Победивший платит (СИ) - "Жоржетта" - Страница 81

Иллуми решительно берет меня за плечи, притягивает к себе.

- Прекрати. Пожалуйста. Он просто ревнивец, как я сам, и не может уложить в голове твое равенство - как я полугодом раньше. Только возраст такой, что он и не попытается. Твоей вины тут нет.

- Чтобы признать меня равным, тебе потребовалось меня полюбить, - говорю тихо, не отстраняясь, но и не прижимаясь вплотную. - Остальным такой метод не поможет. Твой сын прав. Нам... мне стоит вести себя сдержанней, пока мы не у себя дома.

- Мы оба хороши. Давай вернемся в дом - ты замерз. - И вправду дрожь пробегает по телу. От холода или от неловкости? - Продержись еще пару часов, и поедем домой.

Уже в дверях Иллуми коротко стискивает мою ладонь и тут же отпускает. Утешение? Обещание?

Я медленно удаляюсь по анфиладе подальше от входа, смущенный и раздосадованный, причем не до конца понимаю, досада на кого из Эйри сильней: на вздорного младшего, испортившего такую минуту, или на старшего... у которого такой младший. Малыш Лерой, который упорно считает себя взрослым настолько, чтобы давать отцу советы. Шестнадцатилетний блюститель семейной нравственности.

"О черте речь, и черт навстречь". Лерой и заступает мне дорогу. Хотя какой он черт, даже чертенок - напротив, крайне положительный мальчик.

- Вот ты где... родственничек, - цедит он сквозь зубы. - Тебя отпустили погулять?

Очень крутой. Очень взрослый. Вдвое моложе меня.

- Здесь красивый дом, - отвечаю я как можно нейтральней

- О, да, - соглашается Лерой. - Особенно всяческие укромные углы. Оставь моего отца в покое хотя бы здесь, из уважения к приличиям, если тебе известно, что это такое.

Что ответить? "Твой отец взрослый человек и способен сам решать, что ему делать"? Будто он сам не знает.

- Ты прав, - соглашаюсь кротко. - Я повел себя опрометчиво.

Кротость производит эффект, противоположный ожидаемому.

- Что они только в тебе находят? - шипит мальчишка, оглядывая меня с ног до головы самым презрительным взглядом урожденного расиста-гема. - Ты и вправду проклятье, посланное за грехи нашего рода. Ты свел в могилу одного Эйри, лишил разума другого, но меня ты не проведешь.

- К смерти Хисоки Эйри я не имею никакого отношения, - объясняю терпеливо единственное, что вообще имеет смысл опровергнуть в этом потоке обвинений. Вообще-то я полжизни отдал бы за то, чтобы никогда не встречать твоего дядюшку, мальчик. И, ох, кажется, отдал бы вторую, чтобы не расставаться с твоим отцом. Но это ни я не объясню толком, ни ты не поймешь.

- Почему бы тебе просто не уехать? - спрашивает Эйри-младший беспомощно и зло. - Я дам тебе денег. Много, только уезжай отсюда. - Прикусывает губу и добавляет тихо и торопливо: - Или сам не видишь, что усугубляешь его безумие до того, что это скоро станет заметно всем?

Я теряюсь настолько, что недоуменно переспрашиваю:

- Погоди, у вас же... приняты отношения между мужчинами, нет?

Только произнеся это, спохватываюсь. Не хватало еще говорить на подобные темы с разозленным подростком и в публичном месте.

- Если желаешь продолжить этот разговор, отложи его до дома, хорошо?

- Не ты будешь мне указывать, что и где говорить, - свистящим шепотом сообщает Лерой. - Бесстыдное и неразумное животное, мнящее себя человеком - на тебя надели приличный костюм, и ты решил, что равен нам?

Драматическая пауза.

- Мой отец сошел с ума, - тяжело говорит, и в эту секунду то, что он - Эйри, написано на его лице. - Помни об этом, когда тебя в очередной раз потянет в грязь: если с ним что-то случится по твоей вине, до отдаленных последствий своего промаха ты не доживешь. Моими стараниями, обещаю.

И оставив за собой последнее слово, уходит.

