Невинность и страсть - Джонс Лиза Рене - Страница 31

— Добрый вечер, Джейкоб, — отвечает Крис. — Ждем пиццу, так что не обыскивай посыльного, который ее привезет.

— Только если он не окажется девушкой, — ухмыляется охранник, и у меня возникает чувство, что эти двое знакомы ближе, чем можно предположить, учитывая их положение.

На всякий случай поднимаю руку.

— Привет.

— Мэм, — отвечает Джейкоб, и во взгляде мелькает легкое недоумение, которого я не должна была бы заметить, но все же заметила. Принимаю удивление на свой счет и делаю вывод, что отличаюсь от обычных подружек Криса. Очевидно, он предпочитает пышных блондинок, а в эту категорию я не вписываюсь при всем желании. Ну вот, еще один повод для переживаний. Сержусь на себя: снова сомнения? А ведь несколько мгновений назад чувствовала себя уверенно и свободно.

До лифта всего несколько шагов. Крис нажимает кнопку, и двери сразу открываются. Захожу и смотрю, как он набирает код. Двери бесшумно смыкаются, и он, словно с трудом дождавшись момента, нетерпеливо меня обнимает.

Сую ладони под его кожаный блейзер, прикасаюсь к груди и ощущаю живое тепло.

— Что случилось? — Руки обжигают спину.

Чувствую, как тяжелею подобно созревающей сливе.

— Не понимаю, о чем ты.

— Неправда, понимаешь. Задние мысли, Сара?

Ругаю себя за неумение скрытничать.

— Хочешь, чтобы у меня были задние мысли?

— Нет. Хочу привести тебя к себе и довести до экстаза, причем много раз подряд.

О!.. Да, пожалуйста.

— Хорошо, — шепчу я, — только сначала чем-нибудь накорми; так будет надежнее.

На губах появляется улыбка, а в глазах вспыхивает уже знакомый золотой свет.

— И после этого ты наконец сможешь утолить мой голод.

Мелодично звякает колокольчик; двери плавно разъезжаются. Не размыкая рук, Крис тянет меня к выходу, но вместо холла перед глазами возникает великолепная гостиная. Оказывается, в его квартиру поднимается персональный лифт, и сейчас я попаду в его роскошный мир, так непохожий на мой.

Крис выпускает меня из объятий. Взгляды встречаются, и в его глазах я читаю молчаливое приглашение войти по доброй воле, без принуждения. Всего один шаг — и все, принятое решение изменит меня окончательно и бесповоротно. Точнее, изменит меня Крис, но вот как именно, пока невозможно даже представить. Думаю, он тоже это знает, и пытаюсь понять, что он видит такого, чего не вижу я.

Он снова сомневается во мне, как и раньше, в галерее. Неуверенность сквозит в его взгляде, витает в воздухе. Нет, никогда больше не позволю руководить собой, не разрешу диктовать, что можно и чего нельзя делать. По этой извилистой тропинке я уже ходила, а привела она на край пропасти. С трудом тогда удержалась, чтобы не сорваться в бездну, с трудом отдышалась, а теперь начинаю понимать, что забраться в раковину и просидеть всю жизнь, свернувшись калачиком, все равно не удастся; легче от этого не станет. Да и отгораживаться от мира стеной бесполезно — как известно, одна большая страна уже пробовала. Что бы ни произошло в галерее, прятаться я больше не собираюсь.

Поднимаю голову и, не глядя на Криса, выхожу из лифта.

Ступаю на богато инкрустированный, до блеска отполированный паркет и восхищенно замираю. Передо мной необыкновенной красоты гостиная с дорогой кожаной мебелью и мраморным камином в левом углу, а дальше открывается сказочный пейзаж. Вместо стены — огромное, от пола до потолка, окно с видом на город и залив.

Зачарованно иду к манящим огням, к золотистой дымке, обволакивающей Золотые Ворота. Не глядя по сторонам, машинально спускаюсь на несколько ступенек в жилую зону, бросаю сумку на кофейный столик и, положив ладони на прохладное стекло, замираю возле окна.

Недостижимые, мы парим над городом в небесном дворце. Как же, наверное, изумительно здесь жить: каждое утро просыпаться и смотреть в волшебную даль. Огоньки смеются и перемигиваются, как будто радуются, что удалось приоткрыть потайную дверцу в моей душе, о существовании которой я и сама давно забыла.

