Брачный сезон или Эксперименты с женой - Николаев Константин Николаевич - Страница 55

Я отшатнулся. Из кухни высунулась хитрая морда хулигана Еписеева.

Водки у меня не было. Я сунул дядьке первую попавшуюся купюру. Сатир удовлетворенно затряс головой и отступил в сторону. Я облегченно выдохнул, но тут из комнаты высунулась усатая голова малиновой тетки.

– Михуил, а Михуил, что ж ты – правила забыл? – заголосила она в рифму. – А где ж твой дружка, купец?

Свидетелем я позвал Витальку Рыбкина, но он должен был подъехать сразу в загс.

– Нет у меня никакого дружки, – буркнул я.

– А вот это не по-нашенски, – крякнул Михуил. – Придется самому отдуваться.

– Купец! – тут же встряла тетка. – У нас товар дорогой, да свежий! Сколько дашь?

Так. Похоже, я попал на тайную сходку наркодилеров. Я не выдержал:

– Да в чем дело-то?! Пропустите меня, наконец! Мы в загс опаздываем! – и попытался прорваться через кордон.

Козлиный дядька и усатая тетка тут же сомкнули бока. У мотоцикла нагло щерился Вовочка Еписеев.

– Что это еще за глупости!

Я пихнул дядьку в живот и ринулся в образовавшуюся брешь.

– Лови его! – заревело малиновое пальто, под которым мелькнуло цветастое платье.

Тетка вцепилась в меня обеими руками. Я яростно отбивался от жирных пальцев. Меня повалили на пол и кто-то, по-моему это был хулиган Еписеев, пребольно сунул мне кулаком в ухо.

– Ну ладно, ладно, замяли, – пыхтел усатый, шаря по моим карманам. – Надо, чтоб как положено! Давай выкуп и бери товар! А ты… Эх!

Меня отпустили и толкнули по коридору в Машину комнату. Помятый и взмокший, я ткнулся в дверь.

У трюмо в уголке сидела моя мадам. Или «товар», как здесь ее почему-то именовали. Голова Марии Еписеевой выглядывала из бумажно-цветочного платья. На голове красовалась корона из кладбищенских цветов. Сзади, почти до пола, свисала марлевая фата. Веки невесты были слегка припухшими. Наверное, проплакала всю ночь. Тоже мне невинная девица! Как будто первый раз замуж!

По бокам от невесты сидели две страшненькие особы. Одна в розовом, другая в голубом. Подружки! Два синих чулка на одной батарее! Я протянул Марии слегка помятый букет и проронил:

– Маш, это тебе!

Букет исчез в белых складках. Мадам Еписеева спросила:

– Это ты так шумел в прихожей?

– Там какие-то мерзавцы напали на меня, – буркнул я. – Пришлось слегка наподдать им, чтобы отвязались.

– Господи! – воскликнула Мария и чуть было опять не залилась слезами. Синие чулки насторожились. – Да это же дядя Миша и тетя Рая!

– С такими родственниками не пропадешь, – бодро заметил я.

– Ты что же, не читал моей инструкции?

Розовая и голубая кофты осуждающе затряслись.

– Ну почему, читал…

– Да видно, ничего не понял, – зло сказала мадам Еписеева. – Это же обряд такой. Выкуп невесты называется.

За окном раздались протяжные гудки «ЗИЛа». Пора было ехать. Я схватил невесту за рукав и потянул.

– Ай! – крикнула она, как подраненная выпь. – Ты же мне все кружева размахришь!

Длинной процессией мы спустились на улицу. «ЗИЛ» нетерпеливо тарахтел. Теперь он еще больше походил на катафалк. Дядя Миша, сдвинув набекрень нутриевую длинноволосую шапку, уселся в старенький «Москвич» и поманил меня рукой.

– Эй, жених, тебе пока не положено с невестой!

Опять какие-то фокусы. Но в полемику, во избежание нового конфликта, я решил не вступать.

Мария с подружками, сыном Вовочкой и каким-то молодцом залезла в «ЗИЛ». Рядом со мной на вытертое заднее сиденье плюхнулась тетя Рая. Рессоры жалобно скрипнули. На переднее сиденье, как курица на насест, взлетел второй молодчик с жиденькими усишками.

– Это Леха, сын мой, – гордо сообщил дядя Миша. – А Машкин, значит, двоюродок.

Дернувшись несколько раз, наша карета тронулась с места и покатила по грязно-коричневой снежной колее в загс. На крутом повороте я неловко уперся в подушечный бок своей соседки и поинтересовался, что за личности едут сейчас с Машей.

