Право на ошибку (СИ) - "Marlu" - Страница 12

Глава 8

Я лежал на кровати, не меняя позы, уже несколько часов и все пытался смириться с тем, что сказал мне шеф. В квартире было как в склепе, холодно и неуютно. Внутри было примерно так же. Пусто и безнадежно. Глупые мысли на тему, что я дурак, подонок и просто тварь, уже успели смениться тупой безысходностью, которая еще не позволяла сознанию включиться и пытаться найти выход из абсолютно патовой ситуации.

Дико хотелось выпить, но остатки водки были на кухне, а там на столе оставались две рюмки, две тарелки, две вилки… Как часть прошлого, которое давало надежду на будущее, но сейчас на это напоминание о невозможности что-то исправить я не смог бы смотреть. Хотелось курить, но подняться за сигаретами было выше моих человеческих сил. Как будто разом кончился завод, села батарейка, кинолента показывала финальные титры. Да, я теперь очень хорошо понимал состояние шефа. От горькой иронии ситуации я невесело рассмеялся. Что ж, хотел узнать, что там у него происходит, вот узнал. Легче?

Промелькнула мысль, что вот и защита теперь накрылась; ее сменила другая: а нафига она мне теперь?! Тут, можно сказать, жизнь кончена и надо напоследок как-то замиряться с начальником. Прощения попросить, что ли. Да уж! «Уважаемый Евгений Альбертович, простите великодушно, что поимел вас без согласия, и вообще я сожалею…» Глупо и бесполезно. Извиняться таким образом смешно. Тем более его месть уже свершилась, и я сам себя наказал. Надо было слушать, что говорят. Хотя толку от моих сожалений и раскаяний ни на грош. Было уже. Сожалел и каялся. Зарекался пить, зная, что со мной делает спиртное, и что? Сам наступил на грабли, самому и расхлебывать. Что там надо делать? Анализы сдать. Не вопрос, вот выпну себя из постели, включу комп и найду, где в Городе анонимно это можно сделать.

В субботу поехал к отцу и остался до понедельника. Возвращаться в квартиру, где все напоминало о том, что случилось, совершенно не хотелось. Папа удивился, конечно, но виду не показал: мало ли планы поменялись, ведь раньше я его предупреждал, что заеду не очень надолго. Он время от времени косился на меня, поражаясь необычной отрешенности и молчаливости, но терпеливо ждал, когда я сам созрею до разговора. Только вот сознаться в таком поступке желания не было. «Стыдно» не то слово. А уж как это отзовется на его здоровье, даже подумать страшно – последние годы сердце пошаливало и давление скакало, но отец как всякий мужик лечиться не любил и к докторам испытывал чувство острой неприязни.

К вечеру субботы, когда молчание стало особенно тягостным, я все же решился поделиться частью страданий.

- Пап, знаешь, я…

Он выслушал, не перебивая, и продолжал молчать после того, как я закончил.

- И ты мне ничего не скажешь? – не выдержал я первым.

- Сказать? Что я должен сказать? Пожурить? Ремнем по попке настучать? Ты уже большой мальчик, и можешь сам отвечать за свои поступки. Все люди совершают ошибки, это их право, если хочешь, но кто-то извлекает уроки, а кто-то продолжает наступать на те же грабли. У тебя уже была похожая ситуация в жизни, вроде бы ты тогда сделал правильные выводы, и мне даже казалось, что та страница перевернута и начата новая жизнь. Но сейчас я задаю себе вопрос: зачем?

- Что «зачем»? Зачем я потащил его домой? Понятно же, зачем…

- Гоша! Я спрашиваю, зачем было начинать новую жизнь, прилагать столько усилий, чтобы просрать ее так бездарно?

На это мне нечего было сказать, и я опустил голову, боясь признаться, насколько бездарно я распорядился отпущенным мне сроком.

- Ужинать будешь? – внезапно спросил отец.

- Что, и все? Даже продолжать ругать не будешь? – вскинулся я.

- Да я даже не начинал, - ответил он. – Я не буду облегчать тебе существование, взяв на себя функцию судьи. Ты уж как-нибудь сам договаривайся со своей совестью. Пойдем ужинать.

Воскресенье прошло в ремонте вольера Степана. Этот лось опять выломал дверцу и довольный собой носился по участку, громко лая к вящему неудовольствию ворон, которые облюбовали себе дерево во дворе для устройства гнезда. Простые действия, свежий воздух и общество отца подействовали на меня благотворно, и жизнь перестала казаться такой уж беспросветной.

И это я в прошлый понедельник считал, что не хочу на работу?! Нет, по сравнению с сегодняшними ощущениями тогда я о ней просто мечтал и рвался работать всеми фибрами души. Воображение пасовало, наотрез отказываясь представлять встречу, которая меня ждет со стороны начальника. Я даже не знал, чего не хочу больше: чтобы он уже пришел, или же чтобы задержался. По дороге на кафедру мандраж все усиливался, да что там, я так не трухал даже на экзаменах, когда сам сдавал! Даже никакого сравнения с нынешним состоянием.

Дверь кабинета оказалась открыта. Отлично, блядь! Вдохнуть поглубже и как перед прыжком с десятиметровой вышки сделать шаг…

Он сидел за столом бодрый, подтянутый и сосредоточенный. Задумчиво щелкал мышкой, глядя в монитор. Я потоптался у двери, не решаясь пройти дальше.

- Что встали, как неродной, Георгий Сергеевич? - чуть насмешливо произнес он, поворачиваясь ко мне всем корпусом. – Проходите уже, - чуть раздраженно добавил он.

- Э-э, - проблеял я, растерявшись.

- И вам доброго «Э-э», - съязвил завкаф. – Тут руководство снова решило показать, что оно у нас есть. Послезавтра наша кафедра участвует в самопроверке университета. Придут с другой кафедры и под актик проверят наши бумажки на наличие и соответствие. Так что с вас протоколы заседаний кафедры за последние три года, естественно в соответствии с ежегодными планами работы, отчеты по кафедре о проделанной работе, а также по научно-исследовательской работе, и еще стрясите, как хотите, с наших преподавателей индивидуальные планы, мне их еще проверить и подписать надо.

Я плюхнулся на свое место и поморщился от скрипа кресла. Ладно, понятно, что он не придумал эту проверку, и все это сделать надо, хотя в принципе все заседания оформлены протоколами, нету только самого плана, но в принципе изобразить несложно. Так, значит, что с индивидуальными планами? Я взял папку, где они хранились. Ладно, хоть часть есть, уважаемых коллег фиг заставишь заниматься такой прозой жизни, по крайней мере можно нашу лаборантку-секретаршу озадачить, хватит пасьянсы раскладывать. Пусть поднимет нагрузку на этот год и часы расставит. Только еще одно дело, я вздохнул и мужественно посмотрел прямо на начальника.

- Кхм, Евгений Альбертович, я должен извиниться…

- Должны? Ну извиняйтесь, - шеф скривил губы в саркастической усмешке. Я опять вздохнул и потупил взор.

- Приношу свои глубочайшие извинения за свое недостойное поведение. Понимаю, что, наверное, это звучит глупо, но такого больше не повторится, - я замолчал, не зная, как сформулировать мысль, которая вот вроде в голове билась, но облекаться в слова не хотела совершенно.