Феникс и ковер - Несбит Эдит - Страница 13

— Я никогда не был тщеславен, — сказал Феникс, — но в данный момент я вынужден признать, что твои слова только подтверждают мои собственные подозрения. Я немножко полетаю.

Минуту-другую он кружился высоко у них над головами, а затем, снова опустившись Роберту на запястье, сказал:

— Там, налево, есть тропинка. Действительно, там была тропинка. Теперь дети продвигались по лесу быстро и со всем возможным комфортом — девочки собирали цветы, а Ягненок вступил в разговор с «птич-ками-пестрыми косичками», пытаясь убедить их в том, что он является не кем иным, как самим «белым-дебелым лебедем-водопла-вателем».

И за все это время он ни разу не кашлянул ни коклюшным, ни каким иным кашлем.

Тропинка, виляя, бежала по лесу, и временами детям приходилась прорываться сквозь самые настоящие цветочные цепи. Миновав очередную чащобу, они внезапно очутились на поляне, сплошь заставленной хижинами с островерхими крышами. Естественно, они сразу же догадались, что в этих хижинах живут дикари.

Говорят, что самые храбрые люди испытывают самый большой страх. А что, если это и впрямь были людоеды? Бежать до ковра было неблизко.

— Давайте пойдем обратно, — сказала Джейн. — Прямо сейчас, — добавила она жалобным голосом. — А вдруг они нас съедят?

— Чепуха, малышка, — бодро возразил Сирил. — Видишь, вон там привязан козел? Это значит, что они не едят людей. Наверное.

— Давайте подойдем поближе и скажем, что мы миссионеры, — предложил Роберт.

— Как раз этого я вам не советую, — произнес Феникс очень серьезным тоном.

— Почему?

— Ну, хотя бы потому, что это неправда, — ответила золотая птица.

Пока они так стояли и решали, что им делать, из ближайшей хижины внезапно появился высокорослый туземец. Его бронзовое тело, едва прикрытое какой-то разноцветной тряпочкой, радовало глаз приятным желтоватым отливом — точь-в-точь таким же, какой был у хризантем, что папа принес домой в прошлое воскресенье. В руке у него имелось копье. В общем и целом, он смотрелся как одно сплошное темное пятно, на котором выделялись белки глаз да крупные (и явно острые) зубы. Правда, в тех местах, где его лоснящейся кожи касались солнечные зайчики, он тоже был довольно светел. Если у вас как-нибудь возникнет желание приглядеться к проходящему мимо дикарю с лоснящейся кожей, то вы убедитесь в точности моего описания (только не забывайте, что день должен быть солнечным).

Дикарь посмотрел на детей. Прятаться было поздно, потому что в следующий момент он прокричал нечто, более всего на свете напоминавшее «Еамбарбия киркуду!», и из каждой хижины высыпало по дюжине его меднокожих собратьев, которые тут же организовались в угрожающего вида толпу и стали неотвратимо надвигаться на детей. Времени на то, чтобы решать, как поступить дальше, не было — да никто и не собирался ничего решать. Теперь уже было абсолютно неважно, являлись ли эти меднокожие туземцы людоедами или нет.

Не теряя ни секунды, дети повернулись и бросились бежать по лесной тропинке — лишь Антея немного задержалась, чтобы пропустить вперед Сирила, несшего на плечах визжавшего от восторга Ягненка. (С тех пор, как ковер приземлился на песчаном берегу острова, он не издал ни одного коклюшного кашля}.

— Н-но, Синичка, пошел! — подбадривал он свою лошадку, но Сирил и без того старался изо всех сил. Тропинка оказалась более коротким путем, чем заросший лианами лес, и вскоре, почти прямо по курсу, между стволами деревьев засверкал переливчатым золотом песчаный пляж, за которым простиралась ослепительная голубизна моря.

— Держитесь в том направлении! — задыхаясь, прокричал Сирил.

Последовав его совету, дети наддали скорости. У них за спиной раздавались легкие шлепки, какие обычно издают босые и — как детям было хорошо известно — отливающие медью ступни, ударяясь о хорошо накатанную лесную тропинку.

