Полигон - Шакилов Александр - Страница 6

Курс – на Вавилон, где у мужчины назревает серьезная сделка. К тому же у него там личный интерес, пора вернуть должок предателю.

– Жди, Край, скоро встретимся. – Новак в предвкушении, кулаки его сжаты.

Когда я уходил из дому, сын расплакался.

Не люблю, когда у пацана глаза на мокром месте, вот и хлопнул дверью сильнее, чем надо. От косяка отвалился пласт штукатурки, и следом еще один рассыпался по площадке пыльным мусором.

Мы с Миленой расстались крайне недовольные друг другом, чего уж скрывать.

…Сосед снизу старательно ковырял потолок перфоратором положенные регламентом пять минут, после чего устал и прекратил.

И тогда Милена, глядя на мои сборы, спросила:

– Макс, ты знаешь, что такое Полигон?

– Нашла время для бесед задушевных… – буркнул я.

Откровенно говоря, мне нечего было ответить на ее вопрос. Я знать не знал, что такое Полигон. Догадывался, понятное дело, что его не зря обнесли стеной – нет, даже Стеной! – и нагнали вояк в охранение. Но – раз не в курсе темы, Край, то помалкивай, не выставляй себя напыщенным дураком. Таким принципом я руководствуюсь по жизни, и он меня не подводит.

Сидя на диване, Милена заламывала руки.

– Макс, дорогой, Полигон – это закрытая территория, на которой когда-то испытывали оружие. Да не просто танки или пулеметы, но и всякую экзотику.

– То есть, ты хочешь сказать, что… – я задумчиво уставился на шерстяные носки. Нужны ли мне летом шерстяные носки? С одной стороны вроде бы и нет, но с другой…

– Верно, Макс, там испытывали биологическое оружие. Это для Запада партийные лидеры прошлого растрезвонили, что Страна Советов генетику не признает и всячески гнобит. На самом деле секретные лаборатории день и ночь создавали болезнетворные вирусы и генетически модифицированные организмы, предназначенные для ведения боевых действий. Вирусы, конечно, на Полигоне не испытывали, а вот…

– Агрессивные мутанты?

– Точно. Их запускали туда стадами просто. А потом забрасывали зэков. Иногда – вооруженных. И смотрели, что получится. Отец курировал этот проект.

Я поверил супруге сразу, без сомнений. Ведь ее отец – тот самый Профессор, безумный ученый-гений, который всерьез намеревался взять контроль над ЧЗО. Он и не на такую жестокость был способен.

– Но не только мутанты, Макс. Биологией да ботаникой дело не ограничилось.

– Что еще?

– Хай-тек, теперь это так называют. Видишь ли, кибернетику считали лженаукой тоже только на словах. Лучшие умы трудились в шарашках, выдавая такое, что ни одной японской или южнокорейской корпорации не создать еще лет сто. Только вот наши делали не магнитофоны с телевизорами, а приборы, способные воздействовать на психику людей, на органы чувств, кратковременно противодействовать гравитации и так далее, и тому подобное, мне очень мало известно, сам понимаешь.

– Это что-то вроде аномалий и артефактов?

Милена кивнула:

– Полигон создали задолго до того, как случилась катастрофа в Чернобыле. И его оставили, когда утратили контроль. Он давно уже стал замкнутой экосистемой. И если у его периметра еще ведется наблюдение с помощью видеокамер, то о происходящем в центре данных не было, уже когда мы с тобой учились в школе. Официально – это могильник ракетного топлива и радиоактивных отходов. На самом же деле… Впрочем, Макс, я не исключаю, что и могильник тоже.

– Ты что-нибудь знаешь о существах, которые там обитают? ТТХ приборов?

Моя благоверная откинула непослушную прядь за спину.

– К сожалению, у меня нет такой информации.

Я кивнул. Рассчитывать на иное было бы наивно. Милена и так знала больше, чем ей положено.

– Спасибо, любимая. Кто предупрежден, тот вооружен. Прощай, – я крепко-крепко прижал ее к себе, а когда оторвался от сладких губ, уточнил: – Нет, не прощай. До свидания, любимая.

Она резко отстранилась, будто я был раскаленным утюгом, а она – приложенным к нему пальцем.

– Макс, разве я не убедила тебя отказаться от этой затеи? Это же безумие, Макс! Ты же наверняка погибнешь! Подумай о нашем ребенке, Макс!..

