Знак Кота - Нортон Андрэ - Страница 10

Когда я добрался до своей расщелины, дневная жара уже началась. Мое затекшее, ноющее тело протестовало, когда я торопливо собирал свои нехитрые пожитки и связывал их веревкой.

Я подошел к краю спуска и посмотрел на ту часть пруда, которая располагалась под ним, затем решил изменить свои планы и идти по берегу, держась как можно ближе к влаге, вместо того чтобы оставаться на пропеченных солнцем высотах.

Хотя спуск стал жестоким испытанием для моего тела, я все же одолел его и почти сразу наткнулся на труп одной из крыс, которых я убил во время сражения. Возможно, угроза песчаной бури сохранила ее от желудков ее собственных собратьев. Она была почти целой. Вспомнив жест кота, которым он коснулся обглоданной кости, я задержался, чтобы разделать тушку, отделив от нее ноги и бока. Я обвязал их свободным концом веревки и добавил к своему грузу. На краю пруда я снова остановился и поел тех водорослей, которые определил как самые питательные. Потом я смогу собрать их и высушить в лепешки, чтобы, когда я снова двинусь в путь, у меня были свежие припасы. Когда я снова двинусь в путь…

На этой мысли я задержался в сомнениях. Благоразумие требовало уходить как можно скорее. Но что-то — возможно, врожденное упрямство, которое не давало мне стать таким сыном, какого хотел мой отец, — говорило мне, что, хочу я того или нет, прежде я должен завершить еще одно дело.

Люди говорят, что для нас нет врага страшнее песчаного кота. Они охотятся на наши стада и, как многие верят, на человека, если могут с ним справиться. Зубы, когти и шкуры их — предмет гордости наших охотников. Между нами — непреодолимая вражда. И все же сейчас я не мог бросить этого зверя на верную смерть.

Я помешал рукой водоросли и попытался разобраться со своими мыслями. При свете солнца подвеска утратила все сияние прошедшей ночи. Сейчас она казалась просто очень красивым украшением, может быть, немного странным. Я стал припоминать необычный сон — или видение, — которое пришло ко мне во время бури, Равингу и куклу, изображающую меня. Я поднял мокрую руку — не ко рту, к лицу, припоминая неохотные действия девушки.

Был ли это просто сон? Или что-то еще? Редко сны вспоминаются так отчетливо, как мой. Внезапно я понял, что, если пройду соло и буду волен идти своей дорогой, я отправлюсь искать кукольницу. Я хотел узнать больше, и не только о подвеске, которую носил на груди, но и о том, что она означала. А что в ней был какой-то смысл, я был уверен.

Наевшись как следует и отмечая, что солнце уже поднялось настолько, что мне просто необходимо спрятаться, я пошел вдоль берега пруда, держа посох наготове. Прямые лучи солнца могут и не удержать крыс от нападения на меня — они всегда слишком голодны.

Дорога вдоль пруда была ровнее, и я спокойно прошел до узнаваемого места, где я спускался за едой для кота. Я поднялся наверх и затем вытащил за веревку связку моих вещей.

Послышалось приглушенное ворчание. Кот поднял голову. Он чуть оскалился, показывая клыки — страшное оружие своего народа. Затем снова уронил голову на лапу, словно бы от слабости.

Я отвязал крысиное мясо и предложил ему. Он чуть приподнял голову и лизнул угощение. Какое-то мгновение я боялся, что он ослаб настолько, что уже не может даже есть, но, похоже, этот вкус взбодрил его, поскольку он придавил кусок мяса здоровой лапой и начал его рвать и глотать, казалось даже не жуя. Пока он расправлялся с едой, я порылся в своем скудном имуществе и вытащил маленький кожаный мешочек с яксовым жиром, перемешанным с целебными водорослями. Я растер его до мягкости и еще раз подошел к коту, снова мурлыча себе под нос.

— Великий, — он доел почти все мясо и начал вылизывать кость от ноги, — позволь мне заняться твоей раной.

Он оценивающе посмотрел на меня, затем действительно пошевелился, словно хорошо понял мои слова, и немного вытянул вперед свою раненую лапу. Так же осторожно, как и намазывал водорослевую кашицу, я снял засохшую корку. Я был уверен, что лапа стала уже не такой распухшей, как прошлой ночью, но я не мог рассчитывать, что все пойдет так же благополучно и дальше.

