Чудовище - Хаггард Генри Райдер - Страница 16

Толпа расступилась перед нами, образуя два ряда — мужчины направо, женщины налево. Они молча стояли, пристально глядя на нас большими грустными глазами. И ни слова не сказали они, когда мы прошли меж них — только глядели и глядели. Мне было не по себе. Даже к Иссикору не обратились с приветствием, а он, казалось бы, заслужил почести, совершив столь далекое и опасное путешествие.

Но вот к Иссикору подошел какой-то смуглый человек с суровым лицом, одетый отлично от остальных, сказал ему несколько слов и бросил ему что-то на ладонь. Иссикор взглянул на подарок, задрожал и покрылся смертельной бледностью. Затем он безмолвно спрятал его.

Мы направились по берегу озера и подошли к ограде с крепкими бревенчатыми воротами. При нашем приближении ворота отворились, и мы очутились в большом саду, возделанном с тонким вкусом. Я увидел цветы на грядках — единственное красочное пятно в этом городе. В конце сада стоял длинный дом с плоской крышей, выстроенный все из той же лавы.

Мы вошли в просторную комнату, освещенную лампадами в виде изящных таганов, на высоких подставках из цельных слоновьих клыков.

Посредине комнаты стояли два больших кресла черного дерева с высокими спинками и подножками. На креслах сидели мужчина и женщина, воистину достойные созерцания. Мужчина был стар; седые волосы серебряными волнами падали на плечи, а тонкое печальное лицо было изрезано глубокими морщинами.

С одного взгляда я убедился по его величественной, хотя и старческой осанке, что это царь или вождь. Его одежда с пурпурной каймой имела вид королевской мантии. На шее у него была тяжелая, как будто золотая цепь, а в руке была черная палочка с золотым набалдашником — несомненно, скипетр. Однако глаза его смотрели испуганно, и вся внешность производила впечатление слабости и нерешительности.

Женщина сидела на втором кресле так, что свет от лампады падал на нее, и я сразу понял, что это госпожа Сабила, возлюбленная Иссикора. Не диво, что он ее любил, ибо она была почти сверхъестественно прекрасна: высокая, стройная как тростинка, большие глаза, точеные черты лица, женственно округлые и поразительно маленькие ручки и ножки. Ее одежды также были окаймлены пурпуром. Талия была обвита лентой, сплошь расшитой самоцветными камнями — должно быть, рубинами, а густые волосы, укрывавшие стан длинными волнистыми прядями, каштановые с медно-красным отливом, сдерживала простая золотая повязка. Кроме красного цветка на груди, на ней не было никаких украшений; должно быть, она сознавала, что не нуждается в них.

Оставив нас у дверей, Иссикор подошел к трону и опустился на колени перед стариком, который тронул его скипетром и затем положил руку ему на лоб. Тогда он встал, подошел к даме и также опустился перед ней на колени. Она протянула ему пальцы для поцелуя, и я издали увидел, что ее лицо озарилось улыбкой радости и надежды. Он шепотом поговорил с ней, потом вступил в серьезный разговор с ее отцом. Наконец он вернулся к нам через всю комнату и повел меня представляться. Ханс следовал за мной по пятам.

— О Макумазан, — сказал Иссикор, — перед тобой Вэллу, вождь моего народа, и его дочь, госпожа Сабила. О мой царственный брат, перед тобою благородный Белый Вождь, он внял моим мольбам и по доброте своего сердца пришел спасти нас от гибели.

— Благодарю его, — сказал Вэллу на том же арабском наречии, на котором говорил Иссикор. — Благодарю его от собственного имени и от имени моей дочери, единственной оставшейся у меня, и от имени моего народа.

И он встал со своего трона и поклонился мне со странной чужеземной учтивостью, дама тоже поднялась и поклонилась, или, скорее, присела. Затем он опять опустился на трон и сказал:

— Без сомнения, ты устал; отдохни и утоли голод, а тогда мы будем говорить.

И нас отвели в другую комнату, по-видимому приготовленную для меня. Было в ней также местечко и для Ханса — нечто вроде алькова.