В ее голосе было столько тревоги и отчаяния, что Патрик, который вряд ли понимал, что между нами происходит, уяснил одно – случилось что-то страшное, и расплакался. Слезки текли по маленькому лицу, он пальчиками втирал их обратно в глаза, пытаясь остановить, но ничего не получалось.

На душе у меня и так было тяжко, а стало совсем уж тоскливо.

Я присел рядом с сыном на ковер, обнял его:

– Сынок, я вернусь. Я обязательно вернусь.

И, поднявшись, двинул к двери.

– Я пойду с тобой, – скрестив руки на груди, Милена встала у меня на пути. – Ты один не справишься!

Когда она такая, с ней надо помягче, иначе ее не только не переубедить, но еще и схлопотать можно. Меньше всего я хотел устроить драку с женой на глазах у сына. Тем более – сейчас.

– Нет, любимая, не пойдешь, – я улыбнулся ей как можно приветливей, аж челюсти едва не свело. – Это слишком опасно. Ты должна позаботиться о Патрике. В конце концов, его не с кем оставить, верно?

Прикусив нижнюю губу, Милена кивнула и посторонилась…

Спускаясь по смердящей котами лестнице, заваленной окурками, одноразовыми шприцами б/у и упаковками от шоколадных батончиков, я закинул на плечо полупустой сидор – мужчине совсем немного в жизни надо, все помещается в брезентовом рюкзаке. Главное – чтобы в кобуре под курткой был надежный пистолет, а остальное приложится. Но на сердце все равно было тяжело – камень на сердце, прямо-таки плита. Хорошо, хоть не могильная, тьфу-тьфу-тьфу.

Я вышел из подъезда и угодил в ночной Вавилон. В соседнем дворе ревело стадо мотоциклов, пахло дымом. Со всех ног я помчался к троллейбусной остановке. До утра нужно многое успеть.

Спустя двадцать минут поездки на «рогатом» и два квартала пешком – бегом! – я тормознул у ржавого сетчатого забора в три моих роста. На площадке стояло с десяток тачек. Она отлично освещалась прожекторами, у въезда торчала стеклянно-стальная будка для сторожевого пса. И этой ночью в ней за барбоса чернокожий здоровяк по имени Джонни.

– Привет, дружище! – приблизившись к будке-КПП, я махнул рукой.

У Джонни лысый череп, в губы ему будто закачали полкило силикона. В плечах он, как говорится, поперек себя шире. Темно-синяя форма охранного агентства клана «Африка», нанятого мистером Гамбино, чудом не лопается по швам – столь могучие мышцы под ней бугрятся. На плече у Джонни висит штурмовая винтовка М-16, игрушечно маленькая на фоне двухметрового верзилы. В дополнение к «игрушке» в будке хранится небольшой арсенал: ручной пулемет, парочка РПГ, гранаты и ящик патронов. Этого вполне хватит, чтобы держать оборону до подхода подкрепления, если местные наркоши совсем потеряют страх или какой уволенный дурачок захочет кинуть бывшего босса, у которого тут автопарк и склад поблизости.

– Привет, Макс, – сверкнул сахарными зубами Джонни. – Ты чего тут делаешь? Тебя ж с работы выгнали?

Я кивнул и тут же замотал головой, намекая, что его информация малость неверна:

– Дружище, наш босс – благородный человек. Он понял, что погорячился, позвонил мне, извинился и попросил выйти на ночную отгрузку.

Охранник прищурился. Да уж, перестарался я с этим «извинился». Зная Адольфо Гамбино, эту самодовольную жирную сволочь с вечным сигарным окурком в лоснящейся пасти, я бы тоже не поверил, что тот в принципе способен выдавить из себя такие слова, как «мне очень жаль», «простите» или хотя бы «спасибо».

– У него не было выхода, – поспешно добавил я, заметив, что Джонни потянулся к винтовке. – Никто из парней не может. К кому не дозвониться, кто прихворнул, а кто лыка не вяжет, глаза уже залил. Вот мистеру Гамбино и пришлось мне… И не то чтобы он извинился… Но сам понимаешь, Джонни, у меня семья! Кормить надо, бабки нужны. Так что…

Печально улыбнувшись, «африканец» кивнул мне – мол, еще как понимаю, Край, сам такой – и махнул лапищей, разрешая пройти.