Пираты Гора - Норман Джон - Страница 34

Однако, несмотря на все насмешки, на позолоченном шлеме он носил теперь и гребень из шерсти слина, свидетельствовавший о его принадлежности к членам Совета.

Он получил свой недостававший пятый корабль в качестве подарка от одного из убаров Порт-Кара — Генриса Севариуса, считавшегося пятым по родословной линии их семейства. Говорили, что Генрис Севариус еще не достиг совершеннолетия и что на это время исполнение его обязанностей, как убара, было возложено на его регента, Клаудиуса, выходца с Тироса. Лисьяк, насколько мне известно, был клиентом дома Севариусов в течение всего пятилетнего периода регентства Клаудиуса, вступившего в эту должность после убийства Генриса Севариуса Четвертого и за последующие годы успевшего прибрать в доме всю власть к своим рукам.

Надо сказать, что многие капитаны поддерживали довольно тесные отношения с тем или иным убаром города и выполняли его конфиденциальные поручения.

Сам я не торопился завязать отношения с каким-либо определенным правителем, не видя необходимости искать его покровительства и не имея желания предоставлять ему в обмен свои услуги.

Я заметил, что Лисьяк наблюдает за мной. Выражение его лица казалось несколько удивленным. Я подумал, что он, вероятно, видел меня в ночь набега среди мечущихся в панике ренсоводов, но едва ли у него хватило бы смелости предположить, что какой-то раб, находившийся во владении ренсоводческой общины, и капитан, входящий в состав высшего городского Совета, — одно и то же лицо.

Он нахмурился и отвел взгляд.

Самоса, первого рабовладельца Порт-Кара, я видел на заседаниях Совета только один раз. Говорили, что он является доверенным лицом Царствующих Жрецов. Первоначально я направлялся в Порт-Кар именно для того, чтобы установить с ним контакт; теперь же я, конечно, предпочитал этого не делать.

Ему еще не представлялось случая видеть меня в лицо, но мне уже довелось встретиться с ним на торгах на Куруманском невольничьем рынке в Аре, меньше года тому назад.

За те семь месяцев, что я находился в Порт-Каре, я прочно стал на ноги. От службы Царствующим Жрецам я отошел. Пусть найдут себе других глупцов, желающих ради них рисковать своей шкурой. Если уж драться, то только за свое собственное благо. Моя война — это только моя, и трофеи в ней принадлежат мне.

Впервые в жизни я был богат.

Впервые понял, что вовсе не презираю ни богатство, ни власть.

А что еще может служить стимулом для действительно мудрого человека? Ну, пожалуй, еще тела женщин, тех, что он решит сделать своими, тех, кому он позволит служить себе развлечением.

За эти дни я не нашел ничего достойного уважения, и, собственно, не испытывал той удивительной любви к морю, что отличала людей Порт-Кара.

Впервые я увидел его с крыши пага-таверны, на рассвете, держа в руках умирающего от нанесенной мной раны человека.

Тогда море показалось мне удивительно красивым, и это мнение у меня не изменилось, но до безудержной любви к морю мне было еще далеко.

Когда Таб, прежде бывший правой рукой Сурбуса, спросил, что он может для меня сделать, я посмотрел на него и ответил:

— Научи меня любить море.

Над своими владениями я поднял свой собственный флаг, поскольку в городе не было единого флага. Собственный флаг имелся у каждого из пяти убаров и большинства капитанов. На моем знамени была изображена голова черного боска, хорошо выделяющаяся на фоне из вертикальных чередующихся зеленых и белых полос, символизирующих ренс, выращиваемый на болотах, с которых вышел Боcк, ныне один из капитанов Порт-Кара.

Приятно поразило меня то, что Лума, спасенная мной от Сурбуса, оказалась из касты писцов и благодаря этому умела, конечно, читать и писать.

— А считать ты умеешь? — спросил я у нее.

— Да, хозяин, — ответила она.

Я назначил ее старшим учетчиком своего дома.

Каждый вечер она входила в центральный зал, опускалась на колени перед моим стоящим на некотором возвышении креслом и, сверяясь со своими записями, давала мне полный отчет о делах прошедшего дня, часто сопровождая его своими предложениями и рекомендациями.

Я обнаружил, что эта незаметная, малопривлекательная девушка обладает блестящими, математическими и организационными способностями, позволяющими ей без труда ориентироваться в моих многочисленных торговых начинаниях и взаимоотношениях с партнерами.

Она была самой ценной моей рабыней.

Ей удалось в значительной степени увеличить мои богатства.

