Три романа Синди Блэка - "Графит" - Страница 16

— Я никому ничего не должен, — сказал он самому себе. Голос звучал не слишком радостно, но не дрожал. Но зерно сомнений попало на благодатную почву, и Синди невольно задавал себе вопрос, который мучил его давным-давно: может, он на самом деле ненормальный? Урод, который не заслуживает счастья таким, как есть, и которого надо переделать? Да, он нашел себе друзей, но тогда он никак не показывал своего… отклонения, может, они все, как и Тим, готовы принимать его только, если он будет выдирать свое отличие с корнем? Или он на самом деле заигрался?

Синди вздохнул, и одна из бусин, которые Фредди использовала в работе, стронулась с места и покатилась по столешнице. Синди еле успел ее поймать, перекатил в пальцах. Бусина была теплой, словно еще хранила прикосновение пальцев Фредди.

Фредди… Она не стала ни пытаться его переделать, ни возмущаться, ни ахать, что его ждет страшная судьба. Она просто приняла его таким, как есть, со своими желаниями, способностями, чувствами и отклонениями, если уж на то пошло. И Тинто не читал ему нотаций. И даже язва Джу только пожала плечами, узнав, что он собирается выступать, как девушка. И только Тим уцепился за то, что его друг ведет себя "не так".

Синди выпрямился и решительно сжал бусину в кулаке. Пусть его примут по-настоящему всего несколько человек, пусть остальные считают психом, но лучше уж быть самим собой с несколькими друзьями, чем притворяться — с тысячей. А Тим… Тим мог катиться на все четыре стороны, если он так решил. От осознания этого было горько и ныло сердце, но Синди знал, что не будет искать примирения с человеком, который считает его уродом. Даже если этот человек — его друг.

Им так и не удалось помириться в тот день. Тим сначала пытался объясниться, но Синди пресекал любые объяснения. Он понял — или думал, что понял, — что хотел сказать ему друг, и одной речи ему хватило за глаза. Поэтому он игнорировал и попытки завести разговор, и жалобные тревожные взгляды, и вздохи, словно Тима не существовало. Слишком сильно было задето самолюбие танцора, слишком больно было осознавать, что его лучший друг посчитал его заигравшимся извращенцем. Поэтому Синди огрызался или просто уходил в другую комнату, и Тим в конце концов отстал. Как ни странно, Синди при этом испытал некоторое разочарование. Ему казалось, что Тим, если бы на самом деле хотел вернуть его, вел бы себя решительнее. А так… сделал пару попыток, очистил совесть — и можно сделать вид, что ничего не произошло. Ему и в голову не приходило, что Тим точно так же мучается и грызет себя за то, что завел этот разговор.

Потом вернулась Фредди и, конечно же, все поняла, как ни пытался Тим сделать вид, что ничего не произошло. Она попыталась было заговорить с Синди, но тот так посмотрел на нее, что подруга поняла, что тут требовать объяснений бесполезно. Тогда она поймала в кухне Тима и долго с ним что-то обсуждала, закрыв дверь. Когда они все же освободили кухню, там было не продохнуть от табачного дыма, воздух был едким, словно прошедший разговор сделал его таким. Синди не собирался узнавать, о чем шла речь. И когда весь дом затих, медленно погружаясь в дремоту, он долго не мог заснуть, как ни старался, и все ворочался с боку на бок. Ему хотелось не думать о Тиме или хотя бы разозлиться на него так сильно, чтобы не сожалеть о ссоре, но вместо этого в голову лезли непрошеные воспоминания: о том, как на прогулке Синди подвернул ногу, и Тим тащил его до квартиры на руках, потому что на флаер денег не было; как Тим работал охранником в круглосуточном магазине, и друзья по очереди таскали ему на пост бутерброды; как они выбирались всей компанией летом за город, и Синди упал в реку, и Тим помог ему выбраться, и поил чаем, и отдал свою куртку, потому что она была теплее; а потом Тим потерял серьгу, с которой никогда не расставался, и именно Синди не пожелал оставлять поиски и все-таки отыскал ее под кустом. Было мучительно больно от того, что тот же самый человек, с которым в прошлом было столько всего хорошего, посчитал Синди недостойным приличного общества. Хотелось и разбудить Тима, чтобы положить конец этой глупой ссоре, и одновременно — не разговаривать больше с этим человеком, раз уж тот готов был принимать друга только в нравящемся ему виде. Промаявшись так до середины ночи, Синди незаметно забылся тревожным сном и встал, когда Тима уже не было дома, и решать, как поступить, было поздно.