– То детки мои, – отдуваясь, прокряхтела тетя Рая. – Викочка, Анджелочка и Василек. – Усатая родственница моей невесты поворочалась, притиснув меня к двери, и предупредила: – Ты с Васильком-то поосторожней! С отсидки он только что. Как выпьет – сам не свой…

Я поежился, насколько позволяло оставленное мне тетей Раей пространство. За окном проплыли гаражи. Внезапно на обочину высыпали пьяненькие старухи и принялись размахивать руками.

Глава 44

Браки совершаются в загсах и на небесах

Когда мы подъехали к загсу, у дверей одиноко топтался Виталька Рыбкин. Все остальные скрылись в тепле, за стеклянными дверями. Роскошную дубленку моего друга и свидетеля пересекал пестрый рушник. Уже успели навесить, сволочи! Рядом со ступенями стояла новенькая темно-синяя девятка.

– Старик! – Рыбкин бросился ко мне. – Ну ты прямо метеор…

– Сам видишь, какой транспорт! – Я подумал, что он иронизирует, и указал на «Москвич».

– Да я не в том смысле. Быстро ты окрутил эту деваху. Я и то так не смог бы. Молоток! Так держать! – Он хлопнул по синему капоту «девятки».

– Твоя?

Виталька с достоинством кивнул и пожаловался:

– Вот, Лариса заставила купить. Что ты, говорит, как босяк, все на такси да на такси. Пора уже и свои колеса иметь.

– Значит, родственница поэта с тобой? – спросил я.

– Ага, они с твоей уже о чем-то шепчутся.

– Быстро…

– Что ж ты хочешь? Бабы, они и есть бабы! – пророкотал Рыбкин. – От слова «бабки»!

Где-то я уже слышал что-то подобное. Но вспомнить, где именно, так и не смог. Мы вошли в загс. Там уже толпились с десяток брачащихся пар, чуть в стороне галдели родственники.

– Тихо! – внезапно раздался оглушительный бас монументальной особы с золотым кругляком на шее. Она приказала: – Женихи и невесты! Всем выстроиться перед залом регистрации в порядке убывания порядковых номеров…

Никто ничего не понял. В узком коридорчике возникла паника.

– А ну, живо! – опять крикнула женщина-монумент. – Я сказала, в порядке записи. Кто на когда записан. И на кого…

Я подхватил Марию, которая вышла из «Уборной невесты», и повлек ее к начинающей формироваться черно-белой очереди.

Через полчаса ожидания двери перед нами распахнулись. Мы тронулись. За нами повалила толпа гостей. Чуть поодаль от меня спотыкался в тесных ботинках хулиган Еписеев. На его шее болтался синий ученический галстук с кривым узлом. В углу зала кто-то ругнулся матом, после чего из динамиков грянуло исковерканное до неузнаваемости мяуканье мендельсоновского марша.

Мы остановились в центре зала. Я завертел головой в поисках Леньки Тимирязьева.

– Жених, – разнеслось по залу, – что вы вертитесь, как вошь на гребешке? Сейчас вам все будет.

Я застыл. Злосчастная бабочка впилась в кадык. Грудь регистраторши выдавалась клином, как нос корабля. На этом утесе болталась массивная бутафорская цепь. Я поежился. У меня сложилось впечатление, что эта женщина натянула платье на деревянную кафедру, за которой стояла.

– Дорогая Мария, – начала она. – Дорогой Арсен! – Ну вот, опять клички в ход пошли! – Сегодня знаменательный день в вашей жизни. Вы создаете новую ячейку общества, и я вам всячески в этом помогу. Но прежде чем сделать нелегкий шаг, я должна спросить вас, Мария: согласны ли вы иметь своим мужем Арсена?

Мадам Еписеева покачнулась на изделии заграничных обувщиков и выпалила:

– Да!

– Теперь я спрошу вас, Арсен, – да Арсений меня зовут, Арсений! – Согласны ли вы иметь Марию женой согласно уголовно-процессуальному… – памятник на секунду смутился и тут же поправился: – Кодексу о браке и семье?

Теперь уже деваться было некуда. Хищные взгляды Машиных родственников сверлили мою сутулую спину, и я ответил утвердительно.

Мария надела тесное кольцо на мой палец. Я навинтил ей золотую гаечку.

На этом церемония закончилась, нас объявили супругами и попросили расписаться свидетелей. С разных сторон к столу двинулись Рыбкин с полотенцем через плечо и толстуха в розовой кофте. Рыбкин достал из кармана золотой «Паркер» и небрежно черкнул закорючку в книге. Толстуха воспользовалась казенной ручкой.