчабом Луджерефом.

Отмахнувшись от него, Клетчаб с ухмылкой посмотрел на обреченного недруга.

Бледное лицо с подбитым глазом и ссадинами на опухших скулах. Куртка в засохших пятнах крови расстегнута, дорогая шелковая рубашка разорвана. Взгляд изумленный, растерянный: словно проснулся не там, где рассчитывал, и пытается сообразить, что произошло. Он выглядел совсем мальчишкой, нисколько не крутым.

Видимо, то же самое пришло в голову старшему из мутильщиков. Осознав, что его надули, как натурального тупака, он сплюнул на пол и угрюмо процедил:

– Слышь, ребята, а ведь мы этим уродам за него переплатили! Давайте-ка, парни, три «лодочки» назад гоните.