Говорящий ключ - Кирюшкин Виктор Владимирович - Страница 15

— А ведь ты правду говоришь, — согласился Афанасий. — Напишу обязательно. Мне тоже думалось: чего-то не хватает в моих стихах, а чего — не знаю. Ты читала Петра Комарова? Вот у него в стихотворении «Олень-цветок» хорошо сказано:

Вдали раздался выстрел. Муравьев потянулся за ружьем, стоящим у дерева. Нина огляделась вокруг. В лесу было тихо, в вышине плыли освещенные первыми лучами солнца легкие облака. Загорался день. Спрятавшись за стволы деревьев, оба некоторое время стояли затаив дыхание, вглядываясь в глубину леса. Афанасий не пошел на свое место. Он предложил Нине наблюдать за лесом со стороны реки, а сам взял под прицел другую сторону. Скоро стал слышен шум, производимый загонщиками. С минуты на минуту ожидая появления волков, охотники до боли в глазах всматривались в чащу. Мечтая о метком выстреле в матерого волка, Муравьев крепко сжимал ружье, но лес по-прежнему оставался безмолвным. Любопытный бурундучок, взбежав по стволу дерева, уставился на человека черными глазами-бусинками. Афанасий махнул на него ружьем, бурундук испуганно свистнул и исчез.

Крики загонщиков приближались.

— Пустое дело... Нет в лесу волков, — громким шепотом сказал Муравьев, выходя из-за дерева. — Слышишь, Нина, скоро загонщики до нас дойдут.

— Молчи, — шепнула девушка, притягивая его за рукав к себе, за ствол ясеня, — видишь, сохатый...

Муравьев замер. Всего шагах в двадцати от него, величественно подняв голову, обремененную огромными лопатообразными рогами, стоял лось. Чутко прислушиваясь к шуму загонщиков, он не замечал охотников, тесно прижавшихся к стволу ясеня. Ноздри сохатого тревожно вздрагивали, втягивая воздух. Прямые, как у лошади, уши двигались, улавливали звуки. В его огромном теле, казалось, каждый мускул был напряжен. Горбоносая голова сохатого медленно повернулась в сторону охотников, ноздри втянули воздух, он фыркнул, учуяв запах людей, тряхнул головой, свисающая на подбородке кожаная складка — серьга — закачалась. Неслышно переступив длинными ногами через лежащую на его пути валежину, сохатый плавной рысью побежал в сторону тундры, отделяющей лес от сопок. Темно-бурый, с ногами светло-пепельного цвета, гордо неся свои тяжелые рога, лось пробежал в нескольких шагах от дерева, за которым притаились Нина и Афанасий. Никто из них даже не подумал о том, чтобы выстрелить в этого могучего красавца.

— Уф!.. — тяжело перевел дыхание Афанасий, проводив взглядом сохатого. — Не годимся мы с тобой, Ниночка, в охотники. Пропустили такого зверя!

— А зачем он нам? Мясо есть, шкура не нужна, ответила Нина.

Афанасий предупреждающе поднял руку, притаился ка деревом. В глубине чащи, где выделялся своей белизной ствол стройной березы, мелькнуло гибкое тело зверя. Афанасий медленно поднял ружье. Бесшумно, словно не касаясь земли, прямо на охотников выбежал сероватый зверь величиной с собаку. Его уши кончались мохнатыми кисточками.

— Стреляй, рысь! — крикнула Нина, забыв про свое ружье.

Афанасий, не успев как следует прицелиться, дернул за спусковой крючок. Необычно громко грянул выстрел. Рысь метнулась в сторону и большими скачками стала уходить обратно в лес. Нина вскинула короткий карабин. В прогале между деревьями на секунду опять показался силуэт рыси. Хлестнул выстрел, зверь скрылся в чаще леса.

— Эх ты, охотничек! — разочарованно протянула радистка. — Твой дробовик чем заряжен был, пулей?

— Нет, дробью.

— На волка дробью! Замечательно... А когда на рябчиков будешь охотиться, пулей зарядишь? Упустили рысь, смех. Пойдем взглянем.

