Герда - Веркин Эдуард - Страница 48

Тетя Лена вдруг оглянулась. На стену. На пустую стену, на ней даже плаката не висело. А тетя Лена уставилась, как на…

И Герда тоже туда смотрела.

– Ерунда какая… – тетя Лена встряхнула головой. – Сидишь тут сидишь, потом мерещится… А что за проблемы-то у вас? Не слушается?

– Да нет, вроде слушается.

– Тогда что? Агрессия? На кошек, может, кидается? – Лена рассмеялась. – Ко мне тут дамочка приходила недавно, – она подвинула табуретку, уселась, обхватив ножки ногами. – Приходит, говорит – ужас-ужас, мой Эричек за кисками бегает. А Эричек у нее далматин здоровенный, на нем пахать!

Лена выпустила дым, я подумал, что она, наверное, действительно опытный кинолог. Профессионал. Сама даже, пожалуй, похожа на собаку, только я никак не мог понять, на какую.

– Мадам, говорю, собаки на то и собаки, чтобы за кошками гоняться. Это они дома могут кошечку стерпеть – но на улице никогда. Некоторые собаки кошек вообще жрут, если вы вдруг не знаете. А совсем уж некоторые только кошатинку и любят, их колбасой не корми – дай какую-нибудь Мурку прищемить. Был у меня такой один кобелек…

– Теть Лен, – Саша оборвала воспоминания. – У нас кошек не жрет.

– Да? – разочарованно спросила тетя Лена. – Жаль… Хотя у каждого свои тараканы. Так и что эта тварюка вытворяет?

Тетя Лена поймала Герду за шкирку, бесцеремонно притянула к себе.

– Что ты, тварюка, вытворяешь? А? Признавайся! Хорошие глазки…

Обняла Герду за шею. Я было испугался, но Герда ничего, только замурчала предупредительно.

– Знаю-знаю, – улыбнулась тетя Лена. – Ты очень серьезная собака, просто очень-очень серьезная.

Герда продолжала урчать, но тетю Лену это совсем не смущало, она продолжала тискать собаку, как ни в чем не бывало. Руки ее при этом выставлялись из рукавов кофты, и я успел заметить, что кожа была вся в шрамах. В глубоких, в мелких, в разных.

– Так что творит-то?

– Она на бродяг кидается, – сказал я.

– На бродяг?

На лице у тети Лены возникло выражение, которое мне совсем не понравилось. Безнадежное такое выражение, какое встречается на лицах родственников смертельно больных людей.

– На бомжей то есть, – уточнил я.

Тетя Лена загасила сигарету. И тут же, не откладывая, запалила другую. Молчала. Я поглядел на Сашу. Саша пожала плечами. А тетя Лена курила и разглядывала Герду. И вдруг оттолкнула собаку и приказала:

– Сидеть!

Герда не села.

Лена поглядела на меня.

– Что? – не понял я.

– Теперь ты попробуй. Прикажи сесть.

– Сидеть, – неуверенно велел я.

Герда села. Ого, а я-то и не знал.

– Ты – альфа, – сделала вывод Лена. – Тебя она признает за хозяина. Это хорошо. Раскрой пасть.

– Что? – не понял я.

– Пасть собаке раскрой, я посмотреть должна.

– Как?

– Одной рукой за верхнюю, другой за нижнюю – и тяни.

Легко сказать – и тяни. А если…

– А она не цапнет? – осторожно поинтересовался я.

– Не должна. Собачатина воспитанная вроде, их с детства приучают зубы показывать. Давай, не трепещи. В крайнем случае ладошки обровняет…

И тетя Лена засмеялась собственной шутке с удовольствием.

Я вытер руки о штаны, взял Герду за челюсти и осторожно растянул их в стороны. Герда послушно распахнула пасть.

– Ах ты, крокодильчик какой, – с умилением сказала Лена.

Достала из кармана налобный светодиодный фонарик, заложила сигарету за ухо и принялась задумчиво глядеть в собачью пасть.

Я тоже глядел, и ничего, если честно, кроме зубов, не видел. Потому что они бросались в глаза, потому что на самом деле крокодильчик. Зубы… Они были выдающиеся. Большие, белые, острые. Очень острые. Первое, что мне пришло в голову, – косатка. То есть кит-убийца который. Белобрюхий океанский монстр, говорят, он тоже к людям добр, во всяком случае, когда не голоден. Вот такой кит-убийца, только сухопутный. С хвостом еще. Кильку любит. Печенье. Лук, картошку, герань. Чистить зубы не любит, я помню.