Две женщины средних лет спокойно внесли большой глиняный кувшин с подогретой водой — что совсем не в обычаях у африканцев — и положили на ложе полотенце из тонкого холста.

Я помылся, перелив теплую воду в каменный чан, надел чистое белье и куртку и с помощью Ханса и пары карманных ножничек подстриг волосы и бороду. Не успел я с этим покончить, как опять появились женщины — на этот раз с жареной бараниной на деревянных блюдах и с кувшином местной браги. Этот напиток оказался сладким на вкус, но приятным и довольно крепким, так что мне пришлось принять некоторые предосторожности, чтобы Ханс не выпил лишнего.

Когда мы покончили с нашей трапезой, за нами пришел Иссикор и повел нас опять в большую залу. Вэллу со своей дочерью сидели на прежних местах. На полу вокруг них расселись на корточках несколько стариков. Мне подали стул, и началась аудиенция.

Не стану описывать ее во всех подробностях, так как повествование Вэллу сводилось к тому, что я уже слышал от Иссикора: на острове живет нечто или некто, кто требует ежегодного приношения в жертву прекрасной девушки. Переговоры ведутся через главного жреца, который живет вместе с богом, или фетишем. Этот бог (если только он существует) — царь Волосатого Народа, живущего в лесах. Есть предание, что он является перевоплощением древнего вождя вэллосов, погибшего от рук возмущенных подданных.

Я был уверен, что эта легенда не что иное, как вариант весьма распространенного африканского поверья.

Хоу-Хоу представлялся мне правителем диких волосатых аборигенов этой области, покоренных некогда вэллосами, которые вторгались в страну с севера или с запада и были потомками какого-то достаточно цивилизованного народа. Я и теперь не вижу основания сомневаться в этом заключении. Африка—страна очень древняя, и некогда в ней жило много племен, ныне исчезающих или доживающих свой век в упадочном состоянии, вырождаясь из поколения в поколение.

По всей вероятности, вэллосы являются таким вымирающим племенем. Их предки, судя по их языку, происходили из Западной Африки и были высококультурным народом. Так, вэллосы не знают письма, а между тем я видел у них вырезанные на камне надписи, напоминающие мне египетские иероглифы.

Они знают некоторые ремесла, возможные лишь на известной ступени цивилизации: умеют ткать тонкое полотно, резать по дереву и мрамору, умеют выплавлять металлы, которыми богата их земля, и знакомы с гончарным колесом.

Однако все это постепенно приходит в упадок. Я обратил внимание, что высшими ремеслами и искусством занимались по большей части старики. Так как вэллосы никогда не заключали браков с племенами другой крови, они сохранили свою замечательную наследственную красоту, но по той же причине их народ вырождался. На памяти их стариков население уменьшилось вдвое. Свойственная им меланхолия навевалась, очевидно, мрачной природой и сознанием, что племя их обречено на гибель от рук диких аборигенов, которые некогда были их рабами.

У них сохранились следы прежней религии — они молились Великому Духу, — но теперь ее вытеснил грубый фетишизм. Они приносили жертвы бесу и верили, что иначе он предаст их гибели от рук Волосатых. Так из их среды выделилась секта жрецов их беса, именуемого Хоу-Хоу, и эта секта поддерживала мир между вэллосами и Волосатым Народом, Хоу-хойа.

Но на этом их бедствия не кончились. Теперь жрецы, по обычаю всех жрецов во всем мире, стремились захватить в свои руки абсолютную власть над народом, как мне уже говорил Иссикор.

Свое печальное повествование Вэллу закончил такими словами:

— Теперь ты понимаешь, о Макумазан, почему в нашем бедствии мы обратились к великому южному вождю, умоляя его прислать к нам спасителя, о котором говорит древнее пророчество. И вот ты здесь, и ныне я заклинаю тебя: спаси мою дочь от уготованной ей гибели. Ты требуешь в вознаграждение белых и красных камней, а также золота и слоновой кости. Бери сколько захочешь. Камней у меня полные, кувшины, а из слоновой кости у нас строят заборы скотных дворов; правда, кость уже почернела от старости, и я не знаю, как ты ее повезешь через пустыню. Но знай, все мое богатство предоставляется тебе. Бери что захочешь, только спаси мою дочь.