Три Толстяка - Олеша Юрий Карлович - Страница 9

Он развязал узел и раздал шары поварятам. Хватило на каждого: ровно двадцать штук, у каждого на отдельной веревочке.

Потом, с присущей ему неуклюжестью, он влез в кастрюлю, ногами вперед. Поваренок захлопнул крышку.

— Шары! Шары! — кричали поварята в восторге.

Они выбежали из кондитерской вниз — на лужайку парка, под окна кондитерской.

Здесь, на открытом воздухе, было гораздо интересней поиграть с шарами.

И вдруг в трех окнах кондитерской появились три кондитера.

— Что? — загремел каждый из них. — Это что такое? Что за непорядок! Марш назад!!

Поварята были так напуганы криком, что выпустили веревочки.

Счастье окончилось.

Двадцать шаров быстро полетели кверху, в сияющее синее небо. А поварята стояли внизу на траве, среди душистого горошка, разинув рты и задрав головы в белых колпаках.

Глава V. Негр и капустная голова

ВЫ ПОМНИТЕ, что тревожная ночь доктора окончилась появлением из камина канатоходца и гимнаста Тибула.

Что они делали вдвоем, на рассвете, в мастерской доктора Гаспара, неизвестно. Тетушка Ганимед, утомленная волнением и долгим ожиданием доктора Гаспара, крепко спала и видела во сне курицу.

На другой день, значит, как раз в тот день, когда продавец детских воздушных шаров прилетел во Дворец Трех Толстяков и когда гвардейцы искололи куклу наследника Тутти, — с тетушкой Ганимед произошла неприятность. Она выпустила мышь из мышеловки. Эта мышь в прошлую ночь съела фунт мармеладу. Еще раньше, в ночь с пятницы на субботу, она опрокинула стакан с гвоздикой. Стакан разбился, а гвоздика почему-то приобрела запах валерьяновых капель.

В тревожную ночь мышь попалась.

Встав рано утром, тетушка Ганимед подняла мышеловку. Мышь сидела с крайне равнодушным видом, как будто ей не впервые сидеть за решеткой. Она притворялась.

— Не ешь в другой раз мармеладу, если он не тебе принадлежит, — сказала тетушка Ганимед, поставив мышеловку на видное место.

Одевшись, тетушка Ганимед отправилась к доктору Гаспару в мастерскую. Она собиралась поделиться с ним радостью. Вчера утром доктор Гаспар выразил ей сочувствие по поводу гибели мармелада.

— Мышь любит мармелад, потому что в нем много кислот, — сказал он. Это утешило тетушку Ганимед.

— Мышь любит мои кислоты, — посмотрим, любит ли опа мою мышеловку.

Тетушка Ганимед подошла к двери, ведущей в мастерскую. Она держала в руках мышеловку.

Было раннее утро. Зелень сверкала в раскрытом окне.

Ветер, унесший в это утро продавца шаров, поднялся позже.

За дверью слышалось движение.

«Бедненький! — подумала тетушка Ганимед. — Неужели он так и не ложился спать?»

Она постучала.

Доктор что-то сказал, но она не расслышала.

Дверь открылась. На пороге стоял доктор Гаспар. В мастерской пахло чем-то похожим на жженую пробку. В углу мигал красный, догоравший огонь тигелька.

Очевидно, остаток ночи доктор Гаспар был занят какой-то обычной работой.

— Доброе утро, — весело сказал доктор.

Тетушка Ганимед высоко подняла мышеловку. Мышь принюхивалась, дергая носиком.

— Я поймала мышь!

— О! — доктор был очень доволен. — Покажите-ка!

Тетушка Ганимед засеменила к окну.

— Вот она!

Тетушка протянула мышеловку. И вдруг она увидала негра. Возле окна, на ящике с надписью «осторожно» сидел красивый негр.

Негр был голый.

Негр был в красных штанишках.

Негр был черный, лиловый, коричневый, блестящий. Негр курил трубку.

Тетушка Ганимед так громко сказала «ах», что чуть не разорвалась пополам. Она завертелась волчком и раскинула руки, как огородное чучело. При этом она сделала

Негр был в красных штанишках…

какое-то неловкое движение, задвижка мышеловки, звякнув, открылась, и мышь выпала, исчезнув неизвестно куда.

Таков был ужас тетушки Ганимед.

Негр громко хохотал, вытянув длинные голые ноги в красных туфлях, похожих на гигантские стручья красного перца.

