Порт погибших кораблей - Нортон Андрэ - Страница 35

Меж костями, над ними, под ними, везде было рассеяно что-то с металлическим блеском, кое-где сверкали драгоценные камни, видны были обрывки ткани, поблекшей и прогнившей от времени.

Я не чувствовала того, что испытывала, хороня тело у ручья. Эти кости такие древние, что у меня не было ощущения родства с ними. И потому решилась на то, на что пошли бы немногие: стала рыться в имуществе давно умерших.

Салкары и воины других народов твердо верят, что взять оружие мертвого значит принять на себя часть ушедшей жизни давно погибшего хозяина меча, ножа или копья. И если бы мои спутники увидели, что я делаю, меня сочли бы нечистой, обладающей черной кровью.

Когда я снова оказалась в тени одной из глиняно-каменных груд, в моем распоряжении имелись три ножа, совершенно не проржавевших, меч с украшенной каменьями рукоятью и браслет с ножнами метательного ножа. Легкое смертоносное оружие по-прежнему хранилось в ножнах.

Отыскивая оружие, я решила, что это не поле битвы. Мечи не обнажены, ножи по-прежнему подвешены к прогнившим поясам. Странно, но металл совсем не проржавел, а вот от одежды, поясов и обуви остались только жалкие клочки.

И на скелетах не видно ран. Все черепа целые, без повреждений. Меж ребер не торчали стрелы. К тому же я решила, что все эти мертвецы погибли не за один раз. Как будто люди приходили сюда в разное время, иногда через многие годы, и погибали здесь. Среди костей не только оружие, но и драгоценные браслеты, ожерелья и тому подобное. Все украшения остались на останках владельцев.

Существовал только один способ разрешить эту загадку и тем самым, возможно, избежать подобной участи. Но я страшилась его использования. Солнце уже опустилось за стену утесов на западе, свет его на небе начал меркнуть. Не приведет ли то действие, которое я планирую, к большей власти принуждения? Стоит ли идти на такой риск?

Амулет Ганноры нагрелся у меня в руке. Положив его на колени, я протянула руку к первому подобранному ножу. У него лезвие длиннее, чем у остальных; рукоять, как мне показалось, из рога с глубокой резьбой.

Взяв нож, я положила его поверх амулета Ганноры, закрыла глаза и быстро открыла сознание, чтобы не передумать.

Глава пятнадцатая

… Я не погрузилась в темноту, а словно стояла на холме, глядя на серый туман. Тут и там из тумана виднелись скалы, точно они вставали из мутного волнующегося моря.

Что-то шевелилось в тумане. Я ощутила страх, приглушенный страх, какое-то покрывало страха. Оно стояло между теми, кто двигался в тумане, и было полное понимание того, кто они и как здесь очутились.

В тумане какие-то люди, они тщетно пытаются выбраться. Я тоже с ними, только по какому-то капризу судьбы мне удалось улизнуть из этого липкого сковывающего тумана.

Кто я? Не могу вспомнить, воспоминания какие-то смутные, они тут же рассеиваются. Корабль, море, потом прорыв, разрыв нормального мира. Затем приказ для всех на борту… мы должны направиться…

В гавань!

Да, но, добравшись до гавани, мы еще больше запутались в сетях неведомого рыбака. Мы сошли на берег все вместе, движимые потребностью ответить на этот призыв. Только во мне что-то сопротивлялось, пыталось вырваться на свободу. Я повторяла слова, необходимые в такой ситуации. Я еще не стала частью коллективной добычи, а бросилась в сторону, когда мои товарищи начали подниматься по лестнице, борясь с принуждением. Я двигалась словно в вязком болоте, которое в любое мгновение могло поглотить меня. Но все же у меня хватило сил не пойти за остальными. Мои товарищи поднимались по ступеням с застывшими лицами, глаза их смотрели невидящим взглядом. Все, что когда-то они чувствовали, чем жили и что знали, беспробудно уснуло.

Я пробиралась между выброшенными на берег корпусами мертвых кораблей. Принуждение продолжало преследовать меня. Я зажала руками уши, чтобы не слышать приказ, которому не могла противиться, и брела какими-то зигзагами между остатками кораблей неведомых мореходов. Всеми силами пыталась отойти подальше от этого порта.

На какое-то время я освободилась от принуждения, наблюдая, что происходит с остальными. Они будто теряли самих себя, свою личность, но в последний момент осознали это и в тот же момент были поглощены — от них ничего не осталось, только пустота.

