Дублет из коллекции Бонвивана - Ольбик Александр Степанович - Страница 23

— Это, презер, тебе за мои бессонные ночи, — орал в бешенстве Король и в этом крике внимательный слушатель мог бы выделить нотки удовлетворения, чувства выполненного долга.

Ройтс упал и сник. А куда денешься от килограмма железа и пластмассы?

Пуглов, видя, как измываются над его другом, попытался быстро встать, но проклятое кресло, словно осьминог, держало его в своих могучих объятиях. Наконец, осилив земное притяжение, он поднялся и пошел на выручку Ройтсу. Первым ударом Пуглов промахнулся, едва не размозжив голову Монтане, зато второй прямой тырок попал в самую носопырку Короля. Развернувшись на сто восемьдесят градусов и, задев плечом рояль, тот наотмашь рухнул на пол.

Ройтс молча переживал минуту бесславного поражения. Его еще никто так славно не бил. Ройтс хотел что-то сказать хорошее своему другу, но в этот момент Монтана завизжала таким пронзительным голосом, что все в голове Ройтса заплясало и муторно перевернулось.

— Уби-и-ли! — орала Нора. — Убили моего Юрика! Помогите…

— Заткнись, профдура, принеси лучше воды, — приказал ей Пуглов, растирая ушибленную руку.

Монтана шустро поднялась с колен и побежала на кухню.

Тут же гости убедились, насколько хитер и коварен Король: встав на колено, он поднял руку и на Пуглова радушно взглянул ствол «вальтера».

— Ну, что гондольеры, будете платить по векселям? — речь Короля была не очень четкой, а содержание не очень оригинальным.

— Перекрестись, парень, — посоветовал ему Пуглов, из рук которого также предупредительно взирал на Короля «парабеллум».

Пауза была недолгой, но исключительно красноречивой.

— Подожди, бармен, мы с тобой еще поквитаемся, — Король сплюнул кровью на паркет. Но это уже был свисток уходящего поезда.

— Не начинай, Юрик, писать, пока не расстегнул ширинку, — посоветовал Пуглов и спрятал пистолет за пояс. — И никогда не забывай, что не один ты был в детстве хулиганом и не один ты занимался боксом. И пойми еще одну вещь: мы пришли сюда не трахать твою Нору, а поговорить о делах. Игоря не оправдываю, но пускать ему кровянку не позволю.

Пока Монтана отпаивала Короля минералкой, Альфонс помог встать на ноги обмякшему Ройтсу. Тот трогал пальцами разбитые губы, шепелява приговаривая:

— Шмотри, жуб мне сволота выбил.

— Ладно, старик, бери свой зуб в руки и валим отсюда. Хреновый прием получился.

Пуглов вывел дружка на улицу и они, словно два ветерана войны, медленно поплелись в сторону оставленного за оградой «опеля».

— У Монтаны задница действительно выдающаяся и сама она сексапильная, но при этом вполне мог бы получиться вариант Симчика.

— Да брошь ты, Алик, — Игорь потянулся рукой ко рту. — Брошь ты об этом вшпоминать, он мне за этот жуб заплатит в тройном номинале…

Для снятия стресса они заехали в бар «Омега», где когда-то Пуглов работал за стойкой, а Ройтс — швейцаром.

После бара они поехали к ювелиру Якову Плинеру, знакомому матери Пуглова.

Нашли они его в мастерской по ремонту часов. На первый взгляд ему можно было дать лет сто: ссутулившийся, с дряблой желтоватой кожей, он напоминал старого аллигатора, потерявшего все до единого зуба. Едва заметная рыжая щетина усугубляла и без того разбросанные по всему лицу пигментные пятна. Однако голосовыми связками Бог его не обидел. Бас, что у Штоколова. И первые произнесенные Плинером слова поразили Пуглова, словно он изначально услышал человеческую речь. От неожиданности даже оглушенный Ройтс открыл рот и долго не догадывался его захлопнуть — столь велик был контраст между субтильным телом и громоподобным гласом ювелира.

— Ну что, орлы, вас привело ко мне? — прогудел Плинер. — Если проблемы с часами, то тут мне, откровенно говоря, равных нет и быть не может. Своего рода патриарх часового дела. Не сочтите это саморекламой, просто в этом деле более полста лет…

— Нам не то нужно, — Пуглов извлек из кармана перстень, который им дал Рощинский. — Хотелось бы знать настоящую цену этой вещицы.

