Искатель приключений. Книга 1 - де Монтепен Ксавье - Страница 17

Как только Жанна и Рауль перешли за порог, Самуил низко поклонился им и ушел, затворив за собой дверь. Девушка с удивлением обвела комнату глазами.

— Что вы думаете об этом жилье? — спросил Рауль, улыбаясь.

— Что могу я думать о нем? — отвечала Жанна. — Я жду.

— Стало быть, вы не думаете, что я намерен поместить вас здесь?..

— Нет, — возразила она, улыбаясь в свою очередь. — Если только вы не намерены также дать мне этот сундук вместо кровати.

— Посмотрите, — сказал кавалер.

Он подошел к одному шкафу и дотронулся до металлической пуговки, почти невидимой, потому что она была выкрашена точно такой же серой краской, как и дерево. Рауль коснулся этой пуговицы, и стена затрещала; перед ними отворилась дверь в узкий и темный коридор. Жанна не могла удержаться, чтобы не вскрикнуть от удивления. Рауль взял ее за руку.

— Не бойтесь, — сказал он, — и пойдемте…

— Могу ли я бояться с вами? — отвечала молодая девушка.

Коридор, в который они вошли, был так узок, что двоим нельзя было идти рядом. Рауль пошел впереди, держа Жанну за руку. Темнота была глубокая. Они сделали шагов около двадцати, потом кавалер остановился. Снова раздался треск, и ослепительный свет ударил прямо в лицо Жанне и принудил ее закрыть на секунду глаза, которым было больно от внезапного перехода из темноты к такому яркому блеску.

Молодые люди находились уже в гостинице Царя Соломона. Тайный переход, сделанный в толстой стене, привел их в смежный дом.

Когда веки Жанны приподнялись снова, она пришла в изумление при виде зрелища, поразившего ее. Она находилась в круглой комнате, убранной в восточном вкусе с роскошью, которая могла соперничествовать с великолепием Альгамбры в лучшие времена мавританского владычества. Турецкий ковер, мягкий, как руно молодых овец, покрывал пол и поражал взор своими яркими красками и блестящими арабесками. Диваны окружали эту комнату; пурпур, золото и лазурь смешивались в ткани, которой обиты были эти диваны. Все остальное было также великолепно. Видно было, что для украшения этой комнаты хозяин дома не пожалел ни самого редкого мрамора, ни серебряных вещей драгоценного чекана.

— Как это чудесно! — вскричала Жанна.

— Вы еще не все видели, — заметил Рауль.

Он приподнял тяжелую портьеру с золотой каймой и ввел Жанну во вторую комнату, меблированную с мрачным и строгим вкусом; стены этой комнаты были обложены черным деревом. Индийская циновка несравненной работы заменяла ковер. В двух огромных буфетах стояли сервизы — серебряный, чудной работы, и два фарфоровых, один севрского, другой саксонского фарфора. Стулья, обитые позолоченной кордовской кожей, окружали стол, уставленный разными кушаньями, пирожными, превосходными фруктами и графинами из богемского хрусталя; графины были наполнены винами, из которых одни имели огненно-желтый блеск топаза, другие — прозрачность бледного рубина, а третьи, наконец, — темный оттенок царственного пурпура,

— Это еще не все, — сказал Рауль.

И он повел Жанну в спальную, очень маленькую, для убранства которой распорядитель всех этих чудес изобрел тот кокетливый и восхитительно-жеманный стиль, который должен был несколько лет спустя получить имя а-ля Помпадур. Стены этой комнаты были обтянуты беловато-серым атласом, по которому были вышиты большие букеты роз и жимолости. На полу вместо ковра лежал горностаевый мех. Волны индийской кисеи спускались вокруг кровати из розового дерева; в спинку кровати были вделаны фигурки из севрского фарфора. Но мы должны отказаться от желания дать понятие, даже и несовершенное, о тысяче великолепных безделушек, загромождавших эту спальную. Тут были и эмаль и статуэтки из слоновой кости и золота, японские и китайские куклы, и саксонские куколки, и множество прелестных вещиц работы Бенвенуто Челлини.

Одно только поражало взор своей странностью: это было то, что возле этого истинно женского изящества находился настоящий арсенал оружия. За волнистыми занавесками, о которых мы сейчас говорили, на богатых шелковых обоях висела полная коллекция пистолетов и кинжалов, начиная с испанского стилета и кончая турецким ятаганом и индийским канджаром.