За своими переживаниями танцор совсем упустил из вида причину этих переживаний: свое выступление, до которого оставалось всего ничего. Он опомнился, когда вечерняя заря позолотила окна высившихся в центре Анатара небоскребов, из-за чего здания казались гигантскими светильниками, бросающими лучи на весь город. Синди усилием воли подавил приступ паники — не успеть! не справиться! — и ринулся собираться. Благодаря укрощению помады и туши накануне, нанести макияж оказалось куда легче. Некоторые трудности возникли с одеждой, но в итоге Синди смог собраться вовремя, хотя требовалось поспешить, чтобы не опоздать в первый же день и не навлечь на себя гнев Эндрю. Он поспешно натянул туфли и побежал на выход, снова, как и в прошлый злополучный день, столкнувшись в прихожей с Тимом. Синди прошел мимо него, как мимо пустого места, — у него не было ни времени, ни сил на объяснения, и он даже не заметил, что друг смотрел ему вслед.

Он успел. Посетители уже собирались у дверей клуба, но бдительная охрана не пропускала никого раньше времени. Синди шмыгнул мимо горстки недовольных, которые громко излагали свои претензии к работе клуба, но не собирались никуда уходить, и нырнул в облако чернильной темноты — фонарь у входа для персонала опять сломался, а починить его ни у кого не доходили руки. Пропускная система подмигнула ему зеленым огоньком, и Синди привычно шагнул в полумрак служебных помещений. Здесь всегда казалось слишком тихо по сравнению с шумом основного зала, и Синди неосознанно старался не задерживаться в прохладных коридорах подолгу — после громкой музыки, разговоров и смеха тишина казалась неестественной и чуть ли не опасной.

Гримерка, раньше принадлежавшая Ани, находилась в самом конце коридора. Когда Эндрю только открыл бар, танцовщицы у него еще не было, не было и гримерки. До этого там находилась подсобка, забитая хозяйственным инвентарем и разным хламом, который некуда больше было девать. С приходом Ани чулан расчистили, часть вещей отправили на помойку, часть — распихали по другим помещениям, и в распоряжении танцовщицы оказалась пусть маленькая, но своя комната, в которой можно было привести себя в порядок до выступления и отдохнуть — после. А теперь она по наследству переходила к Синди. То есть, к Мерилин. Скромный официант Блэк, разумеется, никакого отношения к гримерке не имел.

Дверь была заперта, и это оказалось для Синди неприятным сюрпризом. Впрочем, разыскивать обладателя ключа ему не пришлось — по коридору уже спешила навстречу ему пухленькая блондинка.

— Мерилин? — спросила она еще на полпути, разбивая тишину. — Я Мика, администратор, очень приятно с тобой познакомиться. Давно ждешь? Так, отлично, вот ключ от твоей комнаты, Ани носила его с собой, но ты, если хочешь, можешь оставлять его у охраны. Если что-то понадобится или будет какая-то проблема — говори мне, все найдем, со всем разберемся. Народ у нас хороший, не волнуйся, не обидят, если меня нет на месте, можешь обращаться к Джесс или Тамаре.

Синди оставалось только кивать, пока администратор искала ключ и рассказывала ему, где что находится. Мику он, конечно, знал и раньше и теперь, убедившись, что она его не узнает, танцор снова почувствовал торжество — со своей ролью он справлялся прекрасно.

— А ты не очень-то разговорчива, да? — хмыкнула Мика, заканчивая свой монолог. — Хотя Эндрю так и говорил, что ты необщительная, зато на сцене та еще горячая штучка! Вот и посмотрим сегодня. Удачи, а я побежала, обращайся, если что!

Синди кивнул в последний раз, открыл дверь и шагнул в гримерную. Неяркий свет залил помещение, освещая зеркало на стене, небольшой диван, тумбочку и крошечный комод — ничего больше в этой комнате не поместилось бы. Синди огляделся и убедился, что перед приходом новой танцовщицы гримерку привели в порядок, но все-таки то одно, то другое напоминание о бывшей хозяйке он замечал. Например, забытые бусы на тумбочке или несколько фотопортретов, наклеенных на раму зеркала. Все это тут же полетело в утилизатор. Синди не собирался хранить тут памятки из прошлого, он становился в кои-то веки единовластным хозяином комнаты и не хотел терпеть в ней никаких посторонних вещей, а уж особенно вещей Ани.