Загогулина - Москвина Марина Львовна - Страница 19

«Ладно, – думаю, – придет на собрание – само все выяснится».

И вот наступил классный час. Собрался весь пятый «Б», Сусанна Григорьевна, учитель пения Евгений Леопольдович и наша классная – Зоя Николаевна.

– Итак! – сказала Сусанна Григорьевна и все замолчали. – Произошло ЧП. В классе была распространена скверная песня, петь которую – стыд!

– И позор! – добавила Зоя Николаевна.

– А распространила ее… – Сусанна Григорьевна вытянула руку в мою сторону, как будто меня тут кто-нибудь не знал, – Лена Шишкина!

Я встала.

– Где родители? – грозно спросила Сусанна Григорьевна.

Я говорю:

– В командировке.

– А бабушка? – спрашивает Зоя Николаевна.

– Я тут, – послышалось из-за двери.

И явилась ОНА!

Во всем праздничном!.. На поясе – букет фиалок, а подмышкой – бархатная сумочка.

– Простите, ваше имя-отчество? – строго спросила Сусанна Григорьевна.

– Фаина Петровна, – ответила бабушка. – Фамилия Паскина. Только это по мужу. Тогда-то я Макарова была.

– Это когда же – ТОГДА? – хмуро произнесла Сусанна Григорьевна.

– Ну, тогда, когда я у Федора Ивановича работала!

– У какого еще Федора Ивановича? – спрашивает Зоя Николаевна.

– Как у какого? – говорит бабушка. – У Шаляпина.

– Вы?! Вы были знакомы с Шаляпиным??? – вскричал Евгений Леопольдович.

– Ну конечно, – сказала бабушка и повернулась к нам. – Как раз перед Октябрьской революцией я устроилась работать сестрой милосердия.

– Слушай, Шишкина, слушай! – сказала вдруг Зоя Николаевна. – Не затем твоя бабушка работала медсестрой перед Октябрьской революцией!

– В больнице Святого Павла! – добавила бабушка. – Это от общины Лилового Креста. Я лечила миллионершу Стахееву. Хотя она ничем не болела. Хандрила Стахеева, вот и все!

– Да, но какое это имеет отношение к делу? – Сусанна Григорьевна постучала карандашом по столу, потому что наши радостно завозились.

– А вот какое, – отвечает бабушка, – второй-то вызов был… к Шаляпину.

– Он что, заболел? – встревожился Евгений Леопольдович.

– Не он, а дети, – объяснила бабушка. – Ребят я вылечила. А Федор Иванович – «Останьтесь!» да «Останьтесь!»… Ну и я вижу – люди попались хорошие.

– Голубушка! Фаина Петровна! – Евгений Леопольдович вскочил и кинулся к бабушке. – Други мои! Вообразите! Фаина Петровна видела живого Шаляпина! Разговаривала с ним! Жила в его доме!.. Да вы знаете, какой это был бас??!

– Шаляпин, – сказала бабушка, – был моим учителем. Он учил меня кататься на велосипеде.

– Научились?! – выкрикнул с места Тарабукин.

– А ты думал! – бабушка положила на парту сумочку. Руки кверху и объявила: – Двадцать третий год! Фаина Паскина! Чемпионка велопробега Мелитополь – Москва!!!

– Вот, Шишкина, – Зоя Николаевна сделала последнюю попытку. – Вот какая у тебя бабушка. Чемпион! Ты же ее только позоришь.

– Ни боже мой! – воскликнула бабушка. – У меня Леночка с пеленок в велосипедном седле!

– Нет, я с ума сойду, – не выдержала Сусанна Григорьевна. – Речь идет не о седле! А о песне! Которую пятый класс «Б» исполнил на смотре.

– Про «море грозное…»? – спрашивает бабушка.

– Именно, – подтвердила Сусанна Григорьевна.

– Этой революционной песне Леночку выучила я! – гордо заявила бабушка. – Мы ее давно еще певали.

– Революционной??! – переспросила Сусанна Григорьевна.

– А как же? – говорит бабушка. – Если между леди и «простым матросом» развертывается явная классовая борьба?!

– «Море грозное» – песня не детская! – стояла на своем Сусанна Григорьевна. – И вообще, все эти «моря» развивают у ребят дурной вкус.

– А «Не плачь, девчонка, пройдут дожди»? – спрашивает бабушка.

– Если вы против «не плачь девчонки…», – вступилась за директора Зоя Николаевна, – обучили бы Шишкину чему-нибудь из классического репертуара. Еще с Шаляпиным знакомы! – она улыбнулась. – Борьба борьбой, но зачем человека за борт выкидывать?..

– Раньше все так делали, – спокойно сказала бабушка.

Она вынула из сумочки толстую грампластинку и протянула ее учителю пения.

Евгений Леопольдович открыл проигрыватель, поставил пластинку, и в классе сквозь потрескиванье и шорох раздался голос Шаляпина:

Наконец-то я могла спокойно вздохнуть. Я знала: пока поет Федор Иванович – мы с бабушкой в относительной безопасности.

Полпесни про Степана Разина вид у Сусанны Григорьевны был директорско-воинственный. Только после куплета:

ее как-то отпустило.

Потух директор – потухла и Зоя Николаевна.

А Евгений Леопольдович – наоборот – так разволновался, что заглянул к бабушке в сумочку и спросил:

– Еще что-нибудь есть?

– Есть! – сказала бабушка и вытащила фотографию.

– Автограф Шаляпина! – чуть ли не шепотом проговорил Евгений Леопольдович. – Взгляните!.. Это же он сам… Своей рукой!

Фотография пошла по партам. Каждый, к кому она попадала, вслух читал: «И. М. Лукину. Ф. Шаляпин».

Тарабукин потрогал подпись пальцем и сказал:

– Ого!

А моя бабушка сложила все обратно в сумку, махнула нам на прощанье рукой и ушла. Ну, и нас по домам распустили. Потому что, как вы понимаете, собрание наше окончилось.