Поход викингов - Оливье Жан - Страница 8

— Ах, это ты, Глум! Входи!

У Торстейна был хриплый и низкий голос. Длительное пребывание в диких пещерах Аслакстунга оставило след на его тупом лице. В глубине глаз затаился беспокойный огонек, трепетавший, как искра на ветру. Ноздри его раздувались, как у волка, учуявшего запах съестного, принесенный бурей или морским ветром.

— Я не могу больше так жить, Глум! Медведи и те счастливее меня. Мой дозорный Серли с высоких скал Аслакстунга заметил, как приближался в тумане «Большой змей». Это была воля богов. Глум, ты пойдешь к Эйрику Рыжему и передашь ему от моего имени вызов на хольмганг… (Хольмганг — древний вид поединка, обычно происходивший на одном из островков.)

Старый Рюне, сидя на скамеечке возле резного кресла, седалища предков, жаловался на злосчастную судьбу, и его причитаниям вторил щенок, прикорнувший у его ног. В одну минуту со старого Рювне слетели вся его надменность и самоуверенность. От главы альтинга осталась только тень, оплакивавшая свою утраченную власть.

Торстейн подтолкнул Глума к двери:

— Ступай же и объяви, что я его вызываю. Мы будем драться на островке не на жизнь, а на смерть. Передай еще, что я не успокоюсь до тех пор, пока не выпущу из его трупа всю кровь и он не станет плоским, как кожа зарезанной свиньи или пустой бурдюк. Иди же, Косоглазый, иди, пока на тебя не обрушился ужасный гнев, который клокочет в моем сердце и обжигает мои кулаки.

Испуганный Глум бросился прочь. Видит Фрейя, поход на остров был бы ужасным. Уже долгие годы в этих местах не прибегали к хольмгангу. Древние северные боги снова воскрешали смертельную вражду.

Эйрик и его спутники, смешавшись с толпой возле Длинного Дома, вели оживленную беседу. Ветер дул теперь явно в их сторону. Переменчивые исландцы столпились возле изгнанников. Только и разговору было, что о новой земле и о связанных с нею мечтах и надеждах. Таинственная Гренландия распалила их воображение.

Злоба вновь обуяла Глума. Он стал, подбоченившись, посреди дороги, в двадцати шагах от входа на Тинг — так называлась площадь перед Длинным Домом, — выпятил бычью грудь и с дикой радостью проревел:

— Эйрик Рыжий! Торстейн Торфинсон передает тебе моими устами вызов на хольмганг. Один из вас лишний на этой земле!.. — И, войдя в раж. Глум слово за словом повторил проклятие Торстейна: — «Я не успокоюсь, — сказал он, — до тех пор, пока не выпущу из его трупа всю кровь и он не станет плоским, как кожа зарезанной свиньи или пустой бурдюк».

Глава IV

ЛЬОТ КРИВОРОТЫЙ

«Хольмганг», или поход на остров, — так назывался у викингов самый древний вид поединка, который обычно устраивали на одном из островков фьорда. Противники дрались на мечах, при участии щитоносцев, избираемых среди юношей не моложе пятнадцати лет. По обычаю, вызванный на единоборство делал первый выпад, объявляя тем самым поединок открытым. В зависимости от уговора противники выкрикивали одновременно традиционные слова: «Бой до первой крови!» или «Бой насмерть!»

Этот обычай был распространен у викингов на материке, но совсем не был в ходу у исландцев. Старики рассказывали как о значительном событии о поединке, происходившем в первые годы обоснования в Исландии. Сражались Гуннар Гримсон и Клауфи Пьяница из-за дележа быков. Говорили, что при первой же схватке рука Гуннара была так сильно рассечена у запястья, что кровь забрызгала все лицо Клауфи, а сам он от страха потерял дар речи.

Но на этот раз все понимали, что бой будет не на жизнь, а на смерть. Ведь ставкой тут была не пара быков! От исхода поединка зависела судьба всей Исландии. Победа Торстейна означала бы укрепление клана старого Рюне и конец морским походам, тогда как победа Эйрика Рыжего подготовила бы колонизацию только что открытой легендарной Гренландии.

