Путь магии и сердца - Гаврилова Анна Сергеевна - Страница 42

Дохлый тролль! Да так даже лучше! Меньше кривотолков будет, потому что в среде магов целомудрие не ценится.

Кирстен занял ту же позицию — в смысле, отрицать не собирался. Мой синеглазый сообщник был весел, но сдержан, всем своим видом доказывал: девушка не шпаргалки писать приходила, а по иному, куда более личному поводу.

Впрочем, встречных было немного, хотя мы через весь коридор третьего этажа прошли — просто здесь, как и в женском общежитии, умывальни общие, в самом конце коридора расположены.

И опять-таки, как и у нас, умывален две. У той, что справа, было пусто, а у той, что слева, отирались четверо. Все старшекурсники, но из знакомых только Норт.

— О, привет! — сказал он.

Остальные одарили понимающими улыбками.

— Привет, — отозвался Кир, отпустил мою руку и легонько подтолкнул в спину. — Иди, солнышко.

Вот теперь до меня дошло: парни не просто так у умывальни стоят. Девчонок ждут. Ну и охраняют заодно. А ещё вспомнилось, что сегодня первый из двух выходных… О Всевышний, вчерашняя ссора с Киром вкупе со статьёй в «Дурборском вестнике» совсем из колеи выбила.

Я сделала три шага вперёд, осторожно толкнула дверь умывальни и скользнула внутрь. Вошла, чтобы тут же услышать тихое, но предельно изумлённое:

— Эмелис?

— Доброе утро, Силлин. — Я улыбнулась и присела в лёгком реверансе. Да, в нашей среде подобные приветствия не приняты, но… просто настроение хорошее.

Целительница, в отличие от меня, не улыбнулась. В два прыжка оказалась рядом, взяла за подбородок.

— Что случилось? — спросила девушка обеспокоенно. — Кирстен довёл?

Хотела ответить, но Силлин мой ответ, как оказалось, не требовался. Приятельница понимающе вздохнула, мол, ох уж эти парни! Приказала:

— Глаза закрой.

Я подчинилась, а спустя полминуты ощутила холодок и лёгкое покалывание исцеляющего заклинания. Не видела, но знала — отёк стремительно спадает.

— Спасибо, — прошептала я.

Девушка махнула рукой и снова к зеркалу вернулась. Она, как и большинство магичек, предпочитала брюки, поэтому её манёвр… в общем, я с такой скоростью передвигаться не могу. Интересно, Кира моя медлительность не раздражает?

— О! Ну надо же! — воскликнула появившаяся в дверном проёме Бонара. Сокурсница не просто умыться зашла — она душ принимала. Собственно, из душевой и вышла.

— Привет, — пискнула я.

Бонара одарила пристальным, но крайне весёлым взглядом.

— Кабинки во-он там, — сказала, указав рукой.

— Знаю… — А как не знать, если их общежитие точь-в-точь как наше?

Кошкой прошмыгнула мимо сокурсницы, уже у кабинок столкнулась с ещё одной защитницей, но с пятого. Та тоже удивилась моему явлению и тоже обрадовалась.

В общем, день обещал быть приятным…

— Любимая, ты долго этот салат мучить будешь? — спросил Кирстен шёпотом и носом о моё ушко потёрся.

Я закусила губу, но смешок сдержать не смогла. Во-первых, щекотно. Во-вторых, безумно приятно, что он рядом. В-третьих, когда сидишь в обнимку с парнем за самым дальним столиком, а все окружающие косятся и думают, будто эти нежности — последствия бурной ночи, не веселиться трудно.

— Мелкая… — в голосе Кира смешалось всё — смех, нетерпение, нежность.

Но когда повернулась, пробежалась пальчиками по колючей щетине и придвинулась, чтобы поцеловать, протесты прекратились.

— Эмелис?

Я захватила его губы в плен на полминуты, не больше…

— Мелкая, это нечестно, — выдохнул Кир.

Что именно «нечестно», уточнять не стала, просто вернулась к еде.

Сам боевик тарелки уже подчистил. Каким-то невероятным образом он успевал всё: и обниматься, и зарываться носом в мои волосы, и щекотать дыханием ушко, и шутить, и есть! А я так не умею. Мне, чтобы позавтракать, сосредоточиться нужно.

— Любимая, ты невыносима, — продолжал вещать синеглазый. — Раздразнила, а сама…

— Любимый, из нас двоих только у тебя совести нет.

