Ущелье белых духов - Новиков Валентин Афанасьевич - Страница 23

И вот наконец настал день, когда Иван Пантелеич сказал:

– Пора.

Они впятером ужинали во дворе под старым тополем.

– Ну что, старик, – обратился к Витальке Николай, – опять скажешь – не пройдём?

– Не знаю, – пожал плечами Виталька.

– Пойдёшь с нами?

У Витальки заблестели глаза.

– Пойду.

– А ты в штаны не накладешь, когда увидишь ящера? – спросил Матвей.

– Будет вам! – прикрикнул на него Иван Пантелеич.

– Понимаешь, – Николай отложил вилку и повернулся к Матвею, – то, что ты сейчас сказал, свидетельствует о том, что ты не простой дурак, а усугубленный. Давно доказано – образование усугубляет в человеке всё, в том числе глупость.

Виталька видел, что отношения между этими людьми были гораздо более запутанными, чем ему показалось вначале.

В школе всё было несложно. Учителей настораживало проявление какой бы то ни было самостоятельности. Им, видимо, казалось, что ученик, отвечающий урок, проявляет невесть какую собственную волю. Даже ёлку украшать школьникам не позволяли без присмотра учителей, не говоря уж о пионерских сборах. Иногда у учителей были даже записаны в тетрадках планы таких сборов. И если ребята начинали шуметь и спорить не о том, о чем надо было спорить по плану учителя, их одёргивали.

И Виталька чувствовал, что за семь лет учения ему уже успели привить, несмотря на его упрямый характер, безинициативность, безответственность. Дедушка понимал это и, как мог, боролся с этим. А дети профессора Семёнова над этим беспощадно смеялись. Они не щадили друг друга, не щадили и Витальку.

– Кстати, – сказал Леня, – в качестве кого мы зачислим Виталика в состав экспедиции? Сметой предусмотрено только пять человек.

– Я возьму с собой хлеба и крупы, – ответил Виталька. – Много ли мне нужно? И потом я буду охотиться. Кое-что можно добыть даже в этом ущелье.

– Ты очень плохо воспитан, мой мальчик, – в упор посмотрел на него профессор. – То, что ты сейчас сказал – есть эмоциональная безграмотность. Не понимаешь? Хорошо, объясню на примере. Одной женщине девушка-почтальон принесла телеграмму. Кстати, девушка очень милая и добрая. Так вот, когда эта женщина стала торопливо разворачивать телеграмму, чтобы прочесть, девушка-почтальон выхватила её и сказала: «Нет, нет, вы сначала распишитесь в получении. Вдруг там такое написано, что вы даже не сможете расписаться. Как я буду отчитываться?» Теперь ты понял?

Виталька покраснел и кивнул.

– Зачислим мы тебя младшим научным сотрудником…

– С семиклассным образованием? – спросил Матвей.

– Это не так мало, – усмехнулся профессор, – если учесть, что у меня образование – четыре класса. Дело ведь было до революции, рос я в деревне в центральной России. Отец погиб на японской. Я пошёл работать. Даже на рабфаке я не учился. Так уж вышло… Потом из года в год сидел ночами над книгами…. Кстати, в биологии позвоночных Виталька разбирается неплохо.

8

И они пошли. Пошли размеренным шагом альпинистов. Тем шагом, который одинаков в начале пути и в его конце. За плечами у каждого был тяжёлый рюкзак. У Матвея, Николая и Лени большие, у профессора, Эллочки и Витальки поменьше.

Утром третьего дня пути они поднялись на горное плато. И медленно пошли по унылой каменистой долине.

Впереди лёгкой волчьей рысью бежал Рэм.

Всё осталось позади у Витальки – тревоги и заботы. Он уже не думал о том, куда надо пойти, что сделать, все мелочи отступили перед суровым величием гор. Где-то там, далеко внизу, купаются в дорожной пыли куры, бранятся соседи, люди суетятся, спешат, а здесь лишь широко веет ветер и изредка доносится глухой шум камнепадов. Человека охватывает непривычная тишина, и её не хочется нарушать ни резким словом, ни песней. Молчание гор грандиозно. И чем выше поднимаешься, тем заметнее меняется цвет неба, из белесого он превращается в голубой, из голубого в синий.

Мать не хотела отпускать Витальку, но отец сказал, что идёт он со взрослыми людьми, не пьяницами, не дебоширами, и идёт не на прогулку, идёт заработать денег. Отец узнал, что Витальку зачислили младшим научным сотрудником экспедиции Академии наук, и его прямо-таки распирало от гордости за сына.

