Борьба за огонь. Пещерный лев - Рони-старший Жозеф Анри - Страница 29

Нам еще весь дрожал от пережитого волнения, он жаждал смерти этих странных существ. Но Нао относился к ним миролюбиво; он восхищался их силой, равной, пожалуй, только силе медведя, и думал, что, если бы они только захотели, они легко могли бы уничтожить и рыжих карликов, и ва, и кзаммов, и уламров…

Глава VIII

Медведь–гигант ушел в ущелье

Давно уже Нао покинул ва, людей с синими волосами, и пересек лес. Через расщелины скал он дошел до плоскогорий. Там осень была свежее, по небу катились нескончаемые тучи, ветер ворчал целыми днями, трава и листья гнили на жалкой земле, и холод убивал без числа насекомых под корой, среди качающихся стеблей, гнилых корней и плодов, в трещинах камней и глины.

Когда тучи разрывались, звезды, казалось, леденили мрак. По ночам почти непрерывно выли волки, тоскливо лаяли собаки, иногда слышался предсмертный крик оленя, сайги или лошади, мяуканье тигра или рычание льва. Уламры видели сверкающие глаза хищников, внезапно появляющиеся из темноты, окружавшей костер.

Жизнь становилась страшной.

С приближением зимы запасы растительной пищи уменьшались. Травоядные животные искали ее, разрывая почву до корней, срывая побеги и кору деревьев. Грызуны укрепляли свои норы; плотоядные неустанно бродили то по пастбищам красного зверя, подстерегая добычу, то у водоемов, то в сумраке лесной чащи, то в ущельях. Всем, кроме тех, кто подвержен зимней спячке или заготавливает запасы в своих логовах, приходилось туго: потребности увеличивались, а запасы уменьшались.

Уламры не страдали от голода. Долгий путь, полный опасностей, изощрил их инстинкт, ловкость и предусмотрительность. Они издали определяли добычу или врага, научились предугадывать ветер, дождь, наводнение. Каждое их движение соответствовало цели и сберегало силы. С одного взгляда они находили наилучший путь отступления, верное убежище, подходящее место для битвы. Они, избирали направление с точностью, почти равной точности перелетных птиц. Через озера, болота, леса и горы они с каждым днем все ближе и ближе продвигались к стране уламров. Они надеялись еще до полнолуния прийти к своему племени. Однажды они попали в холмистую местность. В желтом низком небе тучи, цвета охры, глины и мертвых листьев, наползали одна на другую, их пелена, казалось, грозила навсегда покрыть землю.

Нао избрал для ночлега длинное ущелье, он узнал его: когда–то в возрасте Гава он проходил по нему с отрядом охотников своего племени. Ущелье это, расположенное среди известковых скал, заканчивалось крутым спуском, загроможденным обломками.

Уламры прошли без приключений почти две трети ущелья. В полдень они устроили привал на полукруглой площадке, окруженной отвесно поднимающимися скалами. Здесь был слышен шум подземного потока, вода с грохотом падала в бездну; две темные дыры зияли в скале, – то были входы в известковые пещеры.

Насытившись, Нао направился к одной из пещер и долго ее осматривал. Он вспомнил, что Фаум показывал своим воинам, как через эту пещеру можно попасть на кратчайшую дорогу к долине. Склон, заваленный камнями, был неудобен для передвижения большого отряда, но три человека могли свободно по нему пройти. Нао выбрал эту дорогу. Он углубился в пещеру и шел по ней до тех пор, пока слабый свет не возвестил о близком выходе. Когда он вернулся, Нам сказал ему:

– Большой медведь в ущелье!..

Гортанный рев прервал его. Среди камней Нао увидел Гава, притаившегося в позе воина, подстерегающего врага. У входа на площадку показались два чудовищных животных. Необычайно густая шерсть цвета дуба могла отлично защитить их от холодов надвигающейся зимы, от острых скал и колючих растений. Одно из животных напоминало зубра, только ноги были короче, более мускулистые и более гибкие, лоб выпуклый, как камень, изъеденный лишаями; огромная пасть легко могла захватить голову человека и раздавить ее единым движением челюстей. Это самец. У самки лоб плоский, морда покороче. По строению груди и медленности движений они напоминали людей с синими волосами.