Трубка прыгала у него в зубах, точно сук от порывов бури. А у доктора прыгали, вспыхивая, очки. Он тоже смеялся.

Тетушка Ганимед вылетела из комнаты с быстротой доброго порыва бури.

— Мышь! — вопила она. — Мышь! Мармелад! Негр!

Доктор Гаспар поспешил ей вдогонку.

— Тетушка Ганимед, — успокаивал он се. — Вы напрасно волнуетесь. Я забыл вас предупредить о своем новом опыте. Но вы могли ожидать. Я ведь ученый, я доктор разных наук, я мастер разных приборов. Я произвожу всякие опыты. У меня в мастерской можно увидеть не только негра, но даже слона. Тетушка Ганимед… Тетушка Ганимед… Негр — одно, а яичница — другое… Мы ждем завтрака. Мой негр любит много яичницы…

— Мышь любит кислоты, — шептала в ужасе тетушка Ганимед, — а негр любит яичницу…

— Ну вот. Яичница сейчас, а мышь ночью. Ночью она поймается, тетушка Ганимед. Ей уже ничего не осталось делать на свободе. Мармелад съеден раз и навсегда.

Тетушка Ганимед плакала, добавляя слезы, вместо соли, в яичницу. Они были такие горькие, что даже заменяли перец.

— Хорошо, что много перцу. Очень вкусно, — хвалил негр, уплетая яичницу.

Тетушка Ганимед принимала валерьяновые капли, которые теперь, в свою очередь, почему-то пахли гвоздикой. Вероятно, от слез.

Потом она видела через окно, как доктор Гаспар прошел по улице. Все было в порядке: новый шарф, новая трость, новые (хотя и старые) башмаки на красивых целых каблуках.

Но рядом с ним шел негр.

Тетушка Ганимед зажмурила глаза и села на пол. Вернее, не на пол, а на кошку. Кошка от ужаса запела. Тетушка Ганимед, выведенная из себя, — побила кошку: во-первых, за то, что она вертится под ногами, а во-вторых, за то, что она не сумела в свое время поймать мышь.

А мышь, пробравшись из мастерской доктора Гаспара в комод тетушки Ганимед, ела миндальные коржики, нежно вспоминая о мармеладе. Мышь любит кислоты и не боится негров.

Доктор Гаспар Арнери жил на Улице Тени. Свернув с этой улицы налево, вы попадаете в переулок, носящий имя Вдовы Лизаветы, а оттуда, перерезав улицу, славящуюся дубом, который разбила молния, можно было, пройдя еще пять минут, очутиться на Четырнадцатом Рынке.

Доктор Гаспар и негр направились туда. Уже поднимался ветер. Исковерканный дуб скрипел как качели. Расклейщик афиш никак не мог справиться с листом, приготовленным для наклейки. Ветер рвал его из рук и бросал в лицо расклейщику. Издали казалось, что человек вытирает лицо белой салфеткой.

Наконец ему удалось прихлопнуть афишу к забору.

Доктор Гаспар прочел:

«Граждане! Граждане! Граждане!

Сегодня Правительство Трех Толстяков устраивает для народа празднества. Спешите на Четырнадцатый Рынок! Спешите! Там будут зрелища, развлечения, спектакли! Спешите!»

— Вот, — сказал доктор Гаспар. — Все ясно. Сегодня на Площади Суда предстоит казнь мятежников. Палачи Трех Толстяков будут рубить головы тем, кто восстал против власти богачей и обжор. Три Толстяка хотят обмануть народ. Они боятся, чтобы народ, собравшись на Площади Суда, не сломал плахи, не убил палачей и не освободил своих братьев, осужденных на смерть. Поэтому они устраивают развлечения для народа. Они хотят отвлечь его внимание от сегодняшней казни.

Доктор Гаспар и его черный спутник пришли на рыночную площадь. У балаганов толкался народ. Ни одного франта, ни одной дамы в наряде цвета золотых рыбок и винограда, ни одного знатного старика на расшитых золотом носилках, ни одного купца с огромным кожаным кошельком на боку — не увидел доктор Гаспар среди собравшихся.

Здесь были бедные жители окраин: ремесленники, мастеровые, продавцы ржаных лепешек, поденщицы, старухи, нищие, грузчики, калеки. Серую, старую, рваную одежду иногда только украшали либо зеленые обшлага, либо пестрый плащ, либо разноцветные ленты.

Ветер раздувал седые волосы старух, подобные войлоку, жег глаза, рвал коричневые лохмотья нищих.