Алле-гоп! (СИ) - "Старки" - Страница 17

— Конечно, нет, — почти шёпотом сказал Северинов, — я, может, и подонок, но только пугаю. Не собираюсь я ничего делать его матери. Помогу в любом случае. Он меня ненавидит…

— Хм. Как–то грустно у тебя сейчас получилось. А ты бы хотел? Чтобы он влюбился?

— Всё. Закончим эту тему. Как вы вчера? Ещё с Анжелкой говорил?

— Влас, — не поддержал новый сюжет Дэн, — ты привязался к нему?

— Я справлюсь. Закончили тему. Может, посмотришь черновик договора оферты для РЖД? Я с собой взял. Пойдём в кабинет…

Воскресенье заполнилось цифрами, юридическими клише, сопоставлением оферт конкурентов. Позже был заказан то ли ужин, то ли обед в знакомом ресторане. Ели на кухне втроём. Славик сосредоточенно справлялся с ножом и рыбной вилкой. Внешняя экспертиза этикетных навыков поведения объекта за столом пройдена на «хорошо». Когда же Дэн уже собрался уходить, Славик вдруг жалостливо ему сказал:

— Денис, а заберите меня с собой. Я вам пригожусь.

— Не бойся, — Дэн ободряюще похлопал парня по плечу и доверительно: — Тебе ничего здесь не угрожает. — И он ушёл. В коридоре сразу образовалась какая–то неловкая тишина. Двое стояли и тупо смотрели вслед гостю. Пауза затягивалась.

Влас наконец выдохнул (он не дышал?) и решительно направился к Славке. Тот вжался в стенку и тут же был ещё сильнее придавлен телом «садюги» (как уже давно окрестил Власа).

— Бить будешь? — тоненьким голосом спросил он.

— Буду, — ответил Северинов, прижимая мелкого к стене, чувствуя, что Дэн прав, понимая, что всё это выглядит водевильно, не по–севериновски. — Хочешь мороженого?

— Чо? — прижатый удивлён вопросом.

— Не «чо», а «что». Сколько можно говорить? У меня есть мороженое. Можно с ликёром сделать.

— Это с каким?

— Есть вишнёвый «Де Кайпер», ну и «Моцарт», ты же не попробовал…

— А я люблю с шоколадом! И с орешками!

— Значит, «Моцарт», — беседа стала напоминать сюрреалистический бред. — И орехи где–то есть.

— Ну, так гони морожку на меня! — Славик, по–видимому, решил прекратить уже это коридорное обжимание, задрал голову и открыл рот, демонстрируя, куда именно «гнать морожку». Влас, правда, не сразу понял, что имеет в виду зажатый парень. Вылупился на открытый рот завороженно, завис. И пока обеспокоенный этим зависанием подопечный не дёрнулся посильнее и не закрыл пасть, так и стоял, уставившись тому в рот стеклянным взглядом.

Потом была и «морожка». У Славика обнаружилась приятная особенность то ли забывать, то ли делать вид, что ничего не было, что не простоял на коленях всё утро. Он весело молол всякий наивный бред, рассказывал, как в детстве вместе с тем самым Стасом он делал мороженое из йогурта. Рассказывал, как в подвале, будучи подростками, они играли в «фашистов» и «партизан». Поведал, что на море был целых два раза: «На Азовском и на Азовском же…» Впрочем, Влас слушал вполуха. Тревога. Неприятное чувство опасности, нарушенного спокойствия вернулось к нему после того, как зажал парня в коридоре. Пришёл к выводу, что нужно гнать прочь дурные мысли. Нужно ощутить власть. Нужно прекратить жалеть и рефлексировать. Нужно просто идти к цели.

Нужно действовать механистически. Прямоугольно–прямолинейный план и пошаговое исполнение. И тогда не будет этих лишних, неприятных переживаний.

— Так. Сейчас корми рыб. Час можешь читать Гюго. Далее в душ. Одежду кинь в стиральную машину, найду тебе что–нибудь новое. Далее в ту комнату раздетый, — повелел Влас, прекращая посиделки. Славик прекратил крутиться на барном стульчике и дрыгать ногой.

— Блядь, — не выдержал мелкий.

— Десять, — спокойно ответил Северинов и отправился мыть посуду.

— Это для ровного счёта, — зло ответил Славка и вымелся из кухни, чтобы исполнять все распоряжения: кормить, читать, мыться, кидать, долго не выходить из ванной комнаты (ведь никто не обозначил время), долго стоять в дверях, высунув нос в коридор и прислушиваясь, забежать голым к себе и долго сидеть смиренно на кровати, медленно–медленно двигаться к той страшной комнате, с минуту стоять перед чуть приоткрытой дверью и услышать, наконец:

— Ещё с минуту проканителишься, получишь больше, чем десять!

И Славка залетел в тёмную комнату.

Влас стоял, прислонившись к стене, он был всё в тех же джинсах и в чёрной майке. В руках плётка. Голый парень, запрыгнувший в комнату, сразу почувствовал стыд и холод кожи, прикрыл свои причиндалы руками.

