Марсианский проект С. П. Королёва - Бугров Владимир Евграфович - Страница 41

Здесь необходим комментарий.

Келдыш был последователен — на прошлом совещании в феврале он решительно выступил за Марс и сам обосновал смену приоритетов. Теперь он, будучи осведомленным о проекте экспедиции на ЖРД, вправе был ожидать сообщения о проработках по этому варианту и попросил Мишина доложить. Но Мишин доложил о варианте с ЭРДУ. Почему? Видимо, после выступления Келдыша на совещании в феврале Мишин должен был поручить подготовить справку. О разработке какого-то нового варианта речи быть не могло. Зная расклад проектных сил в ОКБ в этот период, можно предположить, что его поручение попало на «благодатную почву» — к приверженцам ЭРДУ. В архиве лежали еще не уничтоженные материалы полета на ЖРД, принятого Королевым и Тихонравовым. Мишину подготовили материалы по старому варианту с ЭРДУ, выполненного Адамовичем. В его разработке некоторые проектанты принимали участие, и амбиции, похоже, взяли верх. Королев и Тихонравов в 1962 году отказались от него в пользу ЖРД, о чем Мишин вполне мог не знать. Королев, возможно, не считал нужным забивать голову своему заму, загруженному ракетными делами, еще и проблемами межпланетных полетов, которыми занимался другой его зам.

Естественно, что доклад Мишина, ориентированный на ЭРДУ, ни у кого не мог вызвать энтузиазма. Собравшиеся руководители могли не знать деталей, но то, что на создание ЭРДУ потребуется не один десяток лет, скорее всего, понимали все. Судьбоносное предложение Келдыша второй раз оставили без внимания. Собравшиеся второй раз не воспользовались реальной возможностью круто изменить дальнейший ход нашей космической истории.

Необходимо заметить, что эти предложения должен был, наверное, сделать не Келдыш, а наш головной институт ЦНИИмаш, исходя из своих основных задач определять направления развития космонавтики. В крайнем случае, он должен был решительно поддержать Келдыша. Но у института, как видно, были на этот счет свои планы. В 1966 году после гибели Королева специалисты ЦНИИмаш запросили наш марсианский проект. Получив доступ к нему, изучили его и подготовили свой вариант — «Мавр», утвержденный директором института в 1968 году. На этот раз, как и в 1964 году, при принятии порочных решений по Луне, институт свои основные обязанности выполнять не стал, а вместо этого 30 июля 1969 года подписал у министра приказ, которым поручил сам себе разработку ракетно-космического комплекса для экспедиции на Марс с красивым названием «Аэлита» и разрабатывал его 5 лет до закрытия Н1.

А ведь разработка таких проектов — задача ОКБ, а не научно-исследовательского института! Но и перед ОКБ она также стояла: приказом министра от 30 июня разработка еще одного марсианского комплекса в составе ракеты УР-700М и корабля МК-700М была поручена… Челомею! А Мишин, вместо того чтобы продолжить, как предлагал Келдыш работу над марсианским проектом Королева, должен был неизвестно зачем еще пять лет биться над осуществлением бездарной лунной затеи, спровоцированной пять лет назад не без участия ЦНИИмаша и Челомея. Как будто Мишина умышленно удерживали на невыполнимой задаче, чтобы обвинить в проигрыше «лунной гонки»! Не здесь ли четко выстраивается пресловутый миф о ней?

Из выступлений Келдыша ясно, что он, как и Королев с Тихонравовым, верил в реальность полета на Марс, а ведь президент Академии наук СССР был председателем многих самых высоких экспертных комиссий, и именно его вера в королевский проект нам очень важна.

Третий призыв к марсианской переориентации прозвучал из уст Д. Ф. Устинова. Это может показаться странным — к большинству ударов, обрушенных на марсианский замысел Королева, он непосредственно прикладывал руку. Проект требовал поддержки, когда на этапе завершения летных испытаний находилась ракета Н1. Но почему теперь, когда проект полностью уничтожен, Устинов предложил к нему вернуться?

