Кусатель ворон - Веркин Эдуард - Страница 34

Через три ряда я его, конечно же, обнаружил. Между сиденьем и стенкой автобуса. Небольшой, строгого черного вида нетбук, убранный в чехол с инициалами АЖ. Жохова А…

– Ага, – сказал Пятахин.

И схватил ноутбук первым.

– Завалился, наверное… – предположил Лаурыч. – У меня такое однажды в плацкарте случилось…

– А вдруг это не Жоховой? – спросил Пятахин. – Надо ведь убедиться. Тут написано «А» и «Ж». Ну, Ж понятно, а вот кто такая А?

– Отдай!

Пятахин уже вытряхнул компьютер из чехла и пробудил от спящего режима, экранчик засветился, оказалось, что открыт текстовый редактор.

– Тоже, что ли, блог пишет? – сказал Пятахин. – Бенгарт, у тебя коллега объявился…

Разочарованный Пятахин сунул нетбук Лаурычу.

– Отдайте! – взвизгнула Иустинья. – Отдайте немедленно!

Она кинулась, но Пятахин перегородил проход, Жохова врезалась в его спину, отскочила.

– «Эдельвейсы для богини любви»… – прочитал удивленно Лаурыч. – Автор – Жохова Анастасия… Анастасия…

Пятахин крякнул, выхватил у него компьютер и прочитал уже громко, прикрываясь спиной от Жоховой.

– «…Розалинда кинулась с головой в омут страсти, горячей, как адское пламя, пьянящей, как молодое испанское вино…» Ого, Жохова! Я думал, ты о благостном думаешь, а ты, оказывается, ро?маны сочиняешь! «…Он стоял на берегу, и его золотые волосы развевались над водой, глаза блистали, как два сапфира…»

– Замолчи!

Иустинья покраснела и позеленела одновременно. Никогда не видел сочетания подобных цветов на одном отдельно взятом лице. И вены на лбу вспучились, – нет, серьезно, я даже испугался, что Жохову хватит удар.

«Апоплексический удар в автобусе», собственно говоря, неплохо, на Тубе народ заценит. Ярость в чистом виде.

Тег «Искусство».

– Этого не надо стесняться, Анастасия, – продолжал Пятахин. – Я тоже поэт, между прочим, стихи сочиняю, «Апрельский пал» многим нравится. Слушай, Анастасия, а давай вместе будем сочинять, а? Пятахин-Жохова, как тебе?

Иустинья стала раздуваться, буквально опухла от злости, сделалась похожа на опасную рыбу фугу – еще чуть, и иглы полезут, шипы отравленные.

– Хотя лучше отдельный псевдоним придумать, – продолжал разворачиваться Пятахин, видимо, поедание кактуса пошло ему на пользу. – Парамон Пяжохин, как? Нет! Нет! Лучше по-другому! Фрол Жо…

Все громко засмеялись, я тоже не удержался, кажется, все-таки талант.

– Скотина! – взвизгнула Иустинья, она же Анастасия.

И немного попыталась выцарапать Пятахину глаза, но попала только по щеке. Личность Пятахина закровила, сам Пятахин растерялся.

– Ну, ладно… – сказал он. – Как хочешь, пусть будет Энестэйша Жо…

Жохова прянула снова, но Пятахин был уже наготове, сунул нетбук в сумку на спинке сиденья и поймал Жохову за руки.

Путешественники, особенно немецкого происхождения, с интересом наблюдали за происходящим.

Жмуркин пока спал, погрузившись в наушники, не слышал, будить я его не спешил.

Лаура Петровна, кстати, тоже улыбалась и как бы всем своим видом давала обществу понять, что она над схваткой, тут и без нее начальства хватает. Ну и еще тут было… По слухам, два года назад Жохов-отец застрелил любимого лабрадора семейства Скрайневых, лабрадор по бестолковости убежал, а Жохов его за безнадзорность щелк меткой пулей в ухо, Жохов-старший бестрепетен, это все знают.

Иустинья тем временем вовсю уже выкручивалась из лап Пятахина, и было видно, что сын Департамента культуры скоро уступит свои позиции дочери пастыря. Это понял и Пятахин, он резко отпустил Жохову и отпрыгнул.

Жохова осталась стоять, растирая запястья и скрежеща зубами.

– Вот я сообщу батюшке-то – он тебя в карцер посадит, – неуверенно пообещал Пятахин, потирая щеку, размазывая кровь в пятно. – На луковую похлебку…

Иустинья затряслась. Крупно и угрожающе, она вообще, как я погляжу, оказалась мастерица устраивать собой разные эффекты, трепетать, вцепляться, выдирать. А с виду не скажешь. Хотя…

Пятахин вытер кровавые руки о джинсы.