Островок, выбранный для поединка, находился приблизительно в трехстах шагах от причала, на равном расстоянии от обоих берегов фьорда. Не превышая в поперечнике трех полетов пущенной из лука стрелы, островок этот был совершенно круглый, в центре немного приподнятый, что делало его похожим на щит. Между плоскими камнями отшлифованными приливной волной, здесь росли одни только лишайники. Для поединка это было превосходное место. Чтобы попасть туда, противники должны были переправиться на лодках с того и другого берега и покрыть одинаковое расстояние, отделявшее их от ровной площадки, где и решалась судьба в поединке. Разгоряченные бегом, противники не тратили силы на предварительные маневры. Миг встречи одновременно означал и начало боя.

Жители Эйрарбакки столпились на береговых утесах. Рыбаки, только утром вернувшиеся с восточного побережья, жадно слушали рассказы о невероятных событиях вчерашнего дня: о возвращении «Большого змея», о разоблачениях, сделанных сыновьями Вальтьофа, и о вызове, брошенном Эйрику Рыжему Торстейном Торфинсоном. Окруженный слушателями, Гаральд Толстопузый повествовал о схватке Эйрика с Глумом:

— Он вернулся еще сильнее, чем был. Мне думается, он мог бы одной рукой свернуть Глуму шею. Да, Торстейну Торфинсону придется нелегко.

Мнения разделились. Многие вспоминали былые подвиги Торстейна, его ловкость и упорство.

Торстейн подобен волку, который держит в пасти зайца. Даже под ударами он ни за что не выпустит бедного зверька и, едва живой, найдет в себе силы, чтобы мертвой хваткой вонзить клыки в добычу.

Но большинство присутствующих предпочитало помалкивать — не хотелось раньше времени делать предсказания. Ведь это была не обычная распря. После поединка, смотря по тому, чья возьмет, разгуляются страсти, и победитель постарается обессилить вражеский клан, как бы довершая этим свою победу.

Торгрим, Ньорд и Льот Криворотый — самые ярые приверженцы Торфинсона — переходили от группы к группе, прислушиваясь к разговорам. Они не преминули бы передать своим покровителям слова зрителей, подслушанные на берегу. Но осторожность подсказывала им не упреждать событий, не петь преждевременной хвалы ни той, ни другой стороне. К тому же необходимо было подчиняться старинному обычаю викингов: во время хольмганга одобрение громогласно высказывали только при особенно ловких ударах и необычайных проявлениях мужества.

Старый Рюне и члены альтинга заняли места на самом возвышенном месте берега, откуда открывался вид на весь островок, выбранный для поединка. Само присутствие старейшин обеспечивало честное соблюдение правил боя. Прежде чем противники заняли места в своих лодках, старейшины должны были проверить длину мечей и вручить щитоносцам по три кожаных щита, допускаемых условиями единоборства.

Льот подошел к тому месту, где стояли Бьярни Турлусон, Вальтьоф и Скьольд.

— Ты что, Криворотый, наелся гнилой рыбы, что ли, и тебе не сидится на месте? — съязвил Бьярни. — Ступай прочь — от тебя дурно пахнет!

— Рано ты загордился, Бьярни Турлусон! Я бы на твоем месте воздержался от оскорбительных слов — Эйрик Рыжий еще не правит в Исландии.

Бьярни расхохотался. Веселый огонек, который так любил Скьольд, зажегся в его глазах и, казалось, осветил все лицо.

— Ах, вот почему ты бродишь по берегу из конца в конец с негодяем Торгримом и этим мерзким хорьком Ньордом! Неужели Торстейн Торфинсон так слабо верит в свое оружие и для прославления своей доблести нуждается в подобных глашатаях? Смотри мне в лицо, Криворотый, и не дрожи, как осиновый лист! Клянусь Фрейей, что, если ты приблизишься ко мне еще хоть на один шаг, я сброшу тебя с этой скалы. Ветер с моря обострил мое обоняние, и я говорю тебе при всех, что от тебя разит тухлятиной! Ты весь провонял трусостью и предательством. А ну-ка, подойди ближе, жалкий раб! Может быть, хоть этим докажешь, что ты человек.

Раскатистый смех могучего скальда вспугнул пролетавшую чайку.

Льот опешил и переминался с ноги на ногу. Смех Бьярни, как отточенное лезвие, вонзался в его нутро. Отступить — значило потерять навсегда всякое уважение жителей Эйрарбакки. А если пренебречь угрозой скальда, надо было быть готовым к опасной драке. Бьярни был крепок, как скала.