Понедельник 6:23 (СИ) - "Motoharu" - Страница 52

- Потому что ты красивый.

Дима хмыкнул и поскрёб скулу рукой.

- Но не в модельном смысле, не в фотогеничности дело, - поспешил оправдаться Юра. Видимо, у него частенько возникали проблемы с пониманием, потому что оправдывался он мастерски и очень скоро. – Дело в том, что ты красив во всём, в жестах, в словах, в поступках… Как человек.

- Откуда ты знаешь о моих поступках? – удивлённо вскинул Дима бровь и опустился на разлапистое бревно, лежавшее в трёх шагах от тропинки. Юра остался стоять на месте, высматривая ракурс для новой фотографии.

- Ну сколько я видел, все были красивы. Ты защищаешь себя, ты не ведешься на понты, на деньги, никогда не говоришь лишнего, не прячешься за спину отца. Ты пошёл со мной гулять, не боясь, что я буду тебя обвинять.

- В чём обвинять? – Дима коротко рассмеялся и поудобнее устроился на жёстком бревне, позволив ногам свободно болтаться в десяти сантиметрах над землёй. Раньше он любил кататься на высоких качелях, чтобы ногами не касаться земли, а раскачиваться только упругими поступательными движениями вперёд. – У тебя нет никакого права меня обвинять.

- Я его сын, и у меня есть много прав, - сухо возразил Юра. И, свернув с дороги, подошёл к Диминому бревну, сел рядом. – В конце концов, есть простое иррациональное презрение, которым я могу воспользоваться.

- Пользуйся, - лениво протянул Дима, наслаждаясь тёплым ласковым ветром, обдувающим разгорячённую кожу, помнящую следы недавней истерики. – Только ты не гомофоб, и тебе это будет трудно изобразить. Но ты начни, а там посмотрим, что получится.

- Не хочу, - буркнул Юра и, включив фотоаппарат, стал пролистывать получившиеся фотографии, потом повернулся к Диме и показал ту фотографию, на которой тот сказал: «Отвали». – Ты мне нравишься, даже больше, чем я думал.

Дима вновь смутился и отвёл глаза в сторону леса, где было темно и откуда тянуло влажностью прелой листвы.

- Ты тоже гей?

- Я? Нет… - Юра мгновенно залился краской и стал почти бордовым под цвет своей терракотовой рубашки. Видно было, что он нечасто краснеет.

- Это хорошо, - мягко улыбнулся Дима. – Тебе повезло.

Они помолчали несколько минут, словно воспевая Димино невезение. И опять Дима всей кожей ощутил разницу между Александром и Юрой. Первый никогда бы не стал молчать в такой ситуации, у него всегда в запасе есть парочка вкусных конфет и смешная история. И жизнь, на самом деле, прекрасная штука. Дима коротко выдохнул, насильно выдёргивая себя из затягивающего одиночества.

- Пошли, постреляем в тире, - сказал он, бодро вскакивая на ноги.

- Тут и тир есть? – Юра с огромным облегчением поддался Диминому веселью. Видно было, что ему тоже не хватает конфет Александра. Его всем не хватает. Быть может, есть что-то здравое в тех людях, которые боятся его и не подпускают к себе близко, как та же Лида. Быть может, они чувствуют, к какому глобальному саморазрушению стремится человек, привязывающийся к Александру?.. Но пути назад уже нет. Именно сейчас, стоя рядом с Юрой, Дима понял, насколько увяз в Александре и стал от него зависим. И радость не радость без него, и воздух не тот, и солнце не так греет, и жизнь большая, красивая, но пустая, как голограмма. И к Диме она не имеет никакого отношения, его словно выбросило из неё, в очередь ожидающих жизни, в очередь тех, кто думает, что начнёт жить завтра, когда случится одно, другое, третье, у каждого своё. Сегодня вечером, завтра утром, послезавтра в обед… в понедельник 25 июля в 6:23 начнётся жизнь, но не сейчас. Не сейчас.

Часть 20. Ценности

Лида всё утро ходила на цыпочках вокруг Димы и старалась не говорить ничего лишнего, даже дышала через раз.