– Да, – прошептал Нао, – это медведи–великаны!

При всей их силе эти животные опасны только тогда, когда они очень разъярены или очень голодны. Они не особенно гонятся за мясом.

Медведи зарычали. Самец поднял голову, свирепо раскачивая ею.

– Он ранен, – заметил Нао.

Сквозь шерсть текла кровь. Уламры испугались: не нанесена ли рана оружием человека? Тогда медведь станет мстить. А уж если он первый поведет наступление, то не прекратит его, пока не победит. Нет существа более упрямого, чем большой медведь! Со своей густой шерстью и твердой кожей он не боится ни копья, ни топора, ни палицы. Он может распороть живот человеку одним ударом лапы, задушить его в своих объятиях, раздробить челюстями.

– Откуда они сюда попали? – спросил Нао.

– Они прошли вот здесь, между этими деревьями, – сказал Гав, указывая на несколько сосен, выросших на твердой скале. – Самец спустился с правой стороны, а самка с левой.

Случайно или сознательно, но медведям уже преградили выход из ущелья. Схватка казалась неизбежной. Это чувствовалось и по свирепому рычанию самца и по поведению самки, злобно глядевшей на уламров. Медведи долго принюхивались, чтобы лучше определить расстояние, отделявшее их от врага, притаившегося среди камней.

Когда медведи двинулись на людей, уламры уже были в глубине пещеры. Нам и Гав шли впереди; все трое спешили, насколько позволяла неровность почвы и извилины прохода. Двинувшиеся за ними в пещеру медведи потратили немало времени, пока нашли следы уламров. Полные недоверия, они часто останавливались. Они не боялись людей и животных, но долголетний опыт и природная осторожность научили их опасаться неизвестного. В их памяти прочно укоренились воспоминания о камнях, скатывающихся с гор, о внезапных трещинах в земле, о глубоких пропастях, лавинах, осыпях, обвалах.

Ни мамонт, ни лев, ни тигр никогда не покушались на их жизнь, но силы природы не раз наказывали их: медведи помнили снежные обвалы, горные осыпи, помнили и вешний поток, в котором они едва не утонули, и острые камни, падавшие на них с высоты и наносившие им жестокие раны.

А сегодня утром впервые на них напали люди. Это было на вершине скалы, куда могли взобраться лишь ящерицы и насекомые. Три двуногих существа стояли на гребне утеса. При виде медведей они закричали и метнули дротики. Один из них ранил самца. Обезумев от бешенства и боли, зверь кинулся на скалу, забыв, что она для него недоступна. Но вскоре он пришел в себя и вместе со своей самкой стал отыскивать более удобный путь в обход скалы.

Дорогой он выдернул из раны дротик и обнюхал его, – это родило в нем смутные воспоминания. Ему уже приходилось встречать людей, но вид их вызывал у него не больше интереса, чем вид волков или гиен. Люди обычно поспешно уступали ему дорогу, и он ничего не знал ни об их хитрости, ни об их силе. Тем больше встревожило его утреннее нападение: оно нарушило его представление о людях, в его мозгу возникло нечто новое, неизвестное, а всякая неизвестность пугала медведя. Он стал бродить по ущельям, ощупывая скалы, внимательно принюхивался к различным запахам. Наконец он устал. Не будь раны, он сохранил бы обо всем этом лишь смутное воспоминание, которое спит в глубине существа и пробуждается лишь при повторении однородных событий. Но боль вызывала по временам образы трех странных существ, стоявших на вершине утеса, и воспоминание об остром дротике. Тогда медведь начинал рычать, зализывая рану. Но вскоре и боль перестала служить напоминанием. Медведь начал было думать о пище, а найти ее было нелегко, как вдруг он снова почуял запах человека. Ярость наполнила его сердце. Он позвал свою самку, которая искала пищу поодаль, – кормиться на одном участке было трудно – и, напав на след врагов, решил им отомстить.

В сумраке пещеры Нао трудно было что–либо различить. Вскоре послышались тяжелые шаги и могучее дыхание: медведи приближались. Животным легче было сохранить равновесие. Уламры же поминутно спотыкались о камни, проваливались в ямы, ударялись о выступы стен, и нужно было еще нести оружие, припасы и клетки с огнем, с которыми Нао ни за что не хотел расставаться.