Побег из сказки - Набокова Юлия - Страница 45

Сверху затрещали ветви, покачнулись кроны деревьев, упала на землю крупная крылатая тень…

– Гарпия,– сквозь зубы сообщил Оливье, выхватив меч и приготовившись к схватке.– Пригнись!

В ту же секунду над Глашиной головой что-то просвистело, а сама голова полегчала.

– Вот бестия,– удивленно моргнул маркиз и во все глаза вытаращился на Гликерию.

– Что она сделала? – испуганно пролепетала та.– Сняла с меня скальп?

– Она свистнула твой венок,– прыснул Оливье.– Никогда бы не подумал, что гарпии любят цветы.

– Ах ты зараза! – вскричала разъяренная девушка, грозя кулаком в небо.– А ну верни мой подарок!

– Кажется, она возвращается,– сосредоточенно сообщил маркиз, глядя вверх.

В следующую секунду на него упала черная клякса, в которой Глаша, как ни старалась, не могла разглядеть ни морды, ни лап, ни хвоста. И неудивительно: маркиз задал коварной похитительнице венка такого жару, что та заметалась в воздухе со скоростью сумасшедшей белки, бег которой прокручивают на утроенной скорости на видеомагнитофоне. Раздался визг, писк, лязг железа, скрежет когтей по металлу и взбешенный крик Оливье:

– … – красноречиво выразил он свои чувства на ругательном кукуйском, глядя на взмывающую вверх гадину.– Она сожрала мой меч!

– Ни фига себе,– выдохнула Глаша, глядя на огрызок железяки в руке маркиза.

– Гони во весь опор! – страшным голосом завопил Оливье.

– А это поможет? – вскрикнула она, натягивая поводья так, что Слон встал на дыбы.

– От гарпии не поможет ничего, кроме меча или магии,– мрачно сообщил маркиз.– Но, может быть, нам удастся оторваться.

Оторваться не удалось.

Одолев сотни три метров, Слон споткнулся о лежащую средь дороги корягу и упал, подмяв под себя Глашу. Оливье, который мчался за ней на Звездочке во весь опор, пронесся еще метров десять вперед, прежде чем остановился.

– Ты жива? – прокричал он, спрыгивая с лошади, и бросился к ней.– Черт, откуда здесь взялась эта коряга?

– Я жуб выбила,– провыла Глаша, выползая из-под Слона, который оправдывал свою кличку на весь центнер, и зажав рукой рот.– Передний! Увас! – проскулила она, чувствуя себя глубоко несчастной и обманутой. Герои книг, которые она запоем читала, из любого самого жестокого побоища выходили с высоко поднятой головой и голливудской улыбкой на лице. А она при первом же падении с лошади лишилась зуба! Что же это за героиня – без зуба? Кошмар! Что же это за актриса со вставной золотой коронкой? Катастрофа! Все эти мысли в одну секунду пронеслись в бедной Глашиной головушке, а потом сзади раздался душераздирающий визг догнавшей их гарпии…

– Берегись! – взвыл Оливье, бросаясь наперерез твари, и та, погрузив когти в плечи маркиза, затрясла его, как Глашина кошка Мурзилка игрушечную мышь.

Девушка, мигом забыв о своей личной трагедии, с ревом вскочила с земли, схватила ту самую коварную корягу, из-за которой потерпел крушение Слон, и, изо всех сил размахнувшись, заехала ею по гарпии…

Хотела – по гарпии, получилось – по Оливье. Тот глухо охнул и обмяк в железной схватке гадины, хищница не удержала добычу, и несчастный маркиз кулем грохнулся на землю. Гарпия потрясенно зависла в воздухе, повернув к девушке морду, словно для того, чтобы та смогла разглядеть ее во всех анатомических подробностях. А чего там этих подробностей-то? Округлое гладкое тело, как у лысых кошек, кожистые крылья, мощные лапы с лопаткообразными когтями, какие современные красотки в маникюрных салонах наращивают, круглые совиные глаза размером с теннисные мячики, хищно раздувающиеся ноздри да уши торчком – все вместе зрелище настолько уродливое, что сам по себе вид гарпии уже мог использоваться для деморализации противника, не знакомого с современными ужастиками. Но Глашу такой образиной было не пронять. Гликерия была страшна в гневе, а сейчас она и вовсе пребывала в такой ярости по случаю потери переднего зуба, что, не задумываясь, отдубасила бы до полусмерти орду орков, что уж говорить о крылатой уродине размером с недоразвитую козу?

