Три версты с гаком - Козлов Вильям Федорович - Страница 37

Не доходя до магазина, Артем услышал пронзитель­ные женские голоса. Посередине дороги вцепились друг в друга две женщины. У дома напротив, подперев щеку рукой, на них с удовольствием смотрела дородная Степанида, та самая, которую судили за чужую курицу. На земле у забора сидел голубоглазый симпатичный парень и не спеша сворачивал цигарку. Неподалеку, на дороге, стоял его самосвал.

— Чтоб ты высохла в щепку, чертова потаскуха! — кричала высокая худощавая женщина, таская за волосы другую — маленькую, верткую, чуть помоложе. — Чтоб лопнули твои бесстыжие бельма!

— Что случилось? — спросил Артем.

— Бабы и есть бабы, — философски расценил шофер.

— Чего же это они не поделили?

— Меня, — гордо сообщил он. Артем удивленно уставился на него.

— Которая повыше, Марфа, — женка евоная, — охотно, певучим голосом пояснила Степанида. — А Верушка — полюбовница.

Шофер свернул цигарку и задымил.

— Марфа, ты ей все волосенки выщипаешь, — сказал он. — У ней и так мало.

— Сейчас и до тебя доберусь, кобель проклятый! — тигрицей глянула на него жена.

— Вот уж не рискуй, — добродушно заметил шофер.

— Вместо того чтобы в карьере щебенку возить, он с этой... прости господи, прохлаждается!

— У меня обед, — сообщил шофер, выпуская облако дыма.

— Глаза б мои не видели тебя, постылого...

Говоря это, женщина успевала дергать за волосы со­перницу и плевать ей в лицо.

— Любишь ведь меня, зараза, — ухмыльнулся муж. — Тогда б не бегала, не ревновала!

— Я ревную? — Женщина даже выпустила свою жертву, которая, воспользовавшись этим, проворно юрк­нула в дверь низенькой избушки и захлопнула дверь. И уже оттуда визгливым, плачущим голосом выкрикнула:

— Да я б захотела, он давно бы на мне женился!

— Врет, — сказал шофер. — Выдумщица.

Он поднялся с травы, вытащил из кармана смятую кепку, надел. Потом забрался в кабину. Взревел мотор мощного ЗИЛа. Дверца распахнулась, и шофер позвал:

— Навоевалась? Залезай, до дома подкину... Небось корова не доена?

— Мне с тобой и сидеть-то рядом тошно, — отмах­нулась женщина и, показав тощие ляжки, залезла в ку­зов. И даже повернулась к кабине спиной.

— Это ж самосвал... А если механизм забарахлит? — сказал шофер. — Возьмет да на ходу опрастается, тогда как?

— Ее в кабинку сажай, стерву, — буркнула жена. — А мне и тут хорошо.

Шофер подмигнул Артему:

— Отчаянная моя Марфа! Ни черта, ни бога не боит­ся — все ей нипочем!

Рассмеялся, захлопнул дверцу и тронул самосвал. Под­прыгнув на повороте сразу двумя скатами, грузовик скрылся за углом.

— Ну и дела-а! — протянул ошеломленный Ар­тем.

— Уж который раз эту цирку под моими окнами вы­творяют, — сказала Степанида. — Степка-то парень из себя видный, а нашел какую-то замухрышку. Ни рожи, ни кожи. Веретено в сарафане!

— Дурища, у меня фигура не то что у тебя, колоды дубовой! — возмущенно крикнула из-за закрытых две­рей Верушка.

Артем вспомнил про свои дела и, все убыстряя шаги, свернул к дому Тани. Мотоцикла не было. А на двери дома красовался увесистый черный замок. Пока он гла­зел на сцепившихся женщин, Таня и Володя куда-то ука­тили... Но куда?

Артем кинулся к поселковому Совету.

4

У крыльца поселкового Артем наткнулся на Мыльни­кова и Носкова. Попыхивая папиросами, они о чем-то мирно толковали.

— Легок на помине, — сказал Кирилл Евграфович. — Мы тут тебя вспоминали...

— Просьба к вам, Артем Иванович, — вступил в раз­говор и Мыльников. — К Ноябрьским праздникам заду­мали мы в заводской Аллее передовиков портреты

выве­сить... Не возьметесь за это дело? Мы, конечно, запла­тим...

— Я ведь у вас в долгу, — сказал Артем. — Спасибо за доски и цемент...

Он успокоился: раз Кирилл Евграфович здесь, зна­чит, Володя и Таня не в поселковом. При обряде брако­сочетания присутствие председателя обязательно. На вся­кий случай спросил:

— Не предвидится у вас сегодня никаких граждан­ских актов?

— Не слыхать, — сказал Носков. — А что, поприсут­ствовать желаешь?

— Только в качестве свидетеля, — улыбнулся Артем.