Я позволил себе сделать по отношению к ней некоторые послабления, небольшие, правда: я разрешил ей носить голубое одеяние писцов, которое хотя и было таким же прозрачным, как и обычные туники рабынь, зато гораздо длиннее и почти прикрывало колени девушки. А вот ошейник я оставил — из простого металла, с обычной для остальных рабынь выгравированной надписью: «Я принадлежу Боску».

Некоторые из служащих моего дома из числа свободных людей выражали недовольство по поводу подобного возвышения рабыни, поэтому я требовал от нее всей возможной почтительности, на которую имеет право рассчитывать человек свободный при общении с рабом, и, передавая служащим ее рекомендации, неизменно подчеркивал, что делала она это самым приниженным образом. Это в некоторой степени уменьшало их раздражение, но многие продолжали ворчать. Каждый из них, вероятно, опасался, что ее острый ум и проницательность смогут отыскать малейшую ошибку в их подсчетах, и всячески старались их избежать. Я думаю, они ее даже побаивались, зная ее безупречность в работе и то, что она являлась доверенным лицом хозяина дома, капитана Боска.

У Мидис теперь было не меньше сотни различных шелковых накидок, колец и бус, которые ей нравилось оплетать вокруг усеянного драгоценными камнями ошейника.

Как-то я заметил, что она не сводит глаз с Таба, и жестоко ее наказал. Таба я не убил; он был ценным помощником.

Клинтус и Турнок казались довольны своими рабынями, Улой и Турой, у которых теперь тоже не было недостатка в украшениях. У обоих мужчин хватило ума остаться в составе моих людей; с моей помощью они безусловно смогут добиться большего, нежели самостоятельно.

Телиму я держал на кухне вместе с другими кухонными рабынями, отдав старшему кухонному мастеру указания оставлять ей самую примитивную и наименее приятную работу. Кроме того, я распорядился, чтобы именно она прислуживала мне каждый вечер за ужином, и получал особое удовольствие, наблюдая за подающей мне вино моей бывшей хозяйкой, падающей теперь с ног от усталости после долгого, изнурительного дня, суетящейся возле моего стола в грязной, заляпанной жиром короткой репсовой тунике рабыни-посудомойки. После ужина ей еще предстояло, ползая на четвереньках, щеткой и скребком вычистить полы моей комнаты и подготовить ее к моему отходу ко сну, а затем вернуться на кухню и перемыть оставленную для нее самую грязную посуду. Только после этого ее заковывали на ночь в кандалы.

Ужинал я обычно в компании Клинтуса и Турнока, приходивших со своими рабынями. Иногда к нам присоединялся Таб.

Капитаны, как правило, не принимали пищу вместе со своими людьми.

Что-то отвлекло меня от размышлений, и я вернулся к заседанию Совета капитанов.

Один матрос, который попал в плен на остров Кос, но сумевший убежать оттуда, докладывал членам Совета, что косцы готовят громадную флотилию для выступления против Порт-Кара, в состав которой будут входить также корабли Тироса.

В сообщении матроса было мало интересного; Кос и Тирос, когда их взаимное противостояние находилось в мирной фазе, неизменно принимали решение объединить силы и напасть на Порт-Кар. Подобные разговоры велись постоянно, но ожидаемого напряжения в жизнь порткарцев они не вносили. За последнюю сотню лет объединенная флотилия Коса и Тироса лишь раз решилась войти в территориальные воды Порт-Кара, но и тут их ожидала неудача: разыгравшийся шторм разбросал столь тщательно собранный флот союзников и позволил их противникам без большого труда отбросить их на безопасное расстояние. Обе стороны, как я уже упоминал, вели, конечно, непрекращающиеся мелкомасштабные боевые операции друг против друга, но число задействованных в них кораблей редко превышало десять-двенадцать штук. Вылазки одной из сторон тут же вызывали ответную реакцию второй, и в подобное противостояние в конце концов были втянуты все соперничавшие партии и группировки Порт-Кара; кстати, участие в вылазках позволяло забыть отступающие на второй план внутренние распри. Вовлечение же в боевые действия более крупных сил таило в себе громадную опасность из-за непредсказуемых последствий и непременно должно было бы положить конец торговым отношениям между противниками, продолжавшим, несмотря на противостояние, развиваться и приносить прибыль, всем враждующим сторонам. Не сомневаюсь, что Кос и Тирос также были наполнены слухами о готовящемся на них нападении Порт-Кара. У побывавших в переделке матросов, конечно, чесались руки дать ответный, решающий бой, но они, к счастью, не имели права голоса на заседаниях Совета, что позволяло удерживать конфликт в определенных рамках.