Как и прежде, песок был золотым и переливался всеми цветами радуги. Вот только на нем недоставало одной очень важной вещи. Засохшие венки морских водорослей, огромные тропические раковины, которых на Кен-тиш-Таун-Роуд не купишь иначе, чем по пятнадцать пенсов за штуку, гигантские черепахи, беззаботно гревшиеся на самой кромке воды, — ьсе это было, а вот кухарка, одежда и ковер исчезли бесследно.

— О, Господи! — воскликнул Сирил. — Залезайте в воду! Дикари боятся воды. Недаром же их называют грязными.

Прежде чем он успел закончить, дети были уже по колено в воде. Море было на редкость спокойным, дно — ровным, а потому идти было очень легко. Нужно сказать, что бегать по тропическому лесу, спасая свою жизнь, — на редкость изнурительное занятие, и распаренные дети с большим удовольствием ощутили на себе прохладу морских волн. Когда вода стала доходить им до плеч (а Джейн — до подбородка), дети в нерешительности остановились.

— Глядите-ка! — сказал вдруг Феникс. — На что это они так уставились?

Дети обернулись. Немного западнее того места, где они стояли, из воды торчала человеческая голова. Ее венчал сдвинутый набок белый чепец. Последнее обстоятельство не оставляло сомнений в том, что это была голова кухарки.

Напротив нее, у самой кромки воды, толпились отчего-то сразу же потерявшие всякий интерес к детям дикари. Они громко переговаривались возбужденными голосами и отчаянно жестикулировали. Каждый второй жест был направлен в сторону кухаркиной головы-

— С трудом преодолевая сопротивление воды, д ети побрели к кухарке.

— С какой стати вам вздумалось забраться сюда? — прокричал ей Роберт. — И вообще, куда подевался ковер?

— Да никуда он не подевался, Господь с тобой! — ответила довольная сверх всякой меры кухарка. — Здесь он, подо мной. Просто я ужасно распарилась, сидючи на этом солнцепеке, и захотела освежиться. «Хорошо бы, говорю, принять холодную ванну!» И на тебе! Не успела я и глазом моргнуть, как очутилась здесь. Ну, да во сне еще и не то бывает!

Дети изрядно обрадовались тому, что у ковра хватило соображения опустить кухарку в ближайшую ванну, которая оказалась под рукой — то есть, в море. Представляете, как ужасно было бы, если бы вместо этого он вместе с нею перенесся в тесную железную ванну камден-таунского дома!

— Простите, — раздался мягкий голос Феникса посреди всеобщего вздоха облегчения, — но мне кажется, что этим коричневым туземцам позарез нужна ваша кухарка.

— Они… хотят… ее съесть?.. — отчасти прошептала, отчасти пробулькала Джейн, в лицо которой развеселившийся не на шутку Ягненок посылал целые фонтаны брызг.

Вряд ли, — ответила птица. — Кому при-Ает в голову есть кухарок? Кухарок не едят, а нанимают. Так вот, эти дикари хотят нанять вашу кухарку.

А ты что, понимаешь, о чем они говорят? — подозрительно спросил Сирил.

— Нет ничего проще, — ответила птица. — Я совершенно свободно говорю на всех существующих языках и наречиях, включая и диалект вашей кухарки, который, согласитесь, не столь труден, сколь неприятен на слух. Знать языки — это все равно что кататься на велосипеде. Стоит только один раз научиться, и дальше все само пойдет. А сейчас я настой чиво советую вам вытащить ковер на берег и разгрузить — я имею в виду, ссадить с него кухарку. Можете поверить мне на слово — эти меднокожие не причинят вам никакого вреда.

Невозможно не верить на слово Фениксу — особенно, если он вам это настойчиво советует. А потому дети разом взялись за концы ковра, выдернули его из-под кухарки и медленно отбуксировали к берегу. Там они расстелили его на песке. Следовавшая за ними кухарка тут же снова уселась на него, а странным образом присмиревшие дикари, которые как будто только и дожидались этого момента, тут же образовали большой круг и, упав на колени, зарылись лицами в отливающий всеми оттенками золота песок. Самый высокий из них принялся что-то говорить. Очевидно, это было страшно неудобно в таком неловком положении, потому что, как заметила Джейн, ему потом еще долго пришлось отплевываться всяческой дрянью.

— Он говорит, — произнес спустя некоторое время Феникс, — что они хотят нанять вашу кухарку на постояную работу.