— К кресту, — дал краткое приказание Северинов. И Славик подошёл к иксообразной штуковине и даже сам задрал руки вверх и продел в петли, Северинову оставалось только застегнуть ремни. Он положил ладонь парню на спину: — Дрожишь? Дрожи. Ты должен считать, не забывай. Но сначала я разогрею тебя.

Откуда в руках у Власа появилась плётка с широкими полосками кожи, Славик не увидел, но почувствовал. Удары, почти обнимающие тело, неболезненные, недостаточные, покрыли теплотой спину, поясницу, ягодицы. Влас бил на выдохе, по скулам бегали желваки, тёмные глаза сузились, как бы примеряясь. Привязанный выгнулся и покачивался навстречу ударам, розовыми стала не только кожа тыла, но и щёки Славки, глаза вдруг стали закатываться, губа закушена. А когда Влас прекратил «разогрев», то из парня вырвался тихий стон. И это был стон разочарования. Потом начались настоящие удары, однохвостой плёткой с хлопушкой на конце.

Дрожь в теле у Славки куда–то пропала, изгнана этими девайсами. На смену ей пришла расслабленность, пустота, внутри выло как в колодце, а кожа загоралась огненными линиями. Он почти висел на ремнях креста, ноги подкашивались. И боль была какая–то возбуждающая, желанная. Восьмой раз Славка не посчитал. Он в полубреду осознал, что у него стояк. Он стал думать, с чего бы и что теперь с этим делать. Ничего не придумал, а за упорное, практически невиновное молчание заработал ещё два удара. Но и как их считал, не помнил… Он помнил только, что потом было опять хорошо. Щекотно на шее, горячо на спине, сладко в паху. И руки не оттягивали больно ремни, и в комнату вроде как не шёл, а парил. Или кто–то нёс? И самое приятное — мягкие руки с масляным кремом на бёдрах, на плечах, на всей поверхности спины и на ягодицах. Тело поёт торжественно и органно, руки выводят нежную мелодию. И так спокойно на душе, и только это нытьё в паху… И тут Славка вдруг отчётливо вспомнил утреннее обещание:

— А как же дрочка?.. — проныл он.

— Хорош–ш–шо… — кто–то прошипел в ухо. И дрочка реализовалась сама по себе, без усталости правой руки и без вызова особых картинок в мозгах. Почему–то перед глазами стоял торс мужчины и бугристые, хотя и неперекаченные руки. И тёмные глаза. Они совсем близко, в них утонуть, туда провалиться и лететь счастливому. От пляски в паху вдруг Славик зашёлся сбитым дыханием, прижал к себе благодетеля и громко застонал в ухо ему:

— С–с–суча–а–ара!

Весь вечер на арене рыба–клоун! Уморительные репризы, жонгляж столовыми приборами и подручными средствами! Смешные падения и неловкие кувырки! Работа с публикой и музыкальные номера! И всё это наш Клоун–рыба!

========== Номер восьмой: «Иллюзион с открыванием замков» ==========

Славка проснулся слишком рано. Уже не ночь, но ещё не утро. Серая граница нового дня. Он чувствовал себя странно — несмотря на видимую инфантильность, он всё–таки не страдал детской забывчивостью. Он прекрасно помнил, что стонал и пыхтел от удовольствия, когда Влас его «наказывал». Правда, он не помнил самого Власа. Славке почему–то казалось, что Северинов тоже стонал, что его дыхание было прерывистое, глаза шалые, руки нетерпеливые. Он даже был почти уверен, что «садюга» остался спать в его, Славкиной, кровати, хозяйски обнимая жертву. Но Власа рядом не было, даже запах его вытеснил ночной воздух из открытой форточки.

Славик медленно выполз из–под одеяла, поёжился от холода и закрыл форточку. Очень тихо, на цыпочках, голый парень вышел в коридор, но направился не в туалет: он прошёл в большую комнату с рыбами и даже не взглянул на аквариум, прокрался дальше по коридору мимо кабинета к открытой двери хозяйской спальни. Заглянул. Влас сладко спал поверх покрывала, на нерасправленной постели, в майке и в джинсах. Он лежал на боку, умилительно положив под щёку ладонь. Слава осмелился подойти ближе, благо в новой квартире не скрипели полы. Наклонился к Северинову, разглядывая сквозь утреннюю подслеповатую мглу лицо своего мучителя. Совсем не грозное, совсем не высокомерное. Сон уравнивает всех в сословности, образованности, статусности. Даже губы надуты, как у ребёнка, и чело светлое, без принципиальной морщины–залома. Голый гость осторожно приблизил нос к руке, что свободно лежала на бедре. Понюхал. Тот самый крем, что пропитал его собственную спину и задницу. Влас не только не разделся, но и не вымыл руки. А это странно: Славик был уверен, что у Северинова мания чистоты, мизофобия. А тут этот высокомерный садюга сохранил на своих руках его микробы. На прикроватной тумбе лежала кожаная ключница и визитница. Славик взял визитницу. Раскрыл, полистал, остановился на одной из карточек и даже вынул её. Агентство «БеSпроблем». Хмыкнул. Получилось громко. Из визитницы выпала пластиковая карта. Славик подобрал, рассмотрел, закусил губу. И вдруг быстро всё сложил обратно и на цыпочках выбежал из комнаты.