Дети пустоты. Пройти по краю - Романова Любовь Валерьевна - Страница 4

Отчего-то возраст отца не укладывался в Женькиной голове. Да, Марте, главе Фратрии кошек под двести, а Шепоту – целителю Людей крыш – за триста, но с их долголетием куда проще смириться – они ей не родные. Почти все Люди края доживали до трех сотен лет, если, конечно, на пути не оказывалось особо коварной крыши или внезапного цунами. У Женьки тоже впереди длинная, почти бесконечная, жизнь, но об этом пока лучше не думать, а то свихнуться недолго!

– Когда заканчивается твой экзамен? – невзначай спросил Морок, не отрывая взгляда от дороги.

Женька вздрогнула. Она ожидала, что разговор начнется с нотации по поводу разгрома в спортзале и загубленного блокиратора, поэтому по инерции огрызнулась:

– А вам-то зачем знать?

– Жень, я не рассчитываю, что через две недели после знакомства ты начнешь называть меня отцом, но может хотя бы на «ты» перейдем?

– Ради бога. Зачем тебе знать, когда заканчивается мой экзамен?

Чтобы скрыть смущение, она опустила зеркальце над лобовым стеклом и сделала вид, что сосредоточенно разглядывает ожог на щеке. Бледную кожу пересекала розовая полоса. Через полчаса след совсем исчезнет – от рас Края Женьке досталась повышенная регенерация тканей – неглубокие раны заживали на ней в считанные часы. А то и минуты.

Она уже собиралась закрыть зеркало, но задержалась взглядом на новой стрижке. Пару дней назад Марта, глава Большого Совета Людей крыш, отвела ее к своему парикмахеру. Теперь светло-русая челка заканчивалась над бровями, не закрывая серых глаз. Марта утверждала, что они главное достоинство Женьки. Наверное, так и есть. Всё остальное – самое заурядное. Обычный нос, слегка картошкой. Губы не тонкие, и не пухлые – как у девяноста процентов тринадцатилетних девочек. А глазами – да, можно гордиться. Особенно после того, как радужки начали менять цвет. Временами они становились желто-зелеными и зрачки превращались в кошачьи щели.

– Я хочу встретить тебя из школы. Это же последний твой экзамен. Давай отпразднуем.

– Зачем?

– А почему бы нет?

– Вы… Ты мне ничего не должен! В смысле, не надо изображать заботливого папашу!

– Послушай, – начальник СКК посмотрел на Женьку. В его темно-серых, как асфальтовое полотно, глазах ей почудилась усталость. – Эти две недели были очень трудными. И для тебя, и для меня. Пришлось попотеть, чтобы настоящие причины истории с крысами не выплыли наружу. Но сейчас всё позади. Теперь я буду гораздо больше бывать дома. Давай попытаемся стать, ну если не отцом с дочерью, то хотя бы друзьями…

– Спасибо, не надо. Я вернусь к маме… Или к кошкам. Было глупо переезжать к вам. То есть к тебе.

– Хорошо. Я не могу заставить тебя остаться. Но может, ты подождешь с переездом хотя бы неделю? И… прости меня.

– За что?

– За Учура. Я ведь знал о его отношении к тебе. Просто не думал, что он потеряет над собой контроль.

– Ладно, забыто, – кивнула Женя. Щека и нога все равно уже перестали болеть. – Откуда этот Учур вообще взялся? – Ей не хотелось продолжать разговор о переезде, и она ухватилась за возможность сменить тему.

– С Алтая.

– Знаю. И про то, что ты его на улице подобрал, тоже знаю. Мне Кудай рассказывал. А что еще известно? Вдруг он преступник? Может, его милиция ищет?

– Нет! – засмеялся начальник СКК, собрав щеки и лоб в веселую гармошку. Как ни странно, эта особенность мимики не делала его смешным. Морока вообще ничто не могло сделать смешным, даже неуемная любовь к шейным платкам. Он менял их каждый день. А то и чаще. У начальника СКК хранилась целая коллекция. Сегодня из-за воротничка светло-серой рубашки выглядывал шелковый платок василькового цвета. – Не ищет. Мы наводили справки. Он из алтайской фратрии Людей Ветра. Попал туда лет семь назад. Родителей нет. О себе ничего не рассказывает. Похоже, не помнит. С год назад умер его наставник. От старости. Хороший был мужик, мы с ним одно время почти дружили. После этого парень исчез на Алтае и появился у нас.

