Кусатель ворон - Веркин Эдуард - Страница 35

И глубина. Это было одно из самых главных достоинств, канава оказалась глубока. Девушки рухнули… вернее, ухнули в канаву, погрузились в ее алчущие пучины прямо с головами.

А!!!!

Иустинья и Снежана погрузились, и сия пучина поглотила их обеих. Впрочем, судя по тому, как волновалась поверхность канавы, схватка продолжалась и внизу. Девушки продолжали восхищать.

– Лучшее, что я видел в жизни, – сказал Пятахин. – Можно спокойно в гроб ложиться.

Он тоже снимал, на телефон.

Вдруг волнение приостановилось, и жижа приобрела былое спокойствие.

– А вдруг утонули? – предположил Лаурыч, вырвавшийся от маменьки.

Но грязь разошлась, и соперницы восстали из вод, и теперь их было трудно отличить друг от друга, грязь сравняла их, в канаве ведь тоже нет ни пожарного, ни пресвитера, все равнозначны, все грязны.

Жмуркин выругался и достал резиновые сапоги.

– Виктор, что происходит? – спросила Александра.

– Остановка, – объяснил я. – Постоим, отдохнем.

– А это…

Она кивнула на канаву. Соперницы стояли друг перед другом в позе пантер, готовых ринуться в бой.

– Это уже не Достоевский, – сказал я. – Это Лесков.

– Лесков?

– Великий русский писатель, – пояснил я. – «Леди Макбет Мценского уезда». Жесткач, Пятачок прав.

– Лесков…

Александра записала в блокнот.

– А-а-а!

Снежана – кажется, это все-таки Снежана – закричала и стукнула Иустинью по лицу, с размаха, и в разные стороны полетели грязевые ошметки, Иустинья ответила таким же ударом, а затем укусила Снежану разрядом шокера в плечо.

Снежана перехватила руку, отобрала прибор и нанесла ответный удар.

То ли заряд в шокере исчерпался, то ли девчонки были предельно наэлектризованы злобой, но искра их не брала. Они то и дело вырывали друг у друга шокер и по очереди вонзали его в противницу, эффект получался небольшой, вопили только.

Дубина лежал на ступенях автобуса и стонал. От смеха. И от разряда, в себя он еще не пришел, ноги дрыгались.

Пятахин с удовольствием снимал все это на видео, остальные смотрели в окна.

Дитер рисовал.

Александра…

Сегодня она была по-особенному красива.

Жмуркин чесал голову и натягивал сапоги. Я не знал пока, что делать. Как-то лезть в ряску не очень хотелось. Решил немного еще подождать, посмотреть.

Жмуркин старался. Сапоги не лезли, Жмуркин тянул, а они не давались.

Снежана отбросила шокер и вцепилась Жоховой в волосы. Повалились в грязь.

Лаура Петровна улыбалась.

– Не понимаю… – оторопело произнесла Александра. – Что происходит?

– Все в порядке, – объяснил я. – Небольшой конфликт, ничего страшного, девчонки дерутся, все по-честному. У вас разве в Германии не дерутся?

– Нет…

Жмуркин наконец надел сапоги и вступил в канаву. Зачем он их надевал – непонятно, сразу по пояс ухнул.

– Девочки! – воззвал Жмуркин. – Девочки!

Жмуркин оказался между сторонами конфликта.

– Это поножовщина? – спросила Александра.

С прекрасным, так милым уху акцентом.

– Нет, это просто так… Немного поспорили. Обычное у нас дело.

Жмуркин попытался схватить противниц, но это они его схватили. И повалились в грязь все вместе.

Пятахин завыл.

Жмуркин окунулся с головой.

– Прекратить! – заорал Жмуркин, вынырнув. – Всё!

– Вальпургии Рагнарека! – просмеялся Пятахин. – Снежанка, я на тебя полтос поставил!

Скоро, впрочем, схватка прекратилась. Девушки устали и уже не могли напрыгивать, просто стояли и через Жмуркина дергали друг друга за волосы.

– Тренировки не хватает, – заключил Пятахин. – А вообще хоть куда быдлеска – элита нашего города в гневе, надо музыку какую наложить, подумаю…

Жмуркин по очереди вытащил девиц из канавы. Выглядели они настолько жалко и потерянно, что даже Пятахин не стал их снимать на телефон.

– Красавицы! – заключила Лаура Петровна, пожаловавшая пронаблюдать финал бойни. – Гордость родителей! Победительницы олимпиад!