– Тебе нужен пластырь, – посоветовал Лаурыч.

– Круто она тебя, – подал голос Дубина, возможно, с некоторой завистью.

– Это любовь, – подытожила Снежана.

– Отдай! – с ощутимо замогильными интонациями потребовала Иустинья.

– Поцелуй – тогда отдам, – пообещал Пятахин.

А вот баторские в разборке участия почему-то не принимали, молчали, смотрели дружно в окно. Странно.

– Отдай немедленно, а то очень пожалеешь, – прошипела Иустинья.

– Отдай, Пятачок, – посоветовала Снежана. – А то она тебя действительно поцелует!

Браво! Снежана Эмчээсовская тоже девушка непропащая, еще больше в этом укрепляюсь. Тег «Любовь».

Пятахин вновь раскрыл нетбук.

– Наверняка тут есть признания, – сказал он. – Личный дневник монахини…

– Отдай, а не то я выброшусь, – пообещала Иустинья.

– Она умеет, – сказала Снежана. – Подайте прорубь!

– Да куда ей бросаться, мы как на подводной лодке, – Дубина постучал по стеклу автобуса.

– Выкинусь! – крикнула Иустинья так пронзительно, что Жмуркин проснулся.

Он сел, потерянно огляделся, потер глаза.

Иустинья направилась к выходу.

– Что тут происходит? – одурело спросил Жмуркин и стащил наушники.

– Жохова выброситься хочет! – объявил Пятахин.

– Василий Иванович, останови, пожалуйста! – попросил Жмуркин. – Опять что-то…

– Да тут проруби нет, сейчас лето!

– Пусть выпрыгивает, – сказала Снежана. – Одной дурой меньше.

Штуцермахен стал притормаживать.

– Вы все гады! – крикнула Иустинья. – Гады! Гады! Всех вас ненавижу!

Она подскочила к дверям автобуса и стала их пинать ногами и толкать корпусом. Бум-бум-бум, сколько силы вскипело в этом, казалось бы, хрупком теле.

– Автобус сломаешь! – заявил Дубина.

– Устя, успокойся, – попросил Жмуркин.

Но Иустинья не унималась – билась и билась, и Дубина не выдержал, выбрался из кресла, подошел к Жоховой и попытался ее оттащить.

Жохова не далась, громко щелкнула зубами, и Дубина отступил в нерешительности.

Иустинья долбанула в дверь спиной, уперлась ногами в ступени и принялась выдавливаться.

Дверь стала приоткрываться.

– Тормозите! – крикнул Жмуркин.

– Сейчас вывалишься ведь, дура, – сказал Дубина.

И как настоящий джентльмен он попытался оградить даму от выпадения на асфальт, любой на его месте поступил бы так же.

Случилось вдруг нечто фантастическое – Иустинья выхватила откуда-то, мне показалось, что из рукава, довольно большой электрошокер и раз!!! – всадила его Дубине прямо в лоб. Все-таки пресвитер Жохов снабдил свою Устеньку средством обороны от недругов, я так и знал.

Между глаз Дубины проскочила озорная искра, и боксер недоуменно осел на пол.

Автобус остановился. Двери с шипеньем отошли.

– Ах ты дрянь! – со своего места выскочила Снежана.

Она бросилась на Иустинью, та с ловкостью Джеки Чана выставила шокер перед собой. Снежана наткнулась. Шокер щелкнул, Снежана не упала, замерла, затем вцепилась в Жохову, и они вместе вывалились из автобуса.

В канаву.

Тег «…».

Тут даже не придумаешь.

Жмуркин вздохнул.

– Жесткач… – в восхищении сказал Пятахин. – Супер!

Лаура Петровна села в кресло и усадила рядом с собой Лаурыча.

– Не могу… – помотал головой Жмуркин. – Не могу…

– Бабий бой! – Пятахин достал мобильник. – Бабий бой!

Если честно, то я не очень верил глазам. Фестиваль души, жизнь превосходит любые грезы, даже самые разнузданные, я повторял это уже в сороковой раз.

И это было хорошо. Это было уже гениально, небеса послали всех недругов в мои безжалостные длани, лишили их разума. Если сидеть на берегу реки достаточно долго – мимо проплывет труп твоего врага. Китайская мудрость.

Я взялся за фотоаппарат.

Канава оказалась крайне фотогеничной, такой настоящей нашей канавой, в которой присутствовали все родовые признаки любой уважающей себя канавы: грязь, жижа, ряска, лопухи, коряги, водоросли, безнадежность и обилие всех этих ингредиентов.