— Милая царица, — сказал Рауль, приведя Жанну опять в столовую, — вы, вероятно, голодны… Посмотрите, эти фрукты почти достойны вас.

— Где мы? — спросила молодая девушка.

— Месяц тому назад, — отвечал Рауль, — я сказал бы: вы у меня; сегодня я должен сказать, о моя прелестная царица: мы у вас…

— Как? Все это принадлежит вам?..

— Да, если все это ваше.

— Но зачем этот таинственный вход?..

— По причинам, которые я объясню вам впоследствии и которые вы легко поймете. Теперь скажите мне, милая Жанна, хотите ли вы занять эту квартиру и жить в ней вдвоем с горничной до нашей свадьбы, которая скоро должна состояться?..

— Вы знаете, друг мой, — ответила Жанна, — что я во всем соглашаюсь с вашими желаниями, и хочу того же, чего хотите вы…

Оставив молодую девушку в таинственной квартире, описанной нами, Рауль вернулся той же дорогой, по какой пришел, и, поговорив несколько минут с Самуилом, вышел из гостиницы «Царь Соломон».

XXII. Дьявол

Рауль остановил на улице портшез и велел отнести себя в отель маркиза Тианжа, находившийся, как нам известно, на улице Св. Доминика.

В ту минуту, когда он прибыл, маркиз собирался ехать. Лакеи, в парадных ливреях, водили по двору лошадей. Когда маркизу доложили о Рауле, он тотчас отложил свою прогулку и приказал принять гостя.

Маркиз де Тианж был мужчина лет сорока, приятной и благородной наружности. Ничто не могло сравниться с изысканной любезностью его обращения и вежливостью. Он жил чрезвычайно роскошно; об этом говорили даже в ту эпоху, когда роскошь была сильно распространена. Экипажи его пользовались справедливой знаменитостью; о его ужинах вспоминали с восторгом; у него были прекраснейшие лошади; он бросал золото пригоршнями в легкие будуары оперных танцовщиц.

Каким же образом маркиз де Тианж мог вести такой образ жизни? В этом-то и заключалась загадка! Эту загадку, казалось, не легко было разрешить. Конечно, он получил по наследству от отца значительное состояние, но всем было известно, что он уже давно промотал его до последней копейки. Настал день, когда маркиз, подавляемый тяжестью долгов, а занимал он у всех и каждого, вдруг исчез, и поэтому многие начали даже поговаривать о его совершенном разорении, но эти зловещие слухи не подтвердились. После краткого отсутствия маркиз снова появился в свете и зажил еще блистательнее, еще богаче прежнего. Он заплатил всем своим кредиторам, и роскошь его приняла размеры еще более прежних. Конечно, тут было чему подивиться; но никто, набивая себе карманы его золотом, не спрашивал, откуда взялось оно.

Маркиз, одетый для верховой езды, в сапогах со шпорами, ждал Рауля в очаровательной маленькой гостиной и, как только увидел его, бросился к нему с изъявлениями сильнейшей нежности.

— Право, любезный кавалер, — вскричал он, — я начинал уже терять надежду увидеть вас когда-нибудь!..

— Очевидно, — ответил Рауль, — вы отчаивались понапрасну, потому что вот я здесь…

— Откуда вы?

— Из такого места, в котором чуть было не остался навсегда.

— Вы подвергались опасности?

— Смертельной.

— Что же с вами случилось, Боже мой?

— Ужасная болезнь… но не будем говорить об этом; все прошло, я возвратился, поговорим лучше о вещах серьезных. Как идут наши дела?

— Дурно.

— Что вы хотите сказать?

— Я говорю, что вам давно было пора вернуться в Париж…

— Зачем?

— Затем, чтоб поддержать наш колеблющийся кредит.

— Полноте! Он слишком прочен, его ничто не может поколебать!

— Кроме громового удара.

— Без сомнения, но небо спокойно.

— Тут-то вы и ошибаетесь!

— Как! Разве гром гремит?

— Гремит.

— С какой стороны?

— С пале-рояльской.

— Невозможно! Две недели назад я получил оттуда известия, и известия хорошие.