Великая игра - Некрасова Наталья - Страница 27

— Знают боги. Ты — не бог, — спокойно ответил Керниен. — Избранники богов часто кончали плохо, потому что начинали считать себя богами. — Он встал.

Керна-ару явно старался поскорее закончить разговор, который сам же и начал. Аргора в последнее время начинало раздражать его упрямство. Казалось бы, он достиг того, чего хотел, — он получил армию, он с ее помощью собрал в кулак большую часть Ханатты. Чего ж ему еще надо? Почему он не идет дальше? Почему он не идет против Нуменора?

Этому человеку нужно было внушить то, что понял он сам. Поднять его над обыденностью. Хотя бы насильно. Заставить. Этот человек должен стать его, Аргора, человеком. Он ему нужен. Ему нужна Ханатта, чтобы начать строить Его Нуменор. Чтобы разрушить Нуменор нынешний.

Разговор продолжался. Керниен говорил уже о войске, о дурном провианте и тупых князьках и местных землевладельцах, которые не понимают, что их выгода умножится, когда Ханатта станет единой и могучей, и что это вовсе не потеря вольностей, и как им это внушить, как, в конце концов, заставить понять…

В дверь заколотили. Керниен осекся. Раздраженно встал. Рванул дверь. На пороге стоял испуганный Ингхара. Он несколько мгновений пялился на керна-ару, разевая рот словно рыба, не в силах вымолвить ни слова. Затем он всхлипнул, упал на колени и простонал:

— Государь анна-ару ушел к Солнцу… — Ингхара ударился лбом об пол перед оцепеневшим Керниеном и, подняв преданные собачьи глаза, проговорил: — Хвала тебе, Керниен-анна-ару!

Керниен молча выскочил в дождь. Аргор несколько мгновений сидел, прислушиваясь к шуму ветра и дождя и крикам Керниена:

— Седлать! Немедленно! В столицу!

Он снова вбежал в дом, мокрый и растерянный, рот его некрасиво кривился и дергался.

— Ты остаешься с войском… Жди меня.

Брат Наран сильно вырос за эти четыре года, окреп и возмужал. Теперь сходство со старшим братом стало просто разительным, но Наран был повыше ростом. Братья молча стояли в Королевском храме у отцова последнего ложа. Тело уже набальзамировали, ваятель уже сделал погребальную золотую маску с чертами лица покойного анна-ару. Мастера трудились, отливая в бронзе статую ушедшего к Солнцу государя, которая будет стоять в Большой Пещере под храмом, где собраны изваяния всех священных государей до него. Керниен подумал — дети Солнца в темной подземной галерее, это что-то кощунственное, так нельзя. Надо будет приказать построить большой светлый храм, посвященный королям его рода… Когда-нибудь и его статуя встанет там, среди изображений предков…

— Брат, — шепотом позвал Наран. Керниен вздрогнул. Поднял взгляд. — Брат, Посланник прислал весть с отцом Маараном…

— Не сейчас, — резко обронил Керниен. — После погребения.

Бронзовый гонг гудел уныло и тягуче в душной, бессонной ночи. Тяжело полз по полу густой и приторный аромат курении, тоскливо и приглушенно пел хор. Государь Анхир-анна-ару, Священный Правитель, уйдет на заре к Солнцу на спине огненного скакуна.

Керниен остался один. Совсем один. Больше не будет человека, с которым он мог быть откровенен, больше никто не прикроет ему спину… Керниен глухо застонал, зажмурился и ударил себя кулаками в грудь, словно хотел убить непереносимую боль.

«Керниен, я вижу, чего ты хочешь. И я верю что ты сможешь. Я слишком стар, труслив, я привык к спокойной жизни. Я не могу бороться. И не хочу. Я хочу покоя и свободы Я хочу удалиться в тихое поместье, где мог бы писать стихи, наслаждаться обществом поэтов, и музыкантов, и прекрасных женщин… Сын мой, ты прав в своих стремлениях. Потому я намерен уступить тебе власть. Я так хочу».

Боль снова разгоралась в сердце. Он отчаянно замотал головой.

— Отец… ты велик. Я люблю тебя, отец…

«Будь осторожен, сын».