Комнату наполняют звуки музыки, и в горле застревает комок. Группа «Лайфхаус» поет песню «Сломлен». Крис не может знать, каким глубоким смыслом наполнены для меня горькие слова: «Раскалываюсь на части. Едва дышу. Держусь за тебя из последних сил».

Небесный чертог с окном в нереальный мир, щемящая мелодия, безысходно печальное признание разрывают сердце, и оно начинает кровоточить. Кого я обманывала, отказываясь прятаться? Вылезать из глубокой, тесной норы на свет опасно. Прошлое оживает, начинает пульсировать. Еще несколько секунд, и нахлынут тягостные воспоминания. Отказываюсь слышать и понимать слова песни, отталкиваю боль. Не хочу ничего переживать вновь. Не хочу туда возвращаться! Зажмуриваюсь и пытаюсь забыть о старых ранах. Пусть будет все, что угодно, только не мучительные страдания!

Неожиданно чувствую за спиной присутствие Криса; он бережно снимает с плеч жакет. Нежное прикосновение успокаивает, а стоит ему обнять меня, как невыносимое наваждение, порожденное песней и усиленное винными парами, отступает и медленно рассеивается.

Прижимаюсь к Мериту крепче, чтобы почувствовать каждый его мускул. В любом движении, в любом, даже случайном, прикосновении Криса ощущается сила и спокойная уверенность. Завидую и… острее ощущаю собственное женское начало.

Пальцы — необыкновенные, талантливые, знаменитые пальцы — убирают мои волосы с шеи, губы волнуют воздушным прикосновением. И все же слова песни упорно пробиваются в сознание и бередят рану.

Словно почувствовав мою ненасытную потребность в большем — в чем угодно, лишь бы большем, — он поворачивает меня лицом к себе и жадно запускает пальцы в волосы. Тянет почти до боли, но новое ощущение отвлекает, заставляет переключиться.

— Знаешь, Сара, я совсем не тот парень, которого можно привести домой и познакомить с родителями. — Губы почти касаются моих губ, пряный мужской дух обволакивает. — Запомни это раз и навсегда, потому что изменить ничего невозможно.

В этот момент песня заканчивается; теперь звучит следующий трек с диска «Лайфхаус» — «Издерганные нервы»: «Вижу тебя насквозь, вижу твои издерганные нервы. Стараюсь не чувствовать ничего… ничего из того, что реально».

Горько смеюсь над словами, и Крис отстраняется, чтобы на меня посмотреть. В глубине зеленых глаз приоткрывается тайна, которую я до сих пор не видела, но чувствовала. Он изранен так же, как и я. Мы слишком похожи, чтобы пойти дальше секса. Внезапная догадка странным образом дает ощущение свободы.

Провожу пальцами по щеке Криса и с удовольствием ощущаю шершавую, но совсем не колючую щетину. Сама не знаю, откуда берутся слова, которые я еще ни разу не произносила вслух.

— Моя мама умерла, а отца я ненавижу, так что насчет родителей можешь не беспокоиться. Так же как и тебе, семейные обеды мне не грозят. Единственное, чего хочу, — это быть здесь и сейчас, вне прошлого и будущего. И пожалуйста, прибереги душеспасительные разговоры для той, которой они нужны. Если считаешь меня нежной розой, то глубоко заблуждаешься.

Прежде чем прижимаюсь губами к его губам, успеваю заметить ошеломленный взгляд, но тут же получаю щедрую награду: протяжный стон и требовательную атаку языка. Крис перехватывает инициативу и целует с яростью, неведомой другим мужчинам, но ведь он ничуть не похож на других.

Его язык настойчиво дразнит мой, и я отвечаю на каждое движение, на каждый вызов; выгибаюсь, стараюсь прильнуть доверчиво, пластично, интимно, показать, что я здесь и больше никуда не денусь. В ответ на молчаливое заявление Крис хватает меня за попу, приподнимает и прижимает, неопровержимо доказывая собственную страсть. Радуюсь близости и сгораю от нетерпеливого желания почувствовать в себе его член. Проникаю ладонью в почти не существующее между нами пространство и провожу пальцами по твердой как камень плоти.

Крис прерывает поцелуй и прижимает меня к окну. Понимаю, что довела его до исступления. Я, правильная и скромная учительница Сара Макмиллан! Смотрим друг на друга жадно и в то же время с откровенным вызовом, словно спрашиваем, кто же устоит в схватке.