Теперь мне было хорошо видно, что это опасная рваная рана — почти как если бы кусок мяса был отделен от кости, и я полагал, что это крысиный укус. Проблема заключалась в том, что она, скорее всего, была заражена. Я мог лишь надеяться, что мои небольшие познания о ранах животных помогут мне.

Снова, осторожно, как мог, я покрыл воспаленную плоть мазью. Когда я закончил, кот склонил голову, принюхиваясь к ране, и я испугался, что сейчас он все слижет, почуяв запах жира. Но он не стал этого делать.

Тем временем я занялся устройством своего места для отдыха. Я завидовал своему соседу, устроившемуся в пещерке, поскольку мне пришлось делать навес из плаща, растянутого между двумя острыми камнями. Однако третий, более высокий, отбрасывал глубокую тень, в которой я пока что мог спрятаться.

Последним из моих приготовлений был поиск камней, пригодных для пращи. Я сложил их кучками в трех местах, где я мог укрыться, если крысы унюхают мой след и придут сюда.

Это отняло у меня последние силы, и я свернулся в своем тесном убежище, надеясь, что кот предупредит меня, если на нас нападут. Сейчас же дневная жара обрушилась на нас в полную силу, и, возможно, это было лучшей нашей защитой.

5

Как оказалось, не напрасно я набрал камней и сложил их в пределах досягаемости. Рычание кота, поднявшееся до рева, полного ярости и вызова, вырвало меня из тяжелого забытья. Сильно воняло крысами. Хотя солнце стояло еще высоко и скалы были раскалены, твари все же вышли на охоту.

Меня удивило, что они отважились выбраться наружу днем. Должно быть, они учуяли не только меня, но и кота и уловили запах его раны, так что решили, что он будет легкой добычей.

Я убил двух и ранил третью, которая, визжа, попятилась назад, волоча перебитую переднюю лапу. Как обычно, собственные сородичи набросились на раненых так же, как и на убитых. Но было и кое-что еще, удивившее меня даже в пылу сражения.

Стая кружилась вокруг подножия высокого отрога скалы, а на его вершине виднелась черная точка, которую я, несмотря на солнечный свет, в конце концов определил как еще одну крысу. Но она отличалась от прочих. На красном фоне скалы я разглядел ее голову — она была слишком большой и почти бесформенной.

Как раз когда я это хорошо рассмотрел, тварь подняла морду и завыла — совсем не так, как остальные, которые пронзительно визжали. Она стояла на задних лапах, и я видел, что она была по меньшей мере в два раза крупнее тех крыс, что суетились под скалой, и не менее страшной, чем они.

Словно по приказу, стая хлынула на нас. Но эта краткая пауза дала мне шанс воспользоваться пращой как можно удачнее. Еще две крысы были сбиты — одна вцепилась в собственный бок, куда ей попал мой камень, словно пыталась укусить то, что причинило ей такую боль. На сей раз остальные не набросились на упавших, так что и это небольшое преимущество было потеряно.

Я уже передвинулся так, чтобы прикрывать спиной пещеру, где кот рычал, пытаясь встать на ноги. Я сорвал плащ, растянутый между камнями, чтобы прикрывать меня от солнца, и раскрутил его, чтобы сбить первых крыс, которые прыгнут на меня.

Мгновением позже я метнул нож, ухватившись за отчаянную возможность того, что было лишь подозрением. Нож глубоко вошел — но не в тело одной из тех крыс, от которых я сейчас отбивался посохом, что и было лучшим возможным ответом на их атаки, а в шею той твари высоко на скале.

Ее странный вопль прервался, и я занялся остальными. Одна попыталась напасть сбоку, но кот, хоть и раненый, прихлопнул ее одним ударом когтистой лапы.

Нападение окончилось так же быстро, как и началось. Темные фигуры с испачканной зеленой слизью шкурами отступили. Они несколько задержались у подножия скалы, где стояла та большая тварь. Тело их вожака (когда у крысиной стаи были вожаки?) скатилось вниз и упало среди них.