Нина стреляла наудачу, не надеясь на большом расстоянии попасть в бегущего зверя. Велика же была ее радость, когда в зарослях низкого кустарника они увидели мертвую рысь. Афанасий выволок ее за задние ноги на чистое место. Это был крупный экземпляр хищника, весом более десяти килограммов, с мягким пушистым мехом. Широкие лапы рыси с острыми длинными когтями произвели на охотников внушительное впечатление. Они перевернули зверя и нашли след пули, ударившей в голову под ухо. Вдали раздались голоса загонщиков, перекликавшихся между собой. Афанасий крикнул несколько раз, и скоро к ним подошел Урангин с другими оленеводами.

— Ого!.. Удачно поохотились. Эта кошка похуже волка. Телят истребляет, а зимой были случаи и на взрослого оленя бросалась. Лежит на сучке дерева, ждет, когда олень окажется под нею, потом вскочит на него, перегрызет шею. Кто ее подстрелил? Она?! — Урангин с уважением взглянул на Нину, похвалил ее за удачный выстрел. — Шкуру мы снимем вам на память, а мясо у рыси несъедобное... Что ж, вы несите свою добычу к лагерю, а мы пойдем дальше.

Он ловко связал все четыре лапы рыси вместе и просунул меж ними тут же вырубленную жердь. Афанасий и Нина взяли на плечи концы жерди и зашагали по тропе к стану. Сзади слышались крики загонщиков, удаляющихся в конец распадка.

Пожалуй, больше всех волновались самые молодые охотники — Саня и Виктор, затаившиеся под раскидистым кустом черемухи. Получив в подарок от Воробьева настоящий военный бинокль в желтом кожаном чехле с медными бляшками, Виктор чувствовал себя на седьмом небе. Он то и дело вынимал бинокль из чехла и прикладывал его к глазам, разглядывая то далекие вершины сопок, то просто вершины рядом стоящих деревьев, на которых каждый листик становится видимым. В такой бинокль все пароходы рассмотреть будет можно, как на ладошке. Только жаль, не скоро придется вернуться к морю. Но это ничего, и в тайге есть на что поглядеть. Виктор, на зависть Сане, приставив бинокль к глазам, стал рассматривать склоны сопок. Затем он перевернул бинокль наоборот и ахнул от удивления.

— Ох, как далеко! Смотри, Саня, сопки какие малюсенькие... — Он передал бинокль Сане. Тот с видом полнейшего равнодушия повертел его, взглянул вдаль и вернул бинокль другу.

— Ничего себе, бинокль подходящий!

Саня был рад за друга, завидовал ему и не понимал, как мог начальник экспедиции подарить такую прекрасную вещь, да еще за мечту, как он сказал. Подумаешь, мечта!

Для практического Сани это было просто непонятно. Мечтать и он умел, а до сих пор ему за это ничего не подарили. Наоборот, Филипп Васильевич, заметив такое душевное состояние мальчика, покрикивал: «Размечтался, а корове сена подбросить забыл! Ну, живо... сбрось свежего с сеновала!» Или того хуже. Посылал с каким- нибудь поручением на рыбалку — за семь верст киселя хлебать... Помечтаешь, когда у тебя отец такой, не любит, чтобы другие сидели без дела, да и сам не сидит. Другое дело — Витька. У того отца нет, а мать круглый день на работе, мечтай себе сколько влезет. Вот и домечтался, получил бинокль ни за что ни про что, а ему, Сане, шиш с маслом, разве это не обидно? Одних замечают, а других нет. Саня даже пригорюнился, а на другой вечер часа два сидел у костра, устремив взгляд в его пламя. Он вовсю старался придать своему лицу мечтательное выражение, так что от жары пот с него катился. А вдруг начальник подойдет да спросит:

«О чем задумался, Воробей-охотник, что тебе примечталось?»

Тогда Саня будет поумней Витьки. Он сначала эдаким печальным взглядом поглядит на двустволку начальника! — настоящая ижевка! — а потом скажет:

«Примечталось мне, товарищ начальник, будто вы меня с собой взяли и будто я стал копать ямку да нашел такой самородок, такой самородок... с нерпу, а то даже и больше, с целого кита».

«Зачем тебе такой огромный самородок-кит?»

«Я велю на это золото построить в Москве самый большой, самый красивый дом».

Тогда начальник снимет с плеча свою ижевку.

«Возьми, — скажет, — друг Саня, за красивую мечту».

Но начальник даже к костру в тот вечер не подошел и ни о чем его не спросил. Что ж поделаешь, коли не везет!