Я ощутила эту пустоту и побежала прочь. Ноги застревали в песке, все тело болело. Но я не останавливалась и спотыкаясь уходила все дальше от ступеней, которые уводили в ничто.

Миновав корабли, я подошла к ближайшему утесу. Держась рукой за камень, остановилась, чтобы перевести дух. Все во мне потемнело от страха, который стал еще сильнее, когда я реально ощутила исчезновение своих товарищей.

Страх превратил меня в нерассуждающее животное. Я пошла дальше меж утесов. Споткнулась и упала в трещину в камне, разодрав руки в кровь. Не вставая, на четвереньках принялась ощупывать стены, пытаясь выбраться. И все время ждала удара, нападения, которые заставят меня бездумно подчиняться и приведут к смерти.

Я поднималась по утесу, пока не оказалась на карнизе, который расходился по обе стороны от меня. Каменная стена надо мной казалась удивительно гладкой. Проведя по ней рукой, я не обнаружила ни одной выемки. Поэтому я повернула налево, по-прежнему подальше от источника принуждения.

Теперь карниз утеса начал снижаться. Я двигалась очень медленно, хотя мне хотелось бежать. Внизу расстилался серый туман. Я ничего не видела, кроме густых клубов.

Но когда туман сомкнулся вокруг меня, я поняла, что не одна. В тумане слышались звуки: иногда вопли, иногда тяжелое дыхание, какое бывает у человека, выбившегося из сил. Слышались голоса, они выкрикивали имена товарищей, а может, богов. Но все эти звуки казались непривычно приглушенными.

Тут у меня появилась новая мысль, безусловно, порожденная страхом. Товарищей моих схватили всех сразу, но что, если нечто захватившее их, думая о будущем, о другом дне или часе… или времени… хотело сохранить часть своей добычи? Неужели мне не удалось вырваться, а я только продлила свое пребывание во власти зла? Я тоже закричала, надеясь встретиться с кем-нибудь и узнать, куда мы попали.

Но мне не ответили. По-прежнему слышались другие голоса, стоны, крики о помощи. Меня так пугал этот гул, что захотелось убежать от него. Я повернулась, пытаясь найти карниз, который привел меня сюда. Но туман оказался таким густым, что я потеряла направление и не могла определить, откуда пришла.

Я наткнулась на каменную преграду, ее поверхность оказалась неровной, со множеством углублений и выступов, которые могли мне помочь подняться. Я так и сделала, и неожиданно моя голова вынырнула из тумана. Мгновенно стихли голоса, и я оказалась одна. Вокруг туман, но из него поднимаются вершины других таких же утесов.

Увидела я и людей, подобно мне вырвавшихся из тумана. На вершине одного утеса недалеко от меня сидела женщина, рядом лежал мужчина, положив голову ей на колени. На его голове и плечах были окровавленные повязки, и она крепко держала его, покачивая, словно любимого ребенка.

Я крикнула. Мне радостно было видеть других людей, и я почувствовала впервые, что принуждение несколько ослабевает. Женщина подняла голову и посмотрела на меня, и я увидела лицо, каких никогда раньше не встречала. Темная кожа только вокруг глаз и губ свободна от пушка, похожего на перья. Этот пушок покрывал ее руки и тело, которые видны из-под одежды. А одежда у нее рваная, подобна тончайшей вуали. Очевидно, когда-то она была богатой, хотя со временем изорвалась и потрепалась.

Она посмотрела на меня. Потом крикнула, но в этом крике я не разобрала ни слова. Подняв руку, женщина поманила меня.

Да, я бы с радостью пошла к ней, но если спущусь со своей вершины в туман, то не смогу ее найти. Она видно тоже поняла это. Осторожно опустила голову мужчины с колен и встала. Ее талия была обернута сверкающей тканью. Женщина сняла ее. Полоска ткани оказалась гораздо длиннее, чем я ожидала. Женщина встряхнула ее, потом наклонилась и привязала один конец к своей ноге. Другой конец взяла в руки и бросила в туман. Затем снова посмотрела на меня, и я поняла ее. Если смогу отыскать в тумане эту полоску ткани, она послужит мне проводником. Возможно, шансы невелики, но я готова была рискнуть. Оставаться на месте, дожидаясь, пока умру от голода и жажды или мною овладеет чужая воля, значит избрать самый трусливый и безнадежный путь.