В общем, у гарпии не было шансов выжить. Поэтому, когда Оливье пришел в себя, он услышал только предсмертный хрип нечисти, жестоко прогадавшей с выбором жертвы.

– Глаша,– окликнул маркиз девушку, продолжавшую молотить корягой по затихшей гарпии.

Та словно очнулась, выронила орудие убийства из рук, с недоумением посмотрела на ту лепешку, которая осталась от монстра, и сконфуженно обернулась к Оливье:

– Ты как? Прошти, што я тебя шлушайно задела.

– Пустяки,– ободряюще улыбнулся он.– По сравнению с гарпией мне крупно повезло.

Гликерия смущенно опустила глаза и увидела, как землю накрыли три крупные тени. Оливье молнией сорвался с места и повалил ее на траву у дороги, накрывая своим телом. А сверху на них упали гарпии…

– Надеюсь, вы не сын турецкоподданного? – выдавила ошарашенная Арина, переводя взгляд с закрытого окна на собственноручно запертую дверь.

– Я сын почтенного жителя славного Ирема, Хоттаба Гасана ибн Абдурахмана, Абдурахман Хоттаб ибн Гасан,– с достоинством произнес старец, поглаживая седую бородку.

– Чего? – растерянно переспросила Арина, тараща глаза на диковинного гостя.

– Хоттаб Гасан ибн Абдурахман – мой отец, а меня зовут – Абдурахман Хоттаб ибн Гасан,– терпеливо пояснил тот и, заглядывая ей в глаза, спросил: – А как зовут мою прекрасную освободительницу, мою почтенную благодетельницу, мою милостивую повелительницу?

Арина, почуяв подвох, обернулась назад, вероятно ожидая увидеть там трех восточных пери: освободительницу, спасительницу и повелительницу, сгустившихся из облачков дыма. А проще говоря – сообщниц чудаковатого фокусника-араба. Но в комнате больше никого не было. Сам же фокусник по-прежнему взирал на нее с почтением и с готовностью угодить. Так что у девушки сложилось впечатление: если она скажет ему сигануть в окошко, тот рванет в ту же секунду, воскликнув: «Слушаю и повину…»

– Знаешь что, Абдурахман Гасан,– подбоченилась она.– Не знаю, как ты забрался в мой дом, но лучше топай отсюда по-хорошему.

– Меня зовут Абдурахман Хоттаб,– мягко поправил ее старец и с печалью произнес: – Ты не хочешь называть мне свое имя, повелительница. Ты сердишься на бедного Гасаныча? О горе мне, несчастному, горе!

Борода старика предательски затряслась, и он как подкошенный рухнул на пол, стараясь поймать губами краешек Арининой тапочки.

– Ай! – брезгливо вскрикнула она, отдергивая ногу, и сбросила обслюнявленную тапочку на пол.– Фетишист несчастный!

– Несчастный,– горестно вздохнув, подтвердил старец.– Только я не фетишист, а волшебник. О горе мне, горе, бедному!

– Так я и думала,– поджала и без того тонкие губы Арина.– На какие только ухищрения не идут нищие, чтобы выпросить милостыню.

Она с осуждением взглянула на халат незваного гостя, изрядно засаленный и кое-где покрытый заплатами, на его разношенные туфли с загнутыми носами, и в ее глазах мелькнула жалость. Она прошлась по комнате, взяла сумочку, достала кошелек и протянула побитому жизнью нищему тридцать… нет, аж пятьдесят рублей.

– Вот, возьмите!

Старик с удивлением взял протянутую ему бумажку и уставился на нее так, как будто видел впервые в жизни. После чего расправил купюру, сердечно поблагодарил «благодетельницу» и от души высморкался в пятидесятирублевку на глазах у обомлевшей от такого варварства Арины.

– Ты чего творишь, дурак? – осипшим голосом прошептала та.

– Спасибо тебе, добрейшая из величайших,– не замечая ее реакции, поблагодарил Гасаныч, скомкав бумажку в ладони,– пожалела старика. Только звать меня Абдурахман, а творить я еще не начинал – покорнейше жду твоего первого указания. Только сперва позови мальчика, пусть принесет вазу для мусора.

– Мальчика? Для мусора? Вазу? – с ужасом глядя на него, пролепетала Арина и беспомощно посмотрела на дверь – мало того что та была заперта ее же рукой, так еще и сумасшедший старик перегородил все пути к бегству.– Конечно-конечно, сейчас! Сейчас же позову. Так что вы там говорили про указания? Предложение все еще в силе?