Алле-гоп! (СИ) - "Старки" - Страница 9

— Не наговаривай на себя лишнего. Молодость и красота тут совершенно ни при чём, — опять безапелляционно заявил Влас. — Ты умён, ты интересен, ты успешен, ты, в конце концов, не импотент. А твоя Анжела повелась на какого–то ничего не представляющего из себя ловеласа, у которого даже профессии не было. Ей нужен не ум, а член, а ты выгораживаешь её…

— Так, завершаем полемику! — попытался встрять Георг, который уже был свидетелем перепалки между друзьями по данной теме.

— Когда–нибудь и ты влюбишься, — мстительно не останавливался Дэн. — И наверняка она будет проигрывать тебе в интеллекте и силе воли. А ты будешь таять только от того, что прижался губами к её мочке уха. И тогда мы поговорим и о готовности прощать, и о том, кто достоин любви, а кто не достоин…

— Хорошо. Тогда и поговорим.

— М–да, этот разговор откладывается на, боюсь, определённо неопределённое время, — ляпнул Георг и тут же перевёл разговор на другие темы. Напросился сегодня «посмотреть» на провинциальное чучело, рассказал смешную историю про своего соседа, поделился проблемами своих авто, короче, старался, но настроение у друзей всё равно было испорчено. Особенно неприятно чиркнуло у Власа где–то за грудиной от упоминания мочки уха, стало тревожно, и причина тревоги не ухватывалась за хвост, не раскрывалась, не переваривалась. И только несколько часов работы, погружения в документы, выбраковка аллонжа, цифры, разговор с суперпремиальными клиентами позволили проглотить странное чувство тревоги. Сегодня рабочий день заканчивается раньше, по договорённости с отцом.

Ровно в пять Влас вышел из банка и шиканул, срывая с места на «Астоне Мартине», домой, за подопечным. Торопливость, с которой он добирался по натруженным улицам, объяснялась любопытством. Что там делает Славка? Как бы застать его врасплох, за чем–нибудь… стыдным.

Удалось с первого раза. Сначала Власу попытался что–то сказать Фёдор Ильич, тот, который охранник. Но Власу позвонил Георг, и тот не выслушал мужчину с усталым лицом. А как только открыл дверь квартиры, то сразу понял, что его гость решил оторваться по полной программе. Из ванной комнаты раздавались громкие вопли:

— Вот по рельсам колёса стуча–а–ат, на тайгу малолеток везу–ут, пацаны за решёткой не спя–а–ат, про судьбу свою тихо пою–у–ут…

Ещё из той же ванной доходил мерный тихий гул напора пузырьков в джакузи и, о ужас, тянуло сигаретным дымом. Влас распахнул резко дверь в ванную комнату на том моменте, когда наглый парниша, прикрывший от удовольствия глаза и вытянувший ноги, взвыл, как казалось, оглушая весь дом:

— Полетят мотыльки над тайгой! — здесь выразительно снял звук и скорбно выгнул брови. — Будто сотни загубленных судеб, и не лагерь, не подлый конвой, нет никто, лишь Господь их осудит.*

Картина, явившаяся Власу, впечатляла. Славик, певший, кстати, неплохо, интонируя верно, возлежал в ванной, утопая в пузырьках; в правой руке у забалдевшего была сигарета, почти докуренная, в левой бокал с медово–жёлтой жидкостью. К ванне пододвинута тумба на колёсиках. На ней открытая баночка красной икры с торчащей ложкой, блюдце из мейсенского фарфора в виде пепельницы, на котором уже покоятся два окурка, здесь же три бутылки из бара: коньяк, разумеется «Наполеон», он как раз в бокале, ещё запечатанные зеленоватая бутылка абсента и фигурный сосуд ликёра «Моцарт». Парень решил, видимо, вкусить все прелести богемной жизни, как он себе это представлял.

— Развлекаешься? — грозно перекрыл вопли Влас.

— Бля–а–адь! — испуганно возопил Славик и погрузился под воду с головой вместе с бокалом коньяка и сигаретой. Погрузился и не шевелится, глаза зажмурил, губы сжал. Влас навис над ванной, во–первых, рассматривая голого шансонье, во–вторых, ожидая, когда у того воздух закончится. Долго Славик не мог прятаться под водой, вынырнул, жадно хватая ртом воздух и трусливо глядя на Власа.

— Кто тебе разрешил здесь курить? Откуда ты вообще взял сигареты?

— Фёдор дал!

— Какой Фёдор? — Влас даже оглянулся.

— Охранник.

— Ты выходил из квартиры?

— Не–а, я его вызвал по кнопочке, там, в коридоре, красная.

