У птенцов подрастают крылья - Скребицкий Георгий Алексеевич - Страница 91

К примеру говоря, помрет тот самый Влас, голый и босый, и представится перед богом, и, к примеру говоря, вы или кто другой из богатеев тоже к богу заявитесь в расчете на его милосердие. Что же богу-то делать, как поступить? Оказать богачам свое милосердие да вместе с голым Власом в рай отправить? Пожалуй, нескладно получится, пожалуй, Влас скажет: «Дурак я, дурак! Зачем имение свое зря раздавал, гол и бос остался? Вон дружки-то мои: и на земле богатеями жили, и в рай со мной вместе попали. Разве господу богу следует так бессовестно поступать? Выходит, зря про верблюда и игольное ушко в священном писании сказано». Правильно я говорю или нет? — обратился лектор прямо к публике.

— Правильно, верно! — дружно закричали в зале.

— Богачей прикрывают!

— Нашей темнотой пользуются! — раздались голоса.

А какой-то парень даже вскочил на стул и закричал:

— Долой попов! Долой религию!

— Вот, отцы мои, слышите, как народ кричит, — сказал лектор, когда шум утих. — А помните, как по старинке-то говорится: «Глас народа — глас божий!»

Дружные аплодисменты публики одобрили последние слова.

Потом был объявлен небольшой перерыв, чтобы, кто хочет, мог выйти покурить, поразмяться.

Я вышел в фойе, обдумывая все, что сегодня услышал.

— Здорово он насчет игольного ушка проехался! — подлетел ко мне Толя Латин.

— И ничего здорового нет, трепотня одна! — отозвался, подходя к нам, сын мельника Вася Годин.

— А ты что ж, хочешь прямо с папашиной мельницей в рай отправляться? — съязвил Толя.

— Никуда я не отправлюсь, потому некуда и отправляться-то: нет никакого ни ада, ни рая, выдумка одна, бабьи россказни, и только.

— Ну, это другое дело, — примиряюще ответил Толя.

Во время перерыва в публике говорили, что священники да и «серенькая овечка» пытались уйти. Но комсомольцы, устроители диспута, настояли, чтобы они остались.

— Что же это получится? — говорили им ребята. — Кто ж вашу идею будет отстаивать? Этак все подумают, что вы просто струсили и сбежали.

Нечего делать. Все участники диспута остались и вновь заняли свои места на сцене.

Первым после перерыва выступил лектор из Тулы. Он сразу же обратился к священнику из собора:

— Вот вы еще до перерыва отметить изволили, что господь бог у вас не в голове, а в сердце сидит.

— Я не говорил этого, — возразил священник. — Господь бог вездесущ. Он везде и всюду. Я говорил, что его благодать не разумом, а сердцем постигать надо.

— Ну вот и прекрасно, — согласился лектор. — Предположим, вам удалось наличие бога обнаружить, а мне никак это не удается. Вот я и хочу попросить вас: помогите и мне в этом деле. Вы же по долгу службы своей должны неверующих на путь праведный наставлять. Вот и наставьте меня.

— Можно только того наставить, кто душой к свету господню стремится.

— Нет, вот тут уж вы малость передернули. Как же может неверующий к богу стремиться, если он в него не верит. В том-то ваша задача и заключается, чтобы вразумить меня, чтобы я понял свое заблуждение. — Он помолчал и продолжал снова: — Вот вы сейчас сказали, что бог вездесущ. А откуда вы это взяли?

— Поглядите вокруг, — ответил священник. — Кто же, если не бог, сотворил всю эту землю, и небо над ней, и солнце, луну и звезды, и тебя самого…

— Так, так. Значит, мир сотворил господь бог, — сказал, как бы соглашаясь, лектор.

Священник утвердительно кивнул.

— Ну, а бога, самого бога кто сотворил? — спросил лектор.

Священник от изумления даже руками развел.

— Кто бога сотворил? — переспросил он. — Да никто. Бог извечно был, есть и будет.

— Так, если вы допускаете, что бог извечен, не проще ли допустить, что извечен сам мир? Этот мир мы и сейчас видим, осязаем, в нем мы и живем, а вот господа бога никто никогда и в глаза не видел, потому что все это только выдумка.

