Женские фантазии (Герой моих грез, Фантазия) - Браун Сандра - Страница 31

Он перехватил ее взгляд и, усмехнувшись, отсалютовал ей.

— За вас! Не хотите присоединиться? Стаканчик перед сном, как прописал доктор.

— Нет.

— Надеюсь, вы не возражаете против того, что я угостился из ваших запасов?

Элизабет возражала. И даже очень. Не против того, что он пил ее виски, а против того, какие это имело последствия. Он больше не походил на себя — приятного и вежливого. Он напоминал уличного хулигана. И все из-за чего? Из-за того, что согласился побыть нянькой? И больше всего Элизабет беспокоило то, что и в этой своей ипостаси он был хорош собой и нравился ей. Нравился, возможно, даже сильнее, чем раньше.

Элизабет бросила сумочку на подушку для ног возле кресла.

— Нет, я не против того, что вы угостились. Были проблемы с детьми?

— Никаких. А у Кавано были проблемы с вами?

Элизабет посмотрела прямо в черные зрачки пронзительных голубых глаз.

— Мне не нравится ваш тон, Тед.

Рэндольф не спеша сел и со стуком опустил стакан на кофейный столик. Рубашка открывала его мускулистую волосатую грудь, и Элизабет старательно избегала смотреть в том направлении.

— Плохо, черт побери. Потому что сегодня, Элизабет, у меня нет для тебя другого тона.

— В самом деле плохо, потому что я не намерена вас выслушивать. — Элизабет расправила плечи и откинула голову. — Я благодарна вам за услугу. Спасибо. А теперь, я думаю, вам лучше уйти.

Элизабет собиралась распахнуть входную дверь и указать на нее Теду, но так и не достигла цели. Не успела она повернуться к нему спиной, как он, с ловкостью пантеры соскочив с дивана, схватил ее. Мгновение, и Тед развернул ее к себе лицом.

— Ты знаешь, который час?

Элизабет ошалела от его грубости, и вначале вопрос показался ей неуместным. Только спустя несколько мгновений она поняла, что он хотел этим сказать.

— Думаю, половина второго или около того, — спокойно ответила Элизабет и с приторно-сладкой усмешкой спросила: — А почему вы спрашиваете? У вас сломались часы?

У Теда на скулах заходили желваки, на виске вспухла и пульсировала жилка.

— Почему ты вернулась домой так поздно? Что ты всю ночь делала с Кавано?

— Мы ужинали.

— Шесть часов подряд?

— Тихо. Вы разбудите детей.

Тед понизил голос, перейдя на свистящий шепот:

— Не представляю, что можно есть в течение шести часов!

— После ужина мы танцевали.

Единственный танец, больше напоминавший топтание на крохотной площадке размером с почтовый конверт, едва ли можно было назвать танцами, но Элизабет, даже если и не отдавала себе в этом отчета, очень хотела, чтобы Тед Рэндольф подумал, будто они с Кавано кутили всю ночь, перекочевывая из одного ночного клуба в другой. Рэндольф прищурился, скривив в усмешке губы:

— Танцевали, значит?

— Да. Адам Кавано любит танцевать так же сильно, как и я.

— А что вы делали потом? Куда вы потом отправились?

Элизабет опустила глаза, намеренно стараясь произвести впечатление, будто его вопрос застал ее врасплох.

— Вы поехали к нему в номер, не так ли?

— В номер? Ха! Вот уж неподходящее слово для пентхауса на верхнем этаже отеля «Кавано»!

Рэндольф выдвинул вперед челюсть. Смуглая кожа на скулах натянулась. Взгляд его голубых глаз обжигал холодом. Гнев и ревность боролись друг с другом. Зрачки его превратились в черные щелки.

— Ты спала с ним, — прошипел он.

Элизабет высвободила руку.

— Вы мой сосед, Тед, и до последнего времени я думала, что и мой друг. Но вы никогда не были моим отцом-исповедником. А теперь, — добавила она, переведя дыхание, — извольте покинуть мой дом!

Она даже не стала дожидаться, пока он уйдет, просто развернулась и молча пошла наверх. На цыпочках зашла она в спальню каждого из детей, убедившись в том, что они мирно спят и шумные разборки в гостиной их не разбудили. Успокоенная, Элизабет отправилась к себе.

