Золото моих чувств. Примирение (СИ) - "Melara-sama" - Страница 30

Урок двенадцать. В новую жизнь.

- Собственно, мне не нужно Ваше согласие. Я хотел только взглянуть на ребенка. И со всем уважением, мадемуазель Рошетт, я с удовольствием лишу Вас материнских прав. Калеб, как часто Ваша мать позволяет себе вот это? – Мужчина средних лет подошел к парню и, приподняв его подбородок, повернул к свету лицом. На щеке уже четко выступал красный след от руки. Вообще, это было лишнее, и социальный работник явно переигрывал, но в то же время Рошетт сама себя зарыла еще глубже нападением на сына.

- Каждый день. – Тихо ответил Калеб на вопрос.

- Очень прискорбно. Я вынужден настаивать на подписи бумаг, иначе все это будет проходить через суд.

Мадемуазель Рошетт сжала ручку так, что та треснула. Она отбросила ее и взяла другую, чиркнула роспись в документах и процедила сквозь зубы:

- Ты еще приползешь и будешь просить принять тебя, а я посмеюсь тебе в лицо, щенок.

- Не думаю, мадемуазель, это все лишнее. Калеба Вы больше не увидите. – Обнимая парня, сказал я.

- Конечно, приют лучше, чем родной дом!

Парень в моих руках напрягся, я погладил его по плечам.

- Мадемуазель Рошетт, я умоляю Вас заткнуться, пока Вы еще работаете здесь. – Строго проговорила мадам Пьюси. – Иначе мне придется просить директора подписать Ваше заявление об уходе!

Люсиль округлила глаза.

- Я не писала никакого…

- Это Вы так думаете. – Ухмыляясь, ответила ей мадам. Я про себя веселился. Вот что это? Дай людям небольшой пинок, и они готовы делать дальше все сами. Если бы от этого промедления еще и дети не страдали, было бы прекрасно.

- Не устал? – Шепнул я Калебу на ухо, он покачал головой.

- А что теперь? – Спросил он, стоило закрыться двери за его матерью.

- А теперь у тебя последние уроки на сегодня, потом поедем знакомиться с твоим опекуном.

Он кивнул. Я видел, нервничает. И понимал, сейчас ему сложно принимать решения. Он думает, что все они неправильные, и сомневается в себе еще больше, чем раньше. Раньше он знал, что, даже если мать его не любит и не уважает, он все равно может рассчитывать на угол. А сейчас его гложет сомнение.

Я взял его за руку, и мы покинули кабинет директора под восхищенные взгляды.

Мы спустились во двор, и я усадил парня на лавочку, присел рядом.

- Знаешь, так странно. Я всю жизнь жил под ее рукой и даже не думал, что все может измениться за какие-то считанные дни. Ты как ураган. – Он улыбнулся.

- Я знаю, ты не первый, кто мне это говорит. Хотел бы я, чтобы в моей жизни было то же самое.

- Ты о матери?

- Да. Уже завтра вечером я посмотрю ей в глаза, и знаешь, совершенно не горю желанием.

- А если не ехать?

- Мой брат не простит мне этого. Да и потом, его свадьба откладывалась уже два раза. И все по одной причине, сначала я отказался ехать, а потом мать запретила мне приезжать, а он хочет видеть на своей свадьбе и меня и ее. Говорит, что мы родные ему люди, и он не может нас разделить. А откладывать событие уже просто глупо, да и невесту жалко.

Калеб улыбнулся.

- Я теперь даже не знаю, как благодарить тебя…

- Не нужно. Пообещай просто, что не обидишь олененка. – Мягко сказал я, он кивнул.

Из здания выбежал объект нашего обсуждения, оглянулся и быстрым шагом направился к нам. Я нахмурился. Мальчишка был в слезах.

– Себастьян?

Он, не говоря ни слова, кинулся ко мне в объятия и завыл.

- Что случилось? – Взволнованно спросил Калеб.

- Мама пришла в школу… сейчас ждет Вас, мсье.

Я обнял его покрепче и погладил по светлым волосам. Он сегодня был опять без формы. По-моему, он ее вообще не носит. На нем были узкие брючки и свитер с горлом. На шее несколько веревочек с кулончиками, точно такие же на запястьях. Рюкзачок.

- Хорошо, пойдем и поговорим с твоей мамой.

- Только прошу Вас, мсье, не говорите ей о том, что я… что мне нравятся мальчики. Она этого не переживет.

- Я помню, что обещал тебе это, олененок.

Он шмыгнул носом и улыбнулся, украдкой смотря на Калеба.

- Как все прошло? – Тихо спросил он.

- Неплохо. Я теперь официально бездомный и не имею родителей…

Я притянул его в свои объятия.

- Это не так, у тебя есть дом и опекун.

Калеб фыркнул:

- Захочет ли он меня, когда увидит?

- Захотеть он тебя и не должен, а вот все остальное – возможно. Так, пойдемте, у меня сейчас урок, и еще с мамой твоей поговорить нужно. И, Себастьян, не переживай.

Он вытер слезы платком и кивнул. Мы втроем прошли обратно в школу, и Калеб пошел на уроки, пообещав прийти после. А мы с Себом поднялись ко мне в класс.

Около окна стояла его мама. Вся в сером, в перчатках и милой шляпке. Я даже вспомнил картины с истинными католичками. Она была именно такой. Без косметики, с плотно поджатыми губами. Вроде бы в недовольстве и с презрением, но в то же время с равнодушием на лице.

- Мадам Лайбе, прошу. – Я открыл дверь, и она вошла. Спина прямая.

– Простите, что заставил Вас ждать, были небольшие проблемы. Присаживайтесь.

- Я пришла сюда, мсье Вилсон, не для того, чтобы любезничать. Я хочу поговорить о своем сыне.

Я вздохнул про себя.

- Я думаю, будет неправильно, если Вы будете стоять, а я присяду.

Она нахмурилась, но присела за первую парту. Себастьян сел тоже за первую, только соседнюю, на мать не смотрит. Если в первой ситуации у нас тирания и презрение, то здесь, скорее, контроль и равнодушие. Я, если честно, не знаю, что страшнее. Печально.

- Так что сделал мой сын, что я удостоена чести в первых числах сентября быть приглашенной на беседу?

Я вздохнул и сел на край своего стола, она недоуменно подняла бровь.

- Мадам Лайбе, я хотел поговорить с Вами о постоянном избиении Себастьяна, и о причине этого избиения.

Себастьян даже немного приподнялся с места и прикусил губу.

- Моего сына не могут избивать. Вы ошиблись, мсье.

Я даже не знал, что ей сказать. Она проговорила это так, как будто она была последней инстанцией, и ее слово - это закон.