— Это ещё почему? — возмутился боевик.

— Не знаю, — ответила я. — Но чувствую!

Брюнет усмехнулся, попытался притянуть ближе. Хотя ближе уже некуда, только если на колени пересадить.

— Кир… — Я кокетливо повела плечиком, отодвинулась на миллиметр.

Тут же схлопотала нежный поцелуй в шею. Потом ещё один. Третий…

Я не спорила, искренне наслаждаясь и прикосновениями, и новой стадией наших с Кирстеном отношений. Ну и что, что любовь понарошку? Ведь об этом никто, кроме нас, не знает. Зато теперь мне можно ходить к синеглазому в гости, и… чувство одиночества отступило.

Минувшая ночь доказала — боевик не бросит. Интересно, смогу ли хоть когда-нибудь отплатить ему за добро?

Когда с салатом было покончено, Кир придвинул тарелку с блинчиками. Есть уже не мешал, но внимательно следил, чтобы не халтурила и доела до конца. Чай тоже под его присмотром пила, в перерывах ловила лёгкие, ненавязчивые поцелуи.

А на выходе из столовой услышала закономерное, но всё-таки неожиданное:

— Какие планы на эти два дня?

— Лабораторная по физану и… — Я на миг задумалась, пытаясь вспомнить, что там ещё, и несколько удивилась, сообразив — других планов нет. — И всё.

Кирстен улыбнулся, наклонился к ушку:

— Значит, придётся сперва сходить за твоей тетрадью…

Я удивлённо приподняла бровь и тут же оказалась в капкане его рук.

— Мелкая, ну ты же понимаешь — после всего, что случилось ночью, отпустить тебя не могу.

Фраза прозвучала двусмысленно, но я сообразила. Да, Кирстен прав. Совместная ночь обязывает и требует продолжения. Иначе подозрительно, недостоверно.

— Как скажешь, любимый, — прошептала я. Прикрыла глаза, требуя поцелуя.

Кир намёк понял, вредничать не стал. Наклонился, потёрся носом о мой нос. Потом его язык скользнул по губам, а когда ахнула, не в силах вынести столь откровенную ласку, боевик завладел моими губами по-настоящему.

Разум поплыл, душа расправила крылья, сердце привычно сошло с ума. Зимний холод отступил, не сумев совладать с обуявшим меня жаром. Мир перестал существовать. Казалось, Кирстен не целует, а пьёт, медленно и со вкусом, словно бокал драгоценного бонтейского вина. И я, как ни удивительно, тем же занимаюсь.

Не думаю, а знаю — это могло продолжаться вечно, если бы не ворчливый голос, прозвучавший поблизости:

— Другого места для поцелуев найти, конечно, нельзя…

Кир не сразу, но отстранился, а я с запозданием поняла, что стоим на крыльце столовой, причём ровно посередине, и всем мешаем.

— За тетрадью, — напомнил синеглазый категорично.

Я столь же категорично кивнула и позволила увлечь себя в сторону женского общежития.

Укладывая в сумку тетрадь по физану, учебник по теории щита, расчёску и зубную щётку, я пыталась прогнать с лица глупейшую из улыбок. Не получалось, улыбка держалась, словно приклеенная. А сердце пело.

Разум, который попытался заикнуться о том, что ещё одна ночёвка в мужском общежитии — всё-таки перебор, был выслушан и нещадно раскритикован.

Нет, ну а что такого-то?

Во-первых, в глазах всех Кирстен — мой парень. Я не могу его избегать, потому что… ну глупо это со стороны выглядит.

Во-вторых, Кирстен уже доказал, что он, в отличие от меня, голову не теряет.

В-третьих… ну а в-третьих, теория про шоколад, кажется, верна. Сегодня я ничего себе не запрещала, и всё хорошо было. Ну да, колени ослабли, голова закружилась, но непреодолимого желания раствориться в поцелуе не возникло. И горького сожаления от того, что нас прервали, — тоже.

Последнее точно к теории Милли относится. Ведь если знаешь, что конфета не последняя, что у тебя ещё целая гора шоколадок, то воспринимаешь эту конфету куда спокойнее. Верно?

Милли оказалась легка на помине. Нет, в комнату не заглядывала, мы в коридоре столкнулись. Увидав меня, подруга расплылась в широкой улыбке, шагнула навстречу и заключила в объятия.

— Я так рада, что вы помирились, — прошептала в ухо.