В 1974 году на совещании, проходившем 13 августа, новый генеральный конструктор нашей организации, теперь уже НПО «Энергия», В. П. Глушко в присутствии высокого руководства представлял собравшимся свою новую программу. Отчет об этом важном совещании имеется в той же книге Чертока. Приведу лишь то, что имеет отношение к заголовку раздела. Вступительное слово Устинова Черток, с его слов, расценил как предупреждение Глушко, чтобы не вздумал ломать и перекраивать тематику, которую заложил Королев, и по которой мы добились общепризнанных успехов при Мишине.

После обстоятельного доклада Глушко и прений, подводя итог совещания, Устинов в своем выступлении отметил некоторую неопределенность перспективы и задал Глушко вопрос: «А что дальше? Предлагались (и я знаю, далеко зашли) проекты по экспедиции на Марс, по лунной базе. Здесь возможно сотрудничество с американцами. Не упускайте это, мы вас поддержим». Глушко, представляя свою программу, упомянул экспедицию на Марс, как одну из перспективных задач, но связал ее осуществление с созданием суперракеты «Вулкан» РЛА-130 с выводимым весом 250 тонн. Один из выступавших прокомментировал это так: «Валентин Петрович предлагает на Земле собрать две ракеты Н1». Эта затея была отвергнута.

Что же помешало Глушко прислушаться к предложению Устинова и сделать экспедицию на Марс главной задачей советской космонавтики, пусть даже не на Н1, а на своей новой ракете? Ведь это был вполне реальный шанс — в его руках оказались возможности, которые не снились Королеву, когда он начинал работу над марсианской программой через 15 лет после войны, не имея даже подтверждения о том, что с человеком ничего не случится в космосе. У Глушко теперь в распоряжении была мощнейшая кооперация с численностью около 250 тысяч человек во главе с королевской фирмой, которая располагала уникальным пятнадцатилетним опытом создания марсианского и лунного комплексов. А он все-таки, не рискнул. Почему? Ответ напрашивается сам собой. Если бы Глушко объявил экспедицию на Марс главной задачей, то, во-первых, любой старший инженер из наших проектных отделов за 5 минут мог бы доказать ему, что эту задачу можно решить намного быстрее, дешевле и проще на Н1; а во-вторых, возникал вопрос: что за специалисты рекомендовали правительству в 1964 году отказаться от полета на Марс и сосредоточиться на лунной экспедиции, а в 1974 году через 10 лет они же советуют отказаться от этой идеи и заново заняться Марсом? А в результате могло последовать обвинение этих специалистов не только в технической недальновидности, но и в провале нашей космической программы и потере престижа.

Руководители последующих лет в полной мере воспользовались возможностями созданного Королевым коллектива, и могли выбрать достойные задачи. Но они отвергли идею полета на Марс. 15 мая 1987 года успешно стартовала мощная (но с той же полезной нагрузкой, что и Н1) ракета «Энергия», оказавшаяся невостребованной, ибо перед ней, в отличие от Н1, не была поставлена достойная ее возможностей цель.

Правда, за два года до этого появилась еще одна — четвертая реальная возможность вернуться к марсианскому проекту. До этого никакие разговоры с В. П. Глушко на эту тему не имели смысла. Но в 1985 году представился реальный шанс. Как-то меня встретил в коридоре П. В. Цыбин и сказал: «Зайди». Он уже сдал полномочия главного конструктора по «Бурану» Ю. П. Семенову, стал научным консультантом и, будучи великолепным авиационным конструктором и человеком творческим, времени даром не терял. В его небольшом кабинете на доске и многочисленных листках на столе содержались расчеты и наброски летательного аппарата. Павел Владимирович проектировал воздушно-космический самолет, который должен был взлетать с аэродрома выходить в космос и возвращаться на любой аэродром первого класса.

Перед тем как продолжить, не могу удержаться и не привести распечатку из Интернета, переданную мне в редакции журнала «Техника Молодежи» С. В. Александровым, который, кстати сказать, первым начал публиковать материалы о марсианском проекте С. П. Королева.