Услышанное никак не объясняло внезапного превращения Учура в длинномордое чудище. Еще месяц назад Женя решила бы, что у нее просто галлюцинация, и постаралась выбросить этот случай из головы. А сейчас она задумалась: в мире Края не бывает просто галлюцинаций.

– Мы не туда свернули. К школе налево! – забеспокоилась она.

– Давай заедем к тебе домой. Мама сейчас там?

– Да. Наверное.

– Передай ей вот это, – Морок протянул длинный конверт из коричневой бумаги. – Я внизу подожду.

Спрашивать, почему он не может подняться сам, смысла не имело. Отец боялся, что его несостоявшаяся жена начнет интересоваться, отчего это за тринадцать лет он ни капли не изменился? Ну не врать же ей про пластическую хирургию или курс медитаций на Тибете. Поэтому Морок общался с Еленой Александровной Смородиной только по телефону. Или через дочь.

– Что там? – подозрительно спросила Женя.

– Просто подарок. Постарайся, чтобы она его приняла.

– Нет, Женя! Скажи отцу, я не могу это взять!

На кухонном столе их с мамой двухкомнатной квартиры лежал распечатанный конверт. В нем оказалась двухнедельная путевка в Австрию с фотографией утопающего в зелени настоящего рыцарского замка и банковская карта.

– Мам, ну ты же мечтала услышать венскую оперу!

– Ничего, послушаю на диске. Но денег и путевок я у твоего отца брать не буду! Еще чего не хватало!

Последние недели Женя мало виделась с матерью и сейчас с удивлением обнаружила, что перед ней сидит другая, почти незнакомая женщина. Исчезла жалкая кичка на затылке, перехваченная детской резинкой – ей на смену пришла аккуратная стрижка. Отбыли на заслуженный отдых вельветовые штаны – теперь ее мать носила дома голубой шелковый халат до пола. В аккуратно подведенных глазах появилась глубина и… Женя попыталась подобрать подходящее слово… надежда?

– И вообще, Женя, почему он сам не зайдет?

– Боится.

– Чего? Я уже объясняла: он ни в чем передо мной не виноват. Это я, дура, все от него скрыла! Как узнала про беременность, умчалась к отцу в деревню. Вернулась, когда тебя нужно было в детский сад отдавать.

– Тогда чего бы тебе не поехать в Австрию? – Женька успела мысленно перебрать весь запас обидных слов в адрес Морока. Здорово он придумал – отправить ее на баррикады. Мог хотя бы позвонить матери и лично пригласить в путешествие.

– Как же ты не понимаешь? Это… что это? – Елена Александровна за уголок вытащила из конверта сложенный пополам листок бумаги. Развернула. – Письмо? От Кирилла…

Ее глаза забегали по рукописным строчкам. Женька попыталась заглянуть в послание отца, но мать тут же встала и вышла из кухни. Она вернулась только минут через десять, хлюпая покрасневшим носом.

– Хорошо, Женечка, скажи ему, что я поеду. В конце концов, каждый человек имеет право на исполнение заветной мечты. Правда?

– Конечно, правда, мам! Поезжай! Кстати, ты знаешь, что тебе ужасно идет новая стрижка?

– Спасибо. Тебе твоя тоже! Ужасно идет! – засмеялась мать. – Ох совсем забыла. Тут в нашем почтовом ящике кто-то вчера посылку оставил. Для тебя. – Елена Александровна протянула руку и сняла с холодильника конверт. Почти такой же, какой передал отец, только чуть короче. Ни адреса, ни индекса. Лишь отпечатанная на принтере надпись: «Для Смородины Евгении». Значит, через почту он не проходил, его просто бросили в ящик. – Прости, я открыла. Там флэшка. И больше ничего.

Женя покрутила в руках анонимную посылку. Флэшка как флэшка. Белый пластмассовый корпус, объем памяти четыре гигабайта. Что же на ней записано? Нужно будет посмотреть, как только поблизости окажется компьютер.

Попрощавшись с матерью, Женька выскочила за дверь.

– Позвонишь после экзамена? – услышала она за спиной.

– Клянусь!

Глава 2

Экзамены «как в институте» были у директора школы, Зинаиды Геннадиевны Голубец, едва ли не главным поводом для гордости. Начиная с седьмого класса, зимой и летом, все ученики попадали в жернова самой настоящей студенческой сессии. На робкие вопросы родителей: «В чем смысл?», Голубец раздраженно гудела: «Чтоб сызмальства привыкали работать!» Именно поэтому, когда большинство школьников уже неделю как предавались законному безделью, Женя и ее одноклассники судорожно повторяли билеты по истории.