— У вас будет наверху большое окно? — спросил Алексей Иванович, кивнув на дом.

— Мастерская...

— Мда-а, а где же вы достанете стекло?

— Вероятнее всего, в Ленинграде. Только вот как его доставить сюда?

— Есть у вас складной метр или рулетка?

— Я и так знаю, — сказал Артем. — Метр восемьде­сят на два.

Мыльников достал четырехцветную шариковую ручку и записал в блокнот.

— Во вторник вам привезут стекло... Вообще-то Осинский скупердяй известный, но мне не откажет.

— Алексей Иванович, я поклялся, что больше никогда оформительскими работами заниматься не буду, но, так и быть, нарушу свою клятву... — сказал Артем.

Это стекло для мастерской вот уже две недели не да­вало ему покоя. Попробуй такую махину везти из Ленин­града!

— Для родного поселка постарайся, Артем Иваныч, — ввернул Носков. — Раз уж свою клятву нарушил...

Ох, как не хотелось Артему браться за эту непрофес­сиональную работу... Но как объяснишь этим хорошим людям? Обидятся, подумают — нос дерет, не хочет ува­жить...

— Еще время у нас есть, — сказал Мыльников. — Не желаете пока на рыбалку? Я тут откопал такое озеро! Барсучье называется...

— Хоть сейчас! — обрадовался Артем.

— В пятницу вечером. Договорились?

— Я вас жду, — сказал Артем.

Мыльников вытащил из кармана несколько красных самодельных блесен.

— Специально заказал меднику для крупных щук, — сказал он. — Моей конструкции. Попробовал в воде — играет, как заводная. По штучке могу вам подарить.

Носков отказался, сказав, что не любит ловить на спиннинг, а Артем взял.

Мыльников попрощался, уселся за руль и уехал. На повороте «газик» козлом подпрыгнул в воздух. Из-под колес в дощатый забор с дробным грохотом ударили комья грязи.

— Опять мы с ним из-за дороги схватились. Дело к осени, а как начнутся дожди — пиши пропало. Ни один автобус не пройдет, — сказал Кирилл Евграфович. — А что стоило сейчас бы, пока сушь да теплынь, пройтись грейдером да засыпать песком? Вот что, я напишу замет­ку в районную газету, а ты нарисуй на него карикатуру посмешней. Ух, взовьется! Мыльников не терпит крити­ки. Привык, что всегда хвалят. И в газете и по радио.

— Он мне материалы подкидывает, вон стекло обе­щал, а я — карикатуру?

— Не даром же! Ты деньги в бухгалтерию платишь... А потом дорога — государственное дело. Забыл, как меня костерил? Я ж не обиделся. Как говорится, дружба друж­бой, а служба службой...

— Кирилл Евграфович, у вас тут в поселковом браки регистрируют? — спросил Артем.

— Чего это ты вдруг заинтересовался? Никак женить­ся задумал? Выходит, наши девчонки получше питер­ских?

— Так уж и жениться...

— Давай приводи любую... — усмехнулся Носков. — За милую душу зарегистрирую. У меня тут без задержки.

— У вас тут своих женихов хватает...

— С такой знатной бородой ни одного нет. У нас все безусые.

— С бачками есть, как у Пушкина...

— Вон оно что... — протянул Кирилл Евграфович.— Это ты о Володьке Дмитриенко? У Мыльникова на заводе работает. Наладчик станков. Толковый парень, только вот, когда выпьет, побуянить любит... А ты что, имеешь про­тив него что-нибудь?

— Наоборот, — сказал Артем. — Восхищаюсь.

— Чего-то ты темнишь, парень, — покачал головой Кирилл Евграфович.

— Гаврилыч меня ждет, — сказал Артем. — Велико­лепный плотник! Спасибо за рекомендацию. Я очень рад, что он строит дом.

— Гляди не сглазь... — усмехнулся Носков. — Так прошу тебя: подумай насчет карикатуры. Позанозистей, чтоб за живое задело...

У калитки Артем остановился. Носков курил и смот­рел на него. И взгляд у него был задумчивый.

Глава четырнадцатая

1

Сентябрь был такой же теплый и солнечный, как и август. Все так же стороной проносились редкие осенние грозы, пронзительные ветры гнули в бору деревья, и тогда в воздухе густо реяли сухие сосновые иголки и уже тро­нутые желтизной листья. Потом снова становилось тепло и солнечно. В такие дни из леса плыли по воздуху длин­ные голубоватые нити паутины, которые и разглядеть-то почти невозможно. На длинных паутинах, оторвавшись от своей многодетной матери-паучихи, совершали свое пер­вое далекое путешествие маленькие паучки. Идет человек по лесу или по улице — и что-то тонкое, липкое вдруг коснется его лица. Это и есть паутина с паучком-путе­шественником.