Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Девушка с приветом - Нестерова Наталья Владимировна - Страница 9


9
Изменить размер шрифта:
* * *

Тяжесть наложенной на меня за дезертирство епитимьи мог оценить только наш брат травматолог — все дополнительные дежурства были ночными. Каждый третий пациент в это время суток пребывает в состоянии алкогольного опьянения. Бытует мнение, что бог пьяных опекает. Ничего подобного! Он от них решительно отворачивается, и пьяные сплошь и рядом оказываются под колесами автомобилей, ломают конечности, разбивают черепа и тонут в лужах. Плюс драки и поножовщина. Даже самый тихий алкоголик, добравшись с раной до травмпункта, может превратиться в злобного дебошира. Одурманенное сознание подстегивается видом крови, страхом, болью — и мы получаем неуправляемое агрессивное существо.

Не могу осуждать медиков, которые отказывают во врачебной помощи пьяницам (проспись, потом будем лечить), даже завидую им. Мы себе такой роскоши позволить не можем. Хочешь не хочешь, слушай пьяную брань (несколько раз я пластырем рты заклеивала матерщинникам), вдыхай перегар и врачуй раны. Особо буйных мы принимаем втроем — я, медсестра и охранник Ваня. Он грозит пациенту резиновой дубинкой, или скручивает его в бараний рог, или запугивает:

— Будешь рыпаться — без наркоза останешься! На живую заштопают!

Ваня понимает разницу между наркозом (которого у нас не может быть) и анестезией (которую мы применяем), но слово «наркоз», с его точки зрения, звучит убедительнее. Кажется, он даже приторговывает «наркозом» — приводит кого-нибудь без очереди и бросает многозначительно:

— Юль Александровна, это от меня, с наркозом!

Я послушно киваю, хотя в действиях своих ни в чем не отступлю от необходимого. Без Вани нам не справиться.

Последнее дежурство, заключительный аккорд моего травматологического бытия, прозвучал особенно мощно. К моему носу даже пистолет приставили.

Молодой человек (изрядно навеселе) с вывихом кисти ойкал и плакал, как ребенок.

С первой попытки вправить сустав мне не удалось — пациент дернулся от боли. В том моей вины не было — обезболивающее плохо действует на пьяных.

— Держи его, Ваня, — попросила я.

Охранник смело шагнул вперед.

— Голубчик, потерпите, это быстро, — успокаивала я плачущего парня.

— Нет! — вдруг истошно завопил он и выхватил здоровой рукой пистолет. — Всех перестреляю! Гады!

Я растерянно уставилась на дуло, нацеленное мне в нос, — неужели настоящий пистолет?

Ваня сразу понял, что оружие настоящее, и поднял руки:

— Спокойно! Мы сдаемся!

Молоденькая медсестра Наташа попятилась спиной к двери, распахнула ее и вывалилась в коридор.

На наше счастье, в этот момент в травмпункт прибыл наряд милиции освидетельствовать задержанного преступника. Забирая пистолет у парня, они чуть не вывихнули ему вторую кисть. Задержанный, которого они привезли с собой, воспользовавшись суматохой, попытался скрыться.

Милиционеры догнали его на улице и в сердцах подсветили глаз кулаком. А я в нарушение врачебных принципов написала в освидетельствовании: «Видимых повреждений не наблюдается», словно багровая гематома была невидима. Но кисть первому преступнику все-таки вправила, гипсовую повязку наложила. Милиция увезла обоих.

Приняв несколько спокойных больных, мы расслабились — мол, два снаряда в одну воронку не попадают, сегодняшнюю порцию нервотрепки мы уже получили. И жестоко ошиблись.

* * *

Компания из трех каменщиков отмечала получку на рабочем месте — на стройке. Выпили, закусили. Закуска кончилась, водка осталась. Не бегать же за одной закуской, прикупили еще водки. Закуска осталась, водка кончилась — не пропадать же добру. Сколько бы еще продолжалось маятниковое движение — неизвестно, но тут «плита на палец Вовке съехала».

Войдя ко мне в кабинет, строители в два голоса (пострадавший очумело молчал) твердили свою историю «водка кончилась.., закуска кончилась…», словно она имела какое-то отношение к диагнозу. Плиту, которая «на палец Вовке съехала», они сумели поднять и теперь совали мне газетный сверток:

— Мы все собрали! Пришейте, девушка, Вовке палец.

