Мир Авиации 2000 02 - Журнал Мир Авиации - Страница 8

Примечания: 1) 271 НБАД – впоследствии 9-я Гвардейская; 2) 272 НБАД – впоследствии 2-я Гвардейская; 3) (?) – сведения предположительные. Нынешние наименования городов: * – Тверь, ** – Оренбург, *** – Душанбе.

1. Связной У-2 (з/н 575), захваченный финнами. Самолет принадлежал 7 эскадрилье Отдельной северной авиагруппы ГВФ. 23 апреля 1942 г.

2. У-2 мог «присесть» практически на любую площадку

3. У-2 «Партизан»

4. Связной У-2 в полете

5. С-2. Хорошо виден бак в центроплане. Фото из архива Э.Хриксунова

6. У-2. Ленинградский фронт, лето 1944 г.

ИМЕНА АВИАЦИИ

Страницы биографии военного летчика – Дмитрий Тихонович Никишин

Ровесник отечественной авиации, Дмитрий Тихонович Никишин (р. 1910 г.), является свидетелем Истории воздухоплавания в нашей стране. На своем веку ему посчастливилось быть участником немалого числа событий, ставших ныне Историей авиации, повидать и пообщаться с таким же огромным количеством людей, причастных к этой Истории. Об этом его рассказ. К великому сожалению, мы вынуждены были (исключительно из-за дефицита места в журнале) значительно сократить его воспоминания. Нам очень хотелось бы, чтобы и вы прочли полную версию, но шансов найти спонсора для издания мемуаров – практически никаких. Времечко трудное, и для спонсоров тоже.

Мемуары Д. Т. Никишина подготовлены в 1996-2000 гг. Борисом Рычило.

Выпускники военно-теоретической школы летчиков. Ленинград, 1929 г.

В Красной Армии не разрешалось вести дневники. Во время войны я начал записи о событиях, которые казались мне важными, собирал старые карты, но вышел приказ Малиновского, и все пришлось сдать. К великому сожалению, давно затерялись и две мои летные книжки, по которым можно было бы день за днем точно восстановить события 30-х годов, советско-финской и Великой Отечественной войн… Поэтому приходится полагаться на короткие записи из послужного списка, сохранившиеся фотографии и свою память. Они и составляют канву моих воспоминаний.

В 1926 году в Козельск на небольшом пассажирском «Юнкерсе» прибыл с демонстрационными полетами тогда уже знаменитый летчик М. М. Громов – была такая форма пропаганды авиации. На жиздринском лугу посадил он свой одномоторный моноплан, а потом возил над городом всех желающих: мужиков, женщин, стариков. Дело было в воскресенье, люди шли и ехали с базара, увидев самолет, сворачивали к нему с дороги, и столпотворение на лугу было большое. Наконец, дошла очередь и до нас – мальчишек, помогавших заправлять «Юнкере» бензином и маслом, обозначавших горящими кострами и вешками посадочную площадку. Так впервые я оказался в самолете, да еще вместе с известным летчиком, и с того дня «заболел» авиацией.

Об этом случае я рассказал комиссии, прибывшей в Можайск для отбора молодых людей в авиацию.

– А где сидел? – спрашивают.

– В фюзеляже.

– Ну, а что такое «магнето», знаешь?

Этого я, конечно, тогда не знал, но в целом произвел на отборочную комиссию хорошее впечатление.

В горкоме комсомола мне и еще нескольким ребятам оформили путевки, осенью мы прибыли в Москву на Центральный аэродром, где нас разместили в Октябрьских казармах на Ходынском поле. Собралось там около ста человек, руководил нами начальник штаба авиаотряда Ершов. Запомнился его бравый вид: в желтых крагах, бриджах, гимнастерке фасона «реглан» и с «парабеллумом» на боку. Здесь мы проходили медкомиссию, две недели подряд с нами вели собеседование по разным предметам: математике, физике, литературе, истории и др. В результате из всей команды отобрали только девятерых и направили в ленинградскую Военно-теоретическую школу летчиков, которую в обиходе называли «Теркой».

Мы прибыли в Ленинград поездом и с Московского вокзала отправились на улицу Красного курсанта, дом 23, где нас сразу поместили в карантин на две недели. Уже в карантине начались подготовительные занятия в классах на самолетах и двигателях. Поскольку почти все курсанты были из деревенских и техническую подготовку имели слабую, к началу основного курса обучения требовалось нас «подтянуть». После мандатной комиссии нас зачислили в школу и распределили по ротам. В школе их было шесть, и в каждой – программа подготовки совершенно одинаковая, т.е. специализации по видам авиации еще не проводилось. Я был распределен во вторую роту. Руководил тогда школой комдив Иванов Василий Иванович.

Начались интенсивные занятия по теоретическим дисциплинам: теории полета, географии, истории авиации, авиационной медицине, математике, физике, русскому и даже английскому языку. Большое внимание уделялось практическим работам по ремонту конструкций самолета: изготовлению и замене подкосов, стрингеров,' восстановлению поврежденной обшивки крыла и фюзеляжа. Учебная нагрузка была очень велика, поэтому и прозвали школу «Теркой». Особенно трудно приходилось нам – в прошлом деревенским, и пока «городские» бегали на гулянки, мы день и ночь сидели над учебниками. Ходили пешим маршем в лагеря в поселке Лебяжьем, где проводилась стрелковая подготовка. Стреляли из винтовок по мишеням и из пулеметов по воздушным шарам, поднятым над заливом. Мне даже удалось занять общешкольное первое место по стрельбе и получить благодарность от начальника. Давали нам основы авиационной медицины, обучали оказанию первой помощи, и эти знания спасли меня много позже – в финскую войну. Знакомили курсантов с Комендантским аэродромом на Черной речке. Там стояли два ангара, несколько самолетов. Уже зимой началась практика на учебном самолете У-1. Это был лучший для своего времени самолет первоначального обучения. Хотя в пилотировании он считался строгим, зато после его освоения переход на другие типы самолетов не представлял для курсанта большой сложности. Именно на У-1 в небо впервые поднялись тысячи наших летчиков.

Моим первым инструктором был летчик Шавеко. Сначала мы с ним отрабатывали на У-1 с лыжным шасси руление по заснеженному полю. Чтобы самолет не поднялся в воздух, с его крыла снималась часть обшивки. Освоив руление, перешли к провозным полетам: выполняли несколько кругов над аэродромом, ходили к Кронштадту, отрабатывали полет по прямой, развороты, в завершение программы нас выпускали самостоятельно. Всего в школе я совершил 23 полета, все – на У-1. После окончания курса часть выпускников была направлена в Ейскую школу морской авиации, а мне и еще пятерым выдали предписание в Борисоглебскую военную летную школу.

Дмитрий Никишин. Снимок сделан после первого самостоятельного вылета. 1929 г.

Д. Никишин (в верхнем ряду справа) среди товарищей по Борисоглебской школе перед выпуском. Август 1931 г.