Красавицы выглядели, кстати, хоть и печально, но весьма выразительно, грязь и тина придали им первобытности, что ли, подчеркнули внутренние качества.

– Она сама… – выдохнула Снежана.

– Это ты сама, – ответила Жохова.

– Цыц, – сказал Жмуркин. – Цыц…

Шнайдергезунд принес две пятнадцатилитровые бутылки с водой.

Жмуркин полил сначала Жохову, затем Снежану.

– Я включу этот эпизод в свою бессмертную поэму, – пообещал Пятахин. – Это эпик. Реальный эпик.

Снежану увел в автобус пришедший в себя Дубина. Жохова впала в истерику, сидела на земле и рыдала. Остановить рыдания смог лишь Жмуркин. Он сел рядом с Жоховой и стал утешать.

Так они и сидели. Наверное, почти час. Жмуркин держал Иустинью за руку и что-то ей шептал, Жохова кивала и плакала.

– Теперь за ней надо присматривать, – задумчиво произнесла Лаура Петровна.

– Это точно, – тут же кивнул Пятахин. – Я с самого начала предлагал за ней присматривать, но меня никто не слушал. Она ведь всех отравить может.

– Что?! – Лаура Петровна чуть не подпрыгнула.

– Отравить, – подтвердил Пятахин. – Я видел у нее в сумочке пузырек с черепом и костями.

– А может, она сама собирается? – предположил Гаджиев. – Ну, того? Она же вроде…

– Я тоже так думал, – ухмыльнулся Пятахин. – Но флакончик слишком большой, там на всех нас хватит. А что? Вот будем мы компот варить, а она туда яду…

Лаура Петровна закашлялась.

– А может, она в аэрозоль яду добавила, – предположил Пятахин. – Вот как разбрызгает…

– Эта гадина нас точно отравит, – подала голос Снежана. – Она же стуканутая совсем!

«Дружной песнью духовного содержания встретили друзья солнечный день в окрестностях Мурома». Хотел еще что придумать, но фантазия заржавела. Реальность затмила. Окончательно.

Ну и, конечно, тег «Дружба», как еще это обозначить?

– Мне кажется, что это ей папаша поручил, – продолжал Пятахин. – Чтобы она всех отравила во имя идеалов. Принесла нас в жертву. А потом в романе это опишет – как расправилась с неверными. «Эдельвейсы любви».

Все посмотрели в окно на Жохову. Жмуркин продолжал ее утешать.

– Кажется, шеф на нашу монахиню запал, – объявил Пятахин. – Или зрение меня обманывает…

– Это он зря, – вставил Листвянко. – Она его плохому научит.

– Пусть она лучше меня научит, – Пятахин почесался. – Я готов прямо сейчас в ее секту записаться…

Все засмеялись.

Кроме немцев, они как-то потерянно сидели на своих местах, – наверное, битва в грязи стала перебором для их психики. Даже Александра выглядела устало.

– А что? – пожал плечами Пятахин. – Вы же сами говорили, что за ней надо приглядеть…

– Я могу приглядеть… – начал было Лаурыч, но мать пресекла попытку присматривать за Иустиньей одним злобным взглядом.

– Кто эту припадочную только с нами в поездку взял? – спросил Листвянко. – Всем же известно, что Жохова истеричка – как и ее папаша. Она ведь еще вешалась, кажется?

– В карьере топилась, – поправила Снежана. – Психичка чертова.

– Так и быть, – вздохнул Пятахин. – Придется мне рискнуть здоровьем за нас за всех.

– А давайте ее саму высадим, а? – предложила Снежана. – А что? Она вон баторцев предлагала высадить, а сама та еще гадина…

– Мы не можем никого высаживать, – строго сказала Лаура Петровна. – Надо просто с девочкой поговорить, объяснить…

– Она на нас обиду затаила, – перебил Пятахин. – Теперь мы не сможем спать спокойно, кто-то должен всегда находиться рядом с ней. Я готов.

– Дурдом какой-то, – сказал Лаура Петровна. – Как-то стыдно перед иностранцами…

– Да им нравится, – вставил Пятахин. – Они же как раз балдеют. Это же как в «Преступлении и наказании» оказаться!

– Главное, чтобы старух мочить не начали, – проявил эрудицию Листвянко.

Жмуркин с Жоховой поднялись и направились к автобусу. Жохова смотрела в сторону, на лице у нее отсутствовало выражение, зато обильно присутствовали царапины, и от этого она была окончательно похожа на Бабу-ягу. В грязи, в потеках, в водорослях. Жмуркин держал ее за локоть. А я даже не нашелся, с чем ее сравнить.