Плинер метнул на Пуглова острый взгляд и тому показалось, будто под кустистыми бровями ювелира вспыхнул бриллиантовый пожар. Вооружившись часовым моноклем, он стал изучать кольцо. И чем дольше он это делал, тем заметнее начинали дрожать его пальцы. В какое-то мгновение его брови взлетели вверх, отчего черный монокль непроизвольно упал на стол. Ювелир явно был взволнован.

— Я, орлы, не спрашиваю вас, где вы раздобыли этот обруч, но хочу вас предупредить, что за этой штуковиной вполне может тянуться кровавый след. — Оценщик наконец поднял глаза на Пуглова. — Если не ошибаюсь, этот дуплет принадлежал Бонвивану…

— Ну и хрен с ним, — выпалил Ройтс. — Сколько это кольцо стоит?

— Пожалуйста, не залупайся, — тихо одернул Пуглов Ройтса. — Мы вас слушаем, дядя Яша. Но что значит «дуплет» и кто такой Бонвиван?

— Если коротко…По-моему, в 1969 году я работал в ломбарде. Оценивал, так сказать, поступавший товар. Однажды милиция поставила нас в известность, что разыскивается ювелирное изделие из коллекции Бонвивана. Это, разумеется, кличка, его прихлопнули по заказу какого-то подпольного коллекционера. На Западе такие есть да и у нас хватает…

— А почему «дуплет»? — снова спросил Пуглов. — Можно стрелять дуплетом, играть в бильярде, а чтобы кольцо…

— Я тоже ничего не понимаю, — на лице Ройтса проглядывало большое недоумение.

— Не спешите, хлопцы. Все по порядку…Этот термин пошел от старых ювелиров. Так называется подделка: камень, склеенный из двух частей, из которых только верхняя часть — драгоценный камень. И в этом перстне тоже — снизу горный хрусталь, а сверху наложен настоящий бриллиант. Между прочим, отличный камень. Много чистой воды да и по весу, думаю, не менее пяти-шести каратов…

— Значит, нас хотели по дешевке купить? — возмутился Ройтс.

— А это смотря с какой стороны смотреть, — ювелир снова вооружился моноклем. — В этом камушке отражена вся мировая диалектика. Если судить по его номинальной стоимости, то красная ему цена три-три с половиной тысячи долларов, но если взглянуть на него с точки зрения завзятого коллекционера, то, извините, у этой вещицы цены нет…

Пуглов с Ройтсом переглянулись.

— С трудом верится, чтобы этот Бонвиван, будучи коллекционером, не заметил подделки, — усомнился Пуглов.

— А вот ту вы не правы. Дело в том, что сделан этот предмет одним находчивым ювелиром из Венеции…Прошло больше ста пятидесяти лет, а кто скажет, что это не цельный бриллиант? Чистой воды! Но весь фокус в том, что этот Бонвиван только и собирал изделия из дуплетов…Это редкий вкус. Когда его убили, все разлетелось по малинам и барахолкам. Поэтому я и говорю, что за этой вещицей может тянуться нехороший след…Но повторяю, меня не интересует, где и у кого вы его взяли…

— Тогда нам проще с вами говорить. Мы хотели бы это колечко продать. И с нашей стороны все чисто, мы, если можно так выразиться, только посредники.

— Посредники и только, — заверил Ройтс.

— Что, на мель сели?

— Это мягко сказано, — подтвердил Пуглов.

— Ради твоей мамы, Алик, я могу вас выручить, но, боюсь, предложенная мной сумма вас не устроит.

Хитрый ювелир, умеет торговаться.

— Называйте свою сумму, — Пуглов старался смять в голосе нотки нетерпения.

— Полторы тысячи, естественно, в зеленом исчислении. Вещь неизвестного происхождения и я не хочу рисковать…

— Когда сможем получить деньги? — тут же откликнулся Ройтс.

Но Плинер вопрос Ройтса проигнорировал. Обращаясь к Пуглову, он сказал:

— Через пару дней. Я позвоню твоей матери…Кольцо можете оставить у меня.

Пуглов согласно кивнул.

Ройтс бросил удивленный взгляд на Альфонса. В нем был вопрос: «Как это оставить?» Однако Пуглов сказал:

— Я понимаю, дядя Яша, бриллиант устал и ему надо отдохнуть.

Ювелир осторожно взял в руки кольцо и спрятал в нижний ящик стола.

На улице Ройтс накинулся на Пуглова.

— Ты что, Алик, сдурел? Практически незнакомому человеку отдал бриллиант…