Поймав отражение в зеркале, Элизабет увидела, как разрумянились ее щеки. Отчего же она так раскраснелась? Увы, не оттого, что обвинения Теда оказались близки к истине, а оттого, что они были слишком далеки от действительности.

Сбросив туфли, Элизабет с удовольствием избавилась от костюма, одолженного сестрой, повесив его в шкаф. Раздевшись, она облачилась в любимую ночную рубашку и села перед трюмо.

— Вы, красотка, — законченная дура, — с издевкой сообщила она себе.

Ночная рубашка была выполнена в ее вкусе, такой наряд вполне могла надеть женщина прошлого века. Сшитая из тонкого белого хлопка, с оборками у высокого ворота, с застежкой спереди и длинными рукавами, отделанными рюшами, она напоминала наряд девственницы. Элизабет опустила взгляд. Такие же рюши с вышивкой «ришелье» украшали подол. Старомодная и вычурная вещь… Совсем как она сама. Или такая, какой ее воспринимают окружающие.

Грустно усмехнувшись, Элизабет взяла в руки щетку и принялась с энтузиазмом разрушать то, что за тридцать долларов сотворил на ее голове модный стилист. И по мере того, как исчезало это чудо, к Элизабет возвращалась способность видеть в трагическом смешное.

И она тихо посмеялась над собой, вспоминая, как с замиранием сердца вышла из отдельного лифта на застеленную ковром площадку пентхауса.

Она думала, что наконец-то ей удастся пожить в одной из своих фантазий. За Джона Берка она выходила девственницей. Джон был единственным мужчиной, с которым она спала. Даже Лила удивилась бы, если б узнала об этом.

Сегодня она решила изменить своим принципам. Почему бы не воспользоваться возможностью, которая плывет к тебе в руки? Никаких оценок, никаких сомнений, никаких размышлений о последствиях. Просто плыть по течению. Просто наслаждаться сексом ради того удовольствия, которое он дает.

Элизабет решила для разнообразия поиграть в «плохую девчонку». Плохим девчонкам как раз и достается самое лучшее. Элизабет до смерти надоело влачить существование добропорядочной матери семейства, потому что это существование было нудным и скучным!

Каждый день она продавала товары, которые были так или иначе связаны с любовными интрижками, но сама она всегда оставалась сторонней наблюдательницей.

Элизабет позволяла себе скинуть обличье «миссис Добропорядочность» только во сне или в своих фантазиях. Жизнь проходила мимо. Трезво рассудив, к чему это может привести, Элизабет рисовала перед собой картину страшную и горькую. В самом деле, что может вызывать большую жалость и отвращение, нежели зрелая дама, заблудившаяся в мире сексуальных фантазий, у которой нет ничего, что поддерживало бы ее в этой жизни, кроме призрачного мира собственных иллюзий?

Итак, когда Адам Кавано открыл перед ней дверь в пентхаус, она вошла без колебаний, легко и естественно, словно ее нес поток, сопротивляться которому не было смысла.

Но жизнь сыграла с ней злую шутку.

Адам пылал страстью, это верно. Он горел страстным нетерпением… поскорее увидеть новый отель, который строил в Чикаго. Он проводил ее в спальню, его глаза искрились обещанием… показать ей масштабную модель нового отеля. Его голос дрожал от желания… пополнить флотилию уже действующих отелей, названных его именем. Потом, за кофе с тортом, который принесла им в номер горничная, они обсуждали перспективы увеличения прибыльности ее магазина.

Задумчиво улыбаясь, Элизабет вспоминала свои наивные мечты. Наконец с прической было покончено, и Элизабет встала, чтобы лечь в постель. В это время раздался тихий стук.

— Заходи, милый, — позвала она.

Тед Рэндольф ступил через порог и закрыл за собой дверь. Дверь захлопнулась. Щелкнула «собачка» английского замка. Элизабет ошалело смотрела на незваного гостя.

— Кого вы ждали? Адама Кавано?

Быстро оправившись от шока, Элизабет сказала как отрезала:

— На самом деле я думала, что это Мэтт! Я никак не предполагала, что вы такой хам, тем более что я вас выгнала!

— Я не сказал всего, что хотел.

— Зато я услышала больше того, что собиралась услышать.

— Например, о том, как пошло вы себя вели? От такой женщины, как вы, я ожидал большего.