— Когда-нибудь в трудную минуту жизни и ты в бога поверишь, — наставительно сказал священник из церкви Николы. — Занедужишь — сразу к господу богу обратишься…

— Тогда скажите по-честному, по совести, — перебил его лектор, — когда у вас голова или живот заболит, вы что, в церковь или в больницу идете?

— Больница тоже от бога, — ответил священник.

— Ну ладно, — согласился лектор, — больница от бога, родильный дом от бога, столовая от бога, прачечная, надо полагать, тоже от бога… Церковь-то зачем же тогда нужна?

— Для молитвы нужна, для общения с богом.

— Да о чем же молиться-то в ней? Если для выздоровления в больницу идут, для родов — в родильный дом, для насыщения — в столовую… В церковь-то, выходит, и незачем ходить…

Лектор замолк на минуту и потом, озорно улыбнувшись, спросил:

— А вот разные увеселительные учреждения — театры, рестораны, трактиры — тоже бог создал?

— Это дьяволово измышление, — наставительно ответил священник.

— Ну вот еще до одного божьего деятеля договорились, — весело сказал лектор, — и до дьявола дело дошло. А его-то кто, тоже бог создал?

— Дьявол сам себя сотворил, — ответил священник, — был прежде праведным духом, в лике ангелов пребывал, а потом возгордился, против господа бога пошел. Господь и проклял его и ангельского обличня лишил…

— Позвольте, — возразил лектор, — вы же говорите: бог всевидящий, всемогущий. Как же он тогда пакость такую в своем божественном хозяйстве проглядел? Выходит, бог ангела сотворил, а тот в сатану превратился да еще против бога бунтует. А бог со своим всемогуществом его к порядку призвать не может. Да мало один сатана, тут еще черти ему на подмогу откуда-то появились. Их-то кто сотворил: сам бог или уже сатана? Здесь уж полное двоевластие получается.

— Греховные речи слышу я, — уныло изрек кто-то из священников. — Слушаю и молю господа бога, чтобы он просветил разум твой и укротил сердце твое.

— Нет, вас не переубедить! — безнадежно махнул лектор рукой. — От таких, как вы, и черти откажутся.

Слушатели в зале весело расхохотались.

— Да, друзья мои, — обратился лектор уже к публике, — все это было бы забавно и смешно, если бы за всем этим видимым благочестием, за всеми этими молениями и упованиями на милость божию не скрывалось столько лжи, столько стремления отвлечь внимание, чаяния народа от земных, важных дел и направить его мысли, чаяния в какой-то несуществующий потусторонний мир. Там, мол, тебе за все твои страдания и муки сторицею воздастся. А здесь, на земле, не хлопочи ни о чем мирском. Все мирское суета сует. Религия стремится к одному — к тому, чтобы усыпить народ. Поэтому-то великий ученый-материалист Карл Маркс и сказал: «Религия — это опиум для народа».

На этом диспут закончился.

Я вышел из зала, полный каких-то новых мыслей, сложных и вместе с тем простых и ясных.

На улице было уже совсем темно. Небо усыпано звездами, уже по-осеннему яркими и лучистыми. Они, как светящаяся крупа, буквально усыпали весь небосвод. Я поднял голову, долго глядел на них, глядел и думал: «Вот это и есть мир, Вселенная, то, где человек живет. И вне этого мира, без конца, без края, нет ничего. Этот мир вечно существовал и будет существовать. Никто его не создавал, никакого конца ему не предвидится». И все это как-то совсем просто укладывалось в сознании. И не было никакой потребности добавить еще сюда какого-то творца-бога, которого самого никто не сотворил и который, будто бы создав мир со всем его несовершенством, с несчастьями людей, болезнями, страданиями, почему-то вдруг исчез, как напроказивший мальчишка, исчез и наблюдает исподтишка, как сатана со своими приспешниками-чертями мудрит над людьми, над животными, над всем живым, заставляя всех страдать и мучиться.

«Вздор все это, — решил я, — нет ни чертей, ни сатаны, ни бога. Есть только Вселенная, в которой мы существуем… А умрем, что тогда с нами будет?» — пришла в голову прежняя, давно знакомая мысль. «Да ничего и не будет, ответил я сам себе. — Существовал же мир до меня, до моего рождения. Вот точно так же он будет существовать и после моей смерти. Умер Петр Иванович, и ничего от этого не случилось. Одни умирают, другие рождаются, а мир существует вечно», — решил я и пошел домой заниматься алгеброй и геометрией.