— Отец, ай, отец мой…

На заре зажгли погребальный костер, а на закате, когда конклав жрецов осторожно спросил керна-ару, кого назначит он исполнять священный долг перед богами, как делал это покойный анна-ару, Керниен ответил:

— Я сам…

Ему сказали — не бывало такого, чтобы в одном лице соединялись правители военный и священный. А он ответил:

— Значит, теперь так будет. Или я не сын Солнца? Или не мне дарован был Меч? Ведайте же — отныне государь будет верховным жрецом Солнца, и он сам станет назначать того, кто вместо него будет исполнять священные ритуалы. Он сам станет собирать Совет жрецов и назначать и смещать настоятелей. И так будет отныне и вовеки. Я сказал.

А потом наступила ночь, и отец Мааран неслышно скользнул в комнатку в доме при храме, где остался новый государь после погребения отца. Керниен мрачно посмотрел на него — ему никого не хотелось видеть.

— Зачем ты пришел, отец Мааран?

— Посланник просит встречи с тобой.

Государь вздохнул.

— Пусть войдет.

Если отец Мааран казался в сумраке ночи тенью, то этот был тенью тени, тьмой тьмы, ночью ночи. Огромной ночью. Ночь медленно поклонилась сыну Солнца.

— Боги благосклонны к тебе.

— Чего они хотят от меня?

— Они хотят дать тебе Силу, дабы ты обрел великую власть, ибо ты любезен очам их.

В раскрытой ладони Саурианны блеснуло кольцо. Странное, манящее. Керниен с трудом оторвал от него взгляд. Оно тянуло. Оно обещало свершение всех желаний. Где-то там, в затылке, свербило, и тихий шепот зудел в голове:

«…Сдайся. Ты же знаешь, как надо. Ты сделаешь для людей великое благо, я дам тебе Силу, я избавлю тебя от сомнений и мук совести. Соглашайся, и ты станешь величайшим правителем, имя которого будет вечно жить в легендах, и вечно будут тебя восхвалять…»

Керниен зажмурился и помотал головой.

— Ты уже раз искушал меня, зачем же снова искушаешь? Я ведь уже знаю верный ответ. Так зачем ждать, что я сейчас отвечу не так, как в тот раз?

— Ты не хочешь Силы? Разве ты не желаешь объединить Ханатту?

— Да, и я сделаю это во славу Солнца. Это не та цель, ради которой стану я тревожить богов.

— Но разве ты не хочешь, чтобы Ханатта стала превыше всех земель на свете, а ты — превыше всех властителей? Чтобы стала она примером благости и справедливости?

Кольцо тускло светится на ладони.

Керниен задумался. Потом покачал головой.

— На это не хватит жизни. И разве я, не самый лучший смертный, достоин стать превыше всех в очах богов? Разве не я убивал и предавал ради Ханатты? Разве не я вырезал родичей? Разве не я приказал истребить весь род князей Дулун, вплоть до маленького ребенка? Разве не я разорял деревни, чтобы прокормить войско? Я не благ, и неведомо мне, как построить такое государство. Нет, я не похож на са-анну, «чистого». А то, что предлагаешь мне ты, под силу вынести лишь безгрешному. Грешник не выдержит испытания такой властью. Либо ты испытываешь меня, либо не от Солнца твои слова. Отвечай же! — вдруг воскликнул он и словно стал выше ростом.

— Разве не послали тебе боги советника? — продолжал Посланник.

— Но и он не благ, — ответил Керниен. — Он лишь человек, избранный богами для того, чтобы строить и разрушать. Мой инструмент, да и то лишь на время. В нем нет света «чистого». Ты испытываешь меня? — повторил он.

Посланник улыбнулся.

— Ты угадал, Керниен. Ты воистину прозорлив. Я испытывал тебя. Ты не благ, но ты честен. И ты дал обещание Солнцу. Так сдержи его, не препятствуй твоим потомкам принять Силу.

Ладонь закрылась. Кольцо исчезло. Искушение ушло и осталось сомнение — может, зря отказался? Может, надо было согласиться?

— Да, я обещал, — ответил Керниен. — Так и будет.

Посланник снова поклонился. На губах его промелькнула усмешка.

— Надеюсь, они будут достаточно чисты душой, чтобы принять Силу богов в себя.

— Об этом не мне судить. Думаю, боги сумеют их испытать, как испытывали меня.

Посланник повернулся и ушел, а в душе Керниена царили смятение и страх. Но потом наступило утро, а с ним пришли заботы более важные и насущные, чем разгадывание смысла игр богов, и Керниен отправился в свой лагерь, оставив юного брата наместником. Нужно было укрепить свою власть в северных землях, оказать помощь своим варварам, ибо их теснили люди моря, а потом заняться вечно мятежными провинциями Симма и Нирун…