"Дурак. Мальчишка". Я повторяю это себе раз десять, пока, наконец, мне не удается разжать кулаки и справиться с желанием догнать и хорошенько врезать - не физически, так хоть словами. Не поймет. Бесполезно напоминать мальчику о почтительности, о том, что я как барраярец - офицер и дворянин, а как член семьи - его старший родственник.

Если так изъясняется родной сын Иллуми, любопытно, что же думают остальные?

Хотя нет. Совсем не любопытно.

Отыскав ближайшего слугу, выясняю, что из подаваемых напитков сойдет за самый мягкий транквилизатор, и устраиваюсь с добычей в уголке, где точно не попадусь никому на глаза. Дрожь гнева постепенно уходит, и я мрачно размышляю, как бы мне умолчать об этом эпизоде.

Да, я цетагандийской семье не обязан ничем, кроме ненависти к покойнику Хисоке. Но Иллуми - другое дело. Отдарить его раздором в доме... смолчать о раздоре в доме, чтобы оно тлело себе подспудно... Лерой, мальчишка или нет, по крови Эйри. Черт! Сложно-то как.

Не знаю, как долго я переливаю эти мысли из пустого в порожнее, но не меньше получаса - это точно. Из задумчивости меня выводит лишь прорезавший музыку и разговоры отчаянный женский визг.

Неужели какая-то из здешних прелестниц увидела мышь? В любом случае, я не знаю, что здесь сойдет за нюхательную соль. Но все же выхожу из угла на свет, недоуменно оглядываясь. Рокот голосов растет волной и, накатывая, сбегается к стеклянным дверям в сад, где я недавно был. Ведомый им, как течением, наконец неохотно иду в сторону наибольшего шума - узнать, в чем дело.

Нарядная девчушка - то ли та, что я недавно видел под руку с Лероем, то ли одна из ее сверстниц, одетых и причесанных по той же моде, - встрепанная, дрожащая, захлебывается словами и слезами: "Там, там, в саду..." Сумятица. Топот ног. Далекая музыка только подчеркивает абсурдную драматичность происходящего. Я смотрю на эту картину с расстояния в добрых пару метров: в толпу вокруг рыдающей девушки я не лезу. К девушке спешит какой-то тип в светло-зеленом, застегнутом под самое горло кителе, с характерным чемоданчиком и медсканером на поясе. Нервные всхлипывания постепенно утихают. Ловлю обрывки отдельных слов: "... не бойтесь... он жив..." Кому-то, очевидно, стало плохо. И, похоже, при обстоятельствах, близких к трагическим, что и объясняет истерику юной красотки.

Пара широкоплечих слуг в лиловом с уже намозолившей мне глаза бирюзово-белой отделкой (и с шоковыми дубинками в арсенале, если я верно оцениваю те с виду декоративные резные жезлы, что привешены к поясу каждого) караулит у двери. Раздвинув толпу, через распахнутую дверь быстрым шагом, почти рысцой, проносятся в сад несколько человек в ливреях, за ними плывет на стропе небольшая гравиплатформа. Дела обстоят серьезно, и я мысленно выражаю благодарность несуществующим богам за то, что не замешан в происходящее.

Обратно в дверь протискиваются носилки уже с грузом, рядом суетится врач; лежащий на носилках явно без сознания, его тело накрыто тонкой тканью почти до шеи, сквозь белое проступают яркие красные пятна. Врач делает шаг в сторону, не заслоняя больше лица раненого, и до меня вдруг доходит, что пострадал не некий неизвестный мне цет, а Лерой Эйри.

Замерев, я немедля нажимаю кнопку комма. - Иллуми? С Лероем несчастье.

Что могло случиться с мальчишкой? С таким вспыльчивым характером, да в таком возрасте - дуэль?

- Я знаю. Потом, - слышится непривычно резкое, и связь обрывается.

Носилки незамедлительно увозят - они проезжают через расступившуюся толпу, как нож сквозь масло, провожаемые сочувственными, шокированными, непонимающими взглядами. Хозяева дома настоятельно взывают: "Драгоценные гости, извольте пройти в большую залу". Толпа галдит, как растревоженная колония чаек. Ничего не понять.