— Очуметь! Ты нажимал кнопку тревоги? Пф–ф–ф… Ты идиот? Вылезай! Пьянь! Живо!

— Чо–о–о… — заныл Славик, так как «истинный господин» вырубил пузырьки, стал хватать его за плечи, толкал, вываливая на бедолагу свой гнев.

— Сколько выпил?

— Да ваще грамм пятьдесят! Тебе жалко, что ли?

— Придурок!

Дальше уже без речей. Только с репликами типа: «Живей!», «Суши!», «Чо–о–о?», «Не «чо», а «что», «Получишь сегодня!», «Капец!», «Идиот!», «Одевайся», «Не закатывай рукава!», «Рот закрой!», «А поводок?», «Врежу сейчас!», «Чо–о–о…» Короче, в скромный торговый центр оба приехали в нешоппинговом настроении.

Влас сразу же потащил за рукав спортивной куртки Славика в «Henderson», у входа в который их уже с полчаса поджидал терпеливый Георг. Увидев «провинциальное чучело», он вытянул лицо и замер.

— Нифига себе! Это точно тот замухрышка?

— Точно, — хмуро ответил Влас.

— И кто это тут замухрышка? — форсируя звук, выступил Славик.

— Да уж. Он теперь не замухрышка: в джакузи лежал, коньяк пил, икру ел, — съехидничал Влас.

— Молодец, парень! — радостно заявил Георг и похлопал его по плечу. — Наш человек!

И троица двинулась осваивать линейку одежды на молодого человека, «чтобы прилично выглядел». Славе не нравилось ничего: ни классические брюки («Куда я их носить буду?»), ни классические джинсы («Убиться, как тухло»), ни прилегающая рубашка («А–а–а… чо она розовая?»), ни синяя рубашка Casual («Давайте в клеточку, вот ту мягонькую! Пижама?»), ни белая в мелкую полоску футболка («Ни одной нормальной футболюхи, всё скукота»), ни трусы («Белые? Ты ещё стринги мне купи, я спляшу тогда у шеста!»), ни укороченный плащ («Сам носи такое гэ!»). Каждый раз его приходилось заставлять примерять вещь, что несказанно нравилось и Георгу, и скучающим в пустом магазине консультантам. А под занавес отоваривания в этом почти демократичном бутике Влас велел Славику надеть брюки и розовую рубашку, чтобы дальше идти уже в обновке. Одариваемый подарками приуныл: розовый цвет ему категорически не нравился. Бубня себе под нос проклятия в адрес Власа, он припоминал и подстриженные ногти, и парфюм, и какую–то «похабную комнату».

После визита в обувной троица направилась в высотный панорамный ресторан «Bono». Там ещё одно испытание: Влас попросил принести весь комплект вилок и бокалов и, дожидаясь ужина, стал, как грозный учитель, опрашивать «двоечника»:

— Покажи вилку для мороженого.

— Я ложкой ем!

— Для шпрот?.. Кокильная вилка?.. Вилку–спурф?.. Столовую для мяса?.. Рыбную?… А где лимонная вилочка? Я ж тебе подсказываю: ви–лоч–ка! Вилка для фондю?

— Пф–ф–ф… Ы–ы–ы… для чего? Я тебя зафондю! Ы–ы–ы… — заржал Славик, вместе с ним буквально заискрил от восторга Георг. Слава угадал только вилку для мяса, со второй попытки лимонную вилку и «каламенте» для спагетти.

Зато на бокалах знаток оживился. Сразу начал монолог:

— Вот этот толстый для коньяка, эта мелочь для водяры, этот напёрсток для спиртяги, ну это, ясен перец, для винца и это для винца, это для шампуня, а этот стакан, наверное, для пива. А эти с толстым дном — я видел в кине — для вискаря, этот конусик для мартини. Это вообще тупо для чая, а это не знаю, зачем тут колечко?

— Угадал стакан для виски, стопку для водки и бокал для мартини, остальное неправильно. Этот фужер для «Маргариты», а не для шампанского, а это для ликёра, а не для спирта…

— Чо? Да я спец по всем этим жижам!

— Не «чо», а «что». Ты спец по браге да по самопальной водке. Даже чашку для пунша не знаешь и бокал–снифтер как винный определяешь. Короче, ты ничего не выучил. И ты знаешь, что за этим последует…

Славик вдруг резко толкнул открывшего рот Георга локтем:

— Он меня бьёт!

— Могу себе представить, — улыбнулся Гоша.

— А он не пидорас? — громко спросил Славик. Пухлое лицо Георга схуднуло от изумления.