Кусатель ворон - Веркин Эдуард - Страница 27

– За что? – расстроился Пятахин.

– За недостойное поведение. Ты обзывал Жохову.

– Она сама меня обзывала!

– Это своей маме расскажешь, – улыбнулась Лаура Петровна. – И папе Жоховой.

Пятахин сник.

– Да я могу… – заикнулся было Лаурыч. Лаура Петровна кашлянула.

– Но он же колючий, – вздохнул Пятахин.

– Я не пойму, мы что, на торжище?! – вопросил я с надломом.

– Ладно, – сломался Пятахин. – Хорошо. Только это… Иголки можно постричь?

Лаура Петровна сверилась со мной взглядом.

– Самые крупные, – разрешил я. – А то несерьезно будет, никто не поверит… Помнишь, как там у Есенина: дар поэта – ласкать и корябать. Многие думают, что Есенин это имел в виду буквально. Ты что, Есенина не уважаешь?

– Да нет, уважаю… Просто… А как же тогда ласкать?

– Тебя обласкает зритель, – заверил я. – Аплодисментами.

Лаура Петровна поправила прическу.

– Читать стихи – и есть кактус – это искусство! – уверенно заявил я. – Скажу больше – это настоящее искусство.

Пятахин взял кактус, понюхал, пожал плечами. Лаура Петровна подала ему небольшие маникюрные ножницы.

– Не расстраивайся, – успокоил я Пятахина. – Я это у себя на сайте размещу. Неплохая быдлеска получится. Полтора миллиона просмотров за месяц гарантирую.

– Да? – с надеждой спросил Пятахин.

– Конечно. Еще никто так не делал. Ты, Пятачок, прославишься мгновенно, все девчонки тобой восхитятся – такая находка! Можно даже номер настоящий сделать…

А что, неплохая, между прочим, идея. Шоу Виктора Бенгарта «Быдлески декабря»! Покупайте билеты, граждане! Тег «Культура».

– Все, переписывай страницу и морально готовься.

На крыльце детского дома показался Жмуркин. Переваливался с ноги на ногу, думал, почесывал подбородок.

– Разучивайте роль, – сказал я. – А я пойду, поговорю с начальством. Паша, за мной.

Поспешил к Жмуркину.

– Ну, как? – спросил Жмуркин, видимо, он уже пребывал в курсе намечавшихся затруднений и немного волновался, грыз немного ногти. – Все готово?

Грыз ногти – это старый добрый Жмуркин прорывался через личину Скопина-Жмуркина, политика, посылал нам сигналы, то есть мне.

– Таланты рвутся в бой, – сказал я. – Искрометно исполнят свои коронные номера, публика вздрогнет.

– То есть… Кто конкретно?

– Сначала художественная живопись. Дитер…

– Какой Дитер?

– Этот, длинный, художник. Томеш. Он продемонстрирует технику моментального рисунка. За минуту прямо на сцене он создаст произведение искусства.

Жмуркин кивнул.

– Это неплохо, – сказал он. – Знаешь, я был в инструктивном лагере в Испании, так вот, в Европе это популярно. А он песком не умеет рисовать?

– Умеет. Но сегодня он будет рисовать пальцами.

– Ну, пусть пальцами, – согласился Жмуркин. – Дальше.

– Вторым номером пойдет музыка.

– Музыка, – кивнул Жмуркин. – Музыка – это хорошо.

– Александра сыграет на волынке.

– Что сыграет? – насторожился Жмуркин.

– Старинную британскую мелодию под названием «Исчезновение Нортумберлендского полка».

– Пусть «Исчезновение»… – Жмуркин записал в планшет. – А что на десерт?

– Гвоздь программы – молодой поэт Пятахин зачитает свои стихи.

– «Апрельский пал»? – насторожился Жмуркин.

– Увидишь и не пожалеешь.

– Хорошо. Через двадцать минут начинаем. Спонсоры приехали, все готово вроде. Я пошел.

– Возьми мальчика, – посоветовал я.

– Какого еще мальчика?

Я подтолкнул Жмуркину Лаурыча.

– Пришлешь его, когда надо будет выходить.

Жмуркин взглянул на Лауру Петровну. Она отвернулась.

Мальчика прислали через пятнадцать минут.

Я провел инструктаж перед боем, раздал патроны, то-се, загнал стадо за кулисы, сам занял место в зрительном зале, получше место.

Сначала что-то сказала директор детского дома, потом еще кто-то, потом свет погас и зажегся снова.

