Победивший платит (СИ) - "Жоржетта" - Страница 76

- О чем ты, дражайшая? - уточняю я, не слишком радуясь расчетливым ноткам в прелестном голосе.

- О неуравновешенности, обычае мести, варварских привычках, - объясняет она. - О невежестве. О том, что, как ты и сказал, юноша себя не контролирует и может принести опасность даже неумышленно.

- Эрик вполне владеет собой, - возражаю я. - Я предоставил ему формальную возможность отомстить за позор, он ею не воспользовался - это ли не аргумент в пользу его благонамеренности?

- Какую именно возможность? - незамедлительно уточняет Кинти, и я на короткий миг опаздываю с ответом - ровно настолько, чтобы недоумение в глазах супруги сменилось тревогой.

- Клятву долга, - приходится ответить. - Я до сих пор убежден, что она послужила самым эффективным лекарством, хоть Эрик ее и не принял.

Взгляд Кинти становится ошеломленным, почти паническим.

- Ты отдал ему себя? И... погоди, как это не принял?

- Вот так,- развожу я руками. - Позволь, я лишу тебя радости слышать, куда конкретно он меня послал?

- Меня не интересуют подробности барраярского лексикона, - холодно отвечает леди, - но что не знает по своему невежеству он, ты ведь должен понимать?

Беспокойство вынуждает Кинти оставить ткань и приняться мерить комнату шагами.

- Клятву долга он может востребовать с тебя в любой момент, несмотря на все свои слова, - размышляет она вслух. - Ты ведь и сам это понимаешь?

- Разумеется, - отвечаю я, раздраженный подобной реакцией: словно я несмышленое дитя, бездумно тянущее руку в огонь. - Я не стал бы приносить обещания такого рода, не убедившись в том, что иначе нельзя. Но иначе было нельзя. Кинти, ты должна понять.

К ней и детям случившееся имеет лишь опосредованное отношение, и я ничуть не сомневаюсь в том, что Эрик не примется требовать моей крови.

- Он - барраярец, - медленно, точно пробуя это слово на вкус, произносит Кинти. "Фанатик, вояка, варвар, человек чужой культуры, любитель снимать скальпы и пить спирт..." - все это богатство эпитетов не звучит вслух, но подразумевается. - Он дал мне обещание не вредить семье, но, оказывается, прежде ты дал клятву ему...

Упрек миледи обоснован.

- Мне следовало сказать тебе раньше, - соглашаюсь я. - Прости. Но, в любом случае, раз так случилось, что он оказался в нашей семье, следует радоваться наличию взаимных уступок.

- Ты доверяешь ему, - недоверчиво констатирует Кинти. - Так на тебя не похоже.

- Я достаточно осторожен, чтобы не пропустить ни явные несостыковки, ни подозрительные действия, - уверяю я. - Пока что таковых нет. И я не намерен позволять кому бы то ни было в доме сводить старые счеты. Ты мне не веришь?

- Верю, супруг, - поправляет жена нежным и холодным голосом, - но стараюсь не забывать, что этот милый мальчик много лет воевал против Империи и имеет к нашей семье личные счеты. Что ж, надеюсь, это не помешает ни ему, ни нам повеселиться на рауте. Он достаточно здоров, чтобы выдержать весь вечер?

- Достаточно, - облегченно меняя тему, отвечаю я. - На спаррингах он держится, раут не может быть тяжелей тренировок.

- Ты гонял его на спарринге пять часов подряд? - смеется Кинти так, будто звенит тонкий фарфоровый колокольчик. - Жестоко.

Ну, если расширить понятие спарринга... я усмехаюсь.

- Эрик выдержит, - подытоживаю весело. - У тебя боевое настроение, милая, это внушает оптимизм.

- Разумеется, - отвечает леди. - Я ждала этого приема достаточно долго, чтобы встретить его во всеоружии, несмотря на любые неожиданности.

- Какие могут быть неожиданности на приеме? - отмахиваюсь я. - Скука смертная - те же лица, почти те же разговоры.

- Неожиданности потому так и зовутся, что приходят со стороны, откуда их не ждешь. Надеюсь, они хоть немного помогут развеять всегдашнюю скуку. - Кинти разводит узкие ладони. - Первый вечер сезона. Наша семья представляет сразу двух дебютантов, что же отставать прочим?