Саша зубами не интересовалась, бродила по подвалу и разглядывала плакаты с собачьими кишками.

– Все понятно, – тетя Лена выключила фонарик. – Все понятно, закрывайте…

Она взяла из-за уха сигарету, сунула в зубы. Себе.

– Что понятно? – спросил я.

– Бомжедав, – сказала Лена.

– Как?

– Бомжедав. Вот, смотри.

Лена уже совершенно бесцеремонно сунула руки в пасть Герде, оттянула губы и выставила на обозрение зубы.

– Верхние клыки расколоты и заточены. Такая же операция проведена с молярами. И с передними премолярами, кажется. Это делается для того, чтобы резать мясо, как бритвой. Укус гораздо глубже, раны опаснее. В бои такого пса не допустят никогда – он будет рвать соперников, как грелку…

Лена выпустила дым, почесала Герду за шею.

– В бои не выпустят. В качестве сторожевой она не годится – слишком шерсть короткая, в будке заболеет. На охоту тоже не пойдешь, тут все ясно. Так что бомжедав.

Лена потрепала Герду за ушами.

– Я не понимаю…

Я на самом деле не понимал.

– Хорошая тварь, мордастая, красавица…

Герда лизнула Лену в ухо.

– Хорошая акулка…

– Что такое бомжедав? – спросил я.

Хотя, кажется, уже начал догадываться.

– Могу объяснить подробно. – Тетя Лена отпустила Герду.

Собака взяла полено, принялась его грызть, не очень азартно, не эффектно, то и дело в разные стороны распрыгивались крупные щепки.

– Могу объяснить, – повторила тетя Лена. – Я с такой ерундой уже сталкивалась пару раз… Есть специалисты, мать их…

– Как это? – спросила Саша. – Как заставить собаку ненавидеть бомжей?

– Обычно, – пожала плечами тетя Лена. – Собаку можно выучить ненавидеть кого угодно. По запаху.

Лена помолчала.

– А вот вы знаете, что старые концлагерные псы безошибочно опознавали заключенных и через пять лет после окончания войны? Человек может быть одет как угодно, хоть во фрак, хоть в смокинг, но запах он подделать не может. Особенно в стрессовых ситуациях. А беда всегда пахнет гораздо сильнее счастья. А тут… Чем пахнет бомж? – спросила тетя Лена у нас.

– Мочой, – тут же ответила Саша.

– Не, – помотала головой тетя Лена. – Нет, мочой, они, конечно, тоже воняют, но это не главное.

Я не знал, чем точно они воняют, тогда мне показалось, что мертвечиной какой-то.

– Смертью? – предположила Саша.

– Точно. – тетя Лена приступила к третьей сигарете. – Смертью. Неповторимый духан получается. Туберкулез, рак желудка, гангрена, некроз тканей, трофические язвы, почти все бомжи, так или иначе, этим страдают. Плюс вши, они тоже имеют свой выраженный запах. Это все собирается во вполне определенную вонь, даже вы ее различаете. А собака уж и подавно. Профессиональному кинологу натаскать пса на бомжа ничего не стоит. Она ведь не лает при нападении?

– Нет, – ответил я. – Молча все.

– Это для того, чтобы внимания лишнего не привлекать. Охранные собаки всегда брешут, это одна из функций. Устрашение, предупреждение. Кроме того, они, как правило, кусают, обездвиживают. А это…

Тетя Лена кивнула на Герду.

– Такие псы не кусают, такие кромсают. Чтобы кровища в разные стороны, чтобы больно.

– Зачем?! – пораженно спросила Саша.

– Мало ли психов? – выдохнула тетя Лена. – Каких только нет, уж поверьте мне, я понавидалась. А пес что – он как конструктор, – что ты в него заложишь, то и получится. Собаку можно приучить приносить тапочки, а можно приучить убивать людей. Или уродовать. Мало ли? Собака – это почти всегда ее хозяин. Хозяин вашей не любил бомжей почему-то. Человек человеку волк, время такое.

Прежний хозяин моей собаки не любил бомжей. Так.

– А почему он ее не ищет? – спросил я.

Тетя Лена рассмеялась.

– Ну, ты, парень, как с луны свалился. Кто ж признает, что у него такой пес? А потом… Вы где ее нашли?

– Возле Горюново, в дачном поселке.

– Там трасса недалеко, – сказала тетя Лена. – Некоторые дальнобойщики с собаками в машинах ездят, для самообороны. Могли выкинуть. Или сама сбежала. А может…