На сцену вышел Жмуркин. На нем неожиданно объявился вполне себе приличный костюм строгого цвета, галстук, и даже запонки блеснули золотом, этакий молодой сквайр, я позавидовал, себе, что ли, костюм заказать.

Жмуркин постучал по микрофону, затем произнес:

– Уважаемые зрители! Вы, наверное, знаете, что сейчас с каждым днем укрепляются международные связи…

И он поподробнее рассказал про то, как именно эти связи укрепляются. И что наш проект путешествия талантливых подростков по Золотому кольцу как раз неимоверно все укрепляет, потому что собрались подростки разных народов, и теперь, взявшись за руки в дружном порыве…

Ну, и так далее.

– А сейчас перед нами выступит фольклорный ансамбль «Ложкари»! – объявил Жмуркин.

Должен отметить, ложкари играли отменно. Вообще-то я раньше никогда не бывал на концертах ложкарей, один раз был на Кубанском казачьем хоре, во время танца у одного из танцоров сорвалась с сапога подкова и ударила в лоб директора доручастка, мне понравилось. Сейчас тоже. Ложкари играли разное – народную музыку, песни – они как-то умудрялись играть ложками песни и под конец исполнили-таки бессмертное «Повеяло молодостью». Причем играли они так самозабвенно, что сломали несколько ложек и один большой половник. Балалайки им не хватало.

Спонсоры тоже остались довольны, хлопали и довольно кивали. Наверное, иметь при детском доме ансамбль ложкарей – беспроигрышное дело, ложкари стучат, банкиры умиляются и башляют. У здешнего руководства был талант, надо отметить.

После ложкарей выступила девочка, она пела специально писклявым голоском романсы девятнадцатого века и потихонечку подыгрывала себе на гитаре. С душой так, все прослезились, и я тоже прослезился немного. Вот люблю я такое искусство, светлое, от души которое. Пусть и непрофессиональное, но такое искреннее, человеческое, спонсоры плакали.

Третьим должен был выступать мальчик с дрессированной собакой, но собака почему-то выступать отказалась, мальчик сказал, что она заболела, но я думаю, что она испугалась Пятахина, он хотел ее сожрать.

– А теперь наш небольшой концерт продолжат международные творческие силы! – объявил Жмуркин. – В нашу поездку отправились юные филологи, поэты, художники! С художников, пожалуй, и начнем! Прошу!

Дитер вышел на сцену, Гаджиев и Пятахин вытащили за ним большую доску с прикрепленным к ней ватманом. У Дитера не было ни мольберта, ни кистей, ни красок, ничего. Он дышал в ладони и прохаживался перед доской в задумчивости. Разминал пальцы, размахивал руками.

Вдруг заиграла музыка. Свиридов, «Отзвуки вальса», я узнал, у меня мать эту музыку любила, особенно под валерьянку. И вот заиграл вальс, и Дитер стал рисовать.

То есть на живопись в классическом смысле это похоже не было – Дитер замер рядом с ватманом, затем взмахнул рукой, и на бумаге появился лес. Самый натуральный, вон тот, что располагался за ручьем. Дитер взмахнул еще, и перед лесом потек сам ручей.

Затем…

Это было похоже на волшебство. А Дитер на дирижера. Он взмахивал руками, и начинало светить солнце, и по дороге катил автобус, у моста сидели рыбаки, возник и сам дом, сначала серый, а потом расцветившийся красками, над домом побежали тучи…

Три минуты, и картина была готова. Перед нами была точная, во всяком случае, издали – копия «Березовой рощи», освещенная лучами полуденного солнышка.

В зале зааплодировали. Но Дитер не собирался останавливаться, неожиданно резко он взмахнул руками, и на картине появился краб. Черный, хищный и ужасный, он медленно выползал из ручья, распространяя вокруг длинные черные клешни. Эти клешни обняли березы, погасили солнце и всосали небо, и только дом оставался невредимым, оставаясь единственным цветным пятном мира, погружающегося во мрак. Это пятно держалось дольше всех, но спрут оказался сильнее, клешни обняли дом и медленно утянули его в мрачную пучину.

И остался только мрак.

Заплакал ребенок.

– Да… – протянул кто-то.

Дитер молча удалился.

Зал молчал. Жмуркин пронзил меня пронзительным взглядом, я стерся практически в мелкодисперсную пыль. А что, я виноват, что ли? Не каждый понимает современное искусство – это всем известно, актуальная культура не с первого раза проникает в зачерствевшие сердца нового мещанства, что поделаешь, так и живем.