Я расплываюсь в улыбке.

- Ну, наши-то вне конкуренции, согласись.

- Один самый очаровательный, а другой самый необычный? - переспрашивает Кинти с усмешкой. Кажется, тревога ее отпустила. - Несомненно.

- Мне полагается чувствовать некоторую тоску романтичного свойства, вспоминая свой первый выход, - отвечаю, откровенно любуясь женой, - но опыт этому не способствует. Могу только посочувствовать беднягам.

- Лучше позавидуй. - Рука, соперничающая белизной с фарфором, подносит чашку к губам. - То, что для тебя скучная рутина на весь вечер, для твоего сына - неизведанное занятие и дразнящий вызов, - наставительно произносит Кинти.

- Мальчик нервничает, как я погляжу, - констатирую я, поднимая соскользнувшую с колен леди ткань. - Лишь бы не извелся ожиданием, перебирая в памяти правила этикета. Я его навещу.

- Надеюсь, ты не станешь его по-отцовски ободрять или делать тому подобную неразумную вещь? - строго переспрашивает Кинти. Глаза ее почти серьезны, лишь в углах губ таится улыбка.

- Юноша должен проявлять самостоятельность в заранее обозначенных пределах, - серьезно заявляю я. - Так пусть проявляет. Кстати, о пределах. Я еще не знаю, накидка какого оттенка подойдет к цветам в твоих волосах. Просветишь меня относительно этой и остальных немаловажных вещей?

- Кобальтово-синий, - отвечает она. - Я знаю, что ты не любишь яркости, но на этот раз уступишь? А немного официоза не пойдет тебе во вред, раз уж с тобой буду не я одна.

Этот намек весьма прозрачен.

- Ты предчувствуешь настолько глобальные проблемы, что ни в чем, кроме официоза, спасенья не найти? - подсмеиваюсь я. - Пусть будет кобальт. Эрик будет выделяться, но он будет выделяться в любом случае, ничего не поделаешь.

- Цвета, которые любит он, невозможно надеть не только на празднество, но даже на ночную прогулку по лесу, - неодобрительно отзывается Кинти. - Попробуй его уговорить одеться хоть немного наряднее, не то он будет привлекать к себе внимание сильнее твоего Фирна. И подбери ему хоть какие-то украшения, а то как бы гости не приняли его за телохранителя.

- Прости, дорогая, но что ты ему предлагаешь украшать? - хмыкаю я. - Перстни он не наденет под угрозой расстрела, прическа вообще не предполагает подобных излишеств...

Кинти слегка морщится.

- Браслеты? - предлагает. - Декоративные пряжки на эту его странную обувь или на ремень? А то, что ты называешь его прической, меня просто пугает, - договаривает она жалобно.

- Это просто короткая стрижка, - пожав плечами, отвечаю я. - Практично.

И приятно на ощупь. Эрик уже дважды требовал себе парикмахера, к ужасу слуги заставляя стричь себя едва ли не под корень.

- Я равно не желаю двух вещей: чтобы он выглядел чужаком, пыжащимся быть своим, и чтобы выглядел чужаком, безразличным к местным нравам, - объясняю я.

- А я не хочу, чтобы о нас подумали, будто мы обращаемся с новым родственником, как со слугой, - твердо произносит Кинти. - Сделай, что сочтешь нужным, Иллуми, но не дай ему выглядеть низшим, который принес записку кому-то из гостей, а теперь слоняется без дела.

Я, разумеется, обещаю приложить все усилия.

Вот она, особенность первых выходов: напряженное ожидание чужого пристального внимания изводит новичков, доводя иногда до срывов. Лери переживает, Эрик опасается, а я должен позаботиться о них обоих. Эйри достаточно натерпелись от слухов, чтобы позволить себе даже самую малую толику несовершенства.

Лерой увлечен делом вдвойне полезным: заняв руки мелкими тщательными движениями, успокаивается и готовится к предстоящему вечеру, каллиграфически выписывая стихотворение на свиток шелковой бумаги. Это требует сосредоточенности и глубины погружения, потому я тихо жду, пока сын закончит строку и заметит мое присутствие.