Я развернула сверток — строительный мусор вперемешку с месивом, которое час назад было большим пальцем Вовкиной правой ноги, — и швырнула его в ведро:

— Тут нечего пришивать.

Велела охраннику выставить собутыльников за дверь, Наташе — снять самодельную повязку из носовых платков, а сама села заполнять медицинскую карточку.

Оглянулась на крик.

— Ты что делаешь? Сука! — вопил пациент на сестру. — Мне больно!

Я вскочила, бросилась к ним, но не успела. Вовка, раздосадованный тем, что палец ему пришивать не будут, и до сих пор не чувствовавший боли, как только Наташа прикоснулась к его ране, живо отреагировал: согнул в колене здоровую ногу и резко выпрямил, заехав Наташе в лицо. Она пролетела полкомнаты, врезалась в открытый стеклянный шкаф с медикаментами. На бедную девушку посыпались пузырьки и баночки.

— Уйду-у-у! — протяжно плакала медсестра. — Разве это медицина? Я, когда училась, думала… А тут хуже сумасшедшего дома… Ой, глаз больно!

— Вы что себе позволяете! — кричала я на больного и звала в сторону двери:

— Ваня, скорее сюда!

Охранник бросил оборону в коридоре, прибежал к нам, сунул Вовке под нос дубинку:

— Покалечу! Последние пальцы отобью, сволочь! Потом залечим. Без наркоза! Только пошевелись!

— Сериал американский, — Наташа размазывала по лицу слезы, — «Скорая помощь», я смотрела, мечтала так же, а тут… Уйду-у-у!

— Я тоже уволюсь, — заявил Ваня. — В ночной клуб вышибалой зовут. Работа — один к одному, а платят в три раза больше.

О том, что у меня подписано заявление об уходе, я дипломатично молчала. Сделала примочку Наташе — с фингалом под глазом она удивительно походила на давешнего преступника. Сама обработала рану Вовке, сестричка наотрез отказалась подходить к дебоширу. Словом, кое-как довела дежурство до конца.

Я покидала травмпункт и чувствовала себя солдатом, который, отвоевав в окопах на передовой, устроился на чистое хлебное место при штабе.

Поскольку в дальнейшем повествовании (и в профессиональной жизни) я не собираюсь возвращаться на первое место службы, то, забегая вперед, расскажу, как обстоят дела в травмпункте. Наташа вышла замуж за Вовку. Да, да — роман закрутился, все отделение с азартом наблюдало. На перевязки Вовка приковыливал с букетами цветов, первые из которых летели в окно, следующие — в корзину, а через десять дней оказались в вазе на столе. Движимый раскаянием, Вовка стащил со стройки материалы, пригнал дружков, и они сделали ремонт в запущенных до безобразия помещениях травмпункта. Тут уж все сотрудники встали на его сторону и поднажали на девушку: новый линолеум, выкрашенные двери, чистые стены — что это, если не любовь?

Александра Ивановича уволили, когда он окончательно перестал выходить из дремы на рабочем месте, в том числе и в туалет.

Петя Карачинцев бросил пить, стал заведующим и увлекся наглядной агитацией. Развесил по стенам коридоров стенды «Методы фиксации костных отломков» и «Рваные раны мирного времени» — сидевших в очереди больных прошибал холодный пот от этих фото и рисунков. Ваня не уволился, и на учениях в фирме, специализирующейся на охране медучреждений, делился опытом, как распознать степень агрессивности пьяных пациентов.

— Юль Александровна, — хвастался он, когда я пришла навестить бывших коллег, — думаю брошюру на эту тему написать, учебное пособие.

Я совершенно искренне ответила, что, будь моя воля, я бы такую брошюру многотысячным тиражом издала.

* * *

В течение недели, утром и вечером, я приходила к Сержу. Делала Рэю уколы антибиотиков и перевязки. После трех тяжелых суток пес начал поправляться. В глазах, наполовину скрытых мохнатой челкой, появился осмысленный блеск. Причиной своих бед Рэй считал тугую повязку, спеленавшую его туловище, и упорно стремился содрать ее. Мешал жесткий картонный воротник — вроде того, что в костюме Пьеро.