Марат уехал с отцом на Кавказ. Виталька не очень-то об этом сожалел. Такая экспедиция была не для Марата. Тот мог из неё вообще не вернуться. Марат пока не готов был к такому походу. Он мог простудиться, устать, не выдержать. Хотя Марат теперь часто ходил с Виталькой в горы и на охоту, но это были всего лишь короткие прогулки. Виталька приучал друга к горам, незаметно прививал ему вкус к преодолению трудностей. Уж Виталька-то знал, что этот вкус и есть самое главное. Человек с закалённой волей не допустит и мысли – повернуть назад от цели, как бы ни была тяжела и опасна дорога.

Виталька шёл и шёл, чувствуя, как врезаются в плечи лямки рюкзака. Но так было нужно, лямки рюкзака и должны резать плечи, а горячий пот должен заливать воспалённые глаза.

На четвёртый день пути у Витальки тоскливо сжалось сердце. Мрачное ущелье было стиснуто с двух сторон голыми каменными скатами. В горах есть такие отверженные места, где ничто не радует глаз, где скалы чужды и враждебны всему живому. Нигде не росло ни травинки. Река монотонно шумела в каменном русле.

– Споём, что ли? – устало пошутил Николай.

К вечеру ровная речная долина внезапно оборвалась. Ущелье теперь напоминало не то заброшенную каменоломню, не то старое кладбище: всюду возвышались гранитные глыбы. Их будто нарочно кто-то выточил в виде кубов, конусов, замысловатых геометрических фигур. Постепенно ущелье стало сужаться. Вдали виднелся прорубленный водой узкий каменный коридор с отвесными стенами. Чтобы обойти его, решили подниматься по осыпи.

Двигались молча, согнувшись под тяжёлыми рюкзаками. Первым шёл Матвей. Из-под клапана его рюкзака свешивалась аккуратно собранная в кольца верёвка. Чем выше, тем крупнее становились камни, идти по ним было трудно. Матвей то широко шагал с камня на камень, то прыгал, то пробирался на четвереньках. Остальные карабкались за ним. Без рюкзака Виталька, бывало, взбегал по морене с лёгкостью горного козла, а сейчас двигайся осторожно, выбирая, куда ступить, цепляясь за камни.

Впереди него шёл Николай. Этот не прыгал, как остальные, не махал руками, подобно ветряной мельнице. Его рюкзак весил не менее шестидесяти килограммов.

Лишь Рэм носился по осыпи взад-вперёд с лёгкостью белки.

Уже пошло к закату солнце, а осыпи всё не видно было конца, камни громоздились вверху, внизу, справа и слева, подъём становился всё круче и круче.

Когда вышли на гребень, стемнело. Разбили обе палатки, поужинали и легли спать, профессор и Эллочка в маленькой палатке, остальные в большой, предназначенной для лаборатории. Николай сразу уснул. А Лёня и Матвей молча курили махорку.

Виталька закашлялся от дыма и выполз наружу. Была холодная тихая ночь. Виталька пошёл прочь от палаток и сразу затерялся среди скал. Он был один. Над скалами горели только звёзды, необычайно яркие и крупные. Спать не хотелось. Даже усталость ушла. Он с наслаждением всей грудью вдыхал холодный разреженный воздух. От него распирало грудь и легко кружилась голова. Как хорошо быть путешественником! Как хорошо отдыхать после долгого и тяжёлого пути.

В руку Витальки ткнулся холодным носом Рэм. Виталька сел на камень и прижал к себе голову собаки.

– Рэм, хочешь со мной путешествовать? Долго-долго. И чтобы потом на краю света нам с тобой поставили памятник? А ещё лучше, если памятник будет стоять на какой-нибудь из далёких планет. И чтобы потом будущие космонавты летели дальше. Всё дальше и дальше…

Из-за снежных вершин выплыла луна. Безмолвным светом охватила пустынные горы. И Виталька вспомнил последний разговор с дедом. Дед лежал в постели, вытянув по одеялу тёмные жилистые руки, и с трудом говорил:

«Про озеро, Виталик, мне рассказал отец. Он пришёл сюда, в Джунгарию, когда меня ещё и на свете не было. Рассказывал про одного хорунжего, не помню уж его имени, который ходил на озеро. Хорунжий был человек учёный, писаницы искал, книги какие-то собирал. Отец и сказал мне, что на озере живёт змей невиданный, что хорунжий сам видел на озерной отмели его след. Достигал след двух аршин в поперечнике. Ходили слухи, что тот, кто видел самого змея, потерял рассудок. Я, признаться, не поверил, но с тех пор, как выдавалось сухое лето, ходил на озеро. Потом уехал в Туркмению, на Кавказе жил и лишь после войны вернулся сюда. И вот два года назад я сам увидел след змея. Извивался он по всей отмели, ширины был в полный размах рук. Мне так и не удалось увидеть ящера. Может быть, удастся тебе. Кто знает».