- Вот блин, сволочь, - цедил Дима сквозь зубы, неотрывно глядя в монитор и нервно дёргая мышку. День не заладился со вчерашнего вечера, когда в доме на два часа вырубили свет, и Дима остался без работы, наедине со своими нерадостными мыслями и горящими окнами в доме напротив. Там, в чужих квартирах, показывали жизнь. Кто-то смотрел телевизор – окна светились матовым, периодически мигающим, словно вздрагивающим светом, кто-то ужинал на кухне, почти весь ряд кухонных окон горел, и сквозь тонкие тюли как на ладони просматривались семейные заседания под те же неугомонные телевизоры. В спальных комнатах горели ночники – родители укладывали детей спать, любовники предавались тихой страсти, быть может, не очень тихой, но думать об этом Дима не хотел, он просто смотрел в окна и понимал, что ему сегодня не светит ничего из увиденного, даже если дадут электричество.

Когда свет включили, Дима уже спал.

- Слушай, Дим, я, конечно, понимаю, что меня это не касается… - сделала Лида первый заход, оторвавшись от журнала регистрации звонков и с сочувствием глядя на Диму. – Но ты хотя бы ешь?

Дима кивнул, не отрывая взгляда от компьютера. Всеволод Игнатьевич поручил ему быстро оформить ту часть проекта, что подарил ему Александр, которая готова на сегодняшний день. Кому-то там надо показать, чтобы заценили… Дима не уловил путаную мысль директора. Потом уловит, когда понесёт сдавать. На лишние мысли в голове не хватало места, всё занято построением философии однополой семьи.

- Ем, периодически.

- Слушай, Минаев, - Лида поднялась из-за стола и подошла к Диме, облокотилась на стол и заставила посмотреть на себя, побарабанив длинными красными ногтями по столу. – Ты брось это дело. Ты себя в зеркале видел? Одни глаза остались, бледный как поганка, того и гляди, в обморок хлопнешься.

- Лида, - Дима посмотрел на девушку и слегка улыбнулся, успокаивая её, - мамочка ты моя самопровозглашённая, всё у меня нормально. Мне некогда думать о бренном, впереди грядёт серьёзный проект…

- Да плевать, Дима, - Лида подалась вперёд, опасно нависая над ним. – В больнице тебе не нужны будут ни проекты, ни деньги, и придётся подумать о бренном. У тебя же истощение налицо, послушай специалиста, я знаю, о чём говорю. У меня двоюродная сестра загремела в больницу на полгода со своими диетами.

Дима отвёл взгляд и уткнулся в чертёж, осталось только заполнить техническую таблицу и черновой вариант проекта готов. До октября можно успеть сделать ещё три таких же. Усталость бродила где-то под кожей, и мысли путались, но, сконцентрировавшись, можно было работать ещё очень долго, нон-стопом, неделю как минимум, а потом и отдохнуть, когда Александр приедет… да, тогда и будем отдыхать, вместе.

- Ну зачем ты так, Дима? – Лида заговорила шёпотом, ласково, словно с маленьким упрямым ребенком, настроившимся убежать до того, как ему выскажут все замечания. – Подумай о себе, он-то о себе не забывает, - едва слышно добавила девушка и устало выдохнула, будто призналась, наконец, в страшном грехе.

Дима растерянно изучал её лицо и медленно догонял смысл сказанного. Мысли тяжёлыми пульсирующими сгустками капали, словно припечатывая. Четыре недели. Александр любит секс. Все мы просто люди, и его можно понять. Дима считывал информацию, написанную на лице Лиды, как компьютерные коды, не расшифровывая.

- Лид, ты если что-то знаешь, скажи прямо, мне сейчас не до двусмысленных высказываний.

Девушка стушевалась на миг, по всей видимости, проникнувшись Диминой усталостью. И взгляд её из назидательного вмиг переплавился в сочувственный и где-то даже испуганный. Она не знала, что сказать Диме. Как сказать Диме… Но этого уже и не требовалось. Просто слова, очередные слова, брошенные в пустоту.

- На все мероприятия принято заказывать девочек, эскорт-услуги. С тех пор, как Александр Владимирович работает у нас, стали заказывать и мальчиков.

- Он не спит с ними, - уверенно проговорил Дима и смущённо улыбнулся. – Я уже спрашивал.

Лида тоже улыбнулась, чуть успокоившись, и, протянув руку, провела по коротким Диминым волосам, едва касаясь кончиками пальцев головы.

- Тогда почему страдаем?

Дима мельком взглянул на Лиду и чётко увидел, что она не поймёт. Несмотря на всю свою проницательность и женское чутьё, и не потому, что менее тонко организована, нежели Дима, что было весьма сомнительно. Она не поймёт, потому что другая, потому что сильная, потому что независимая и не влюблённая.