История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2 - Святополк-Мирский (Мирский) Дмитрий Петрович - Страница 85

избыточно орнаментальному письму. Но сам Шкловский более заинтересован в

стернианских «играх» с сюжетом, чем в самом сюжете.

Он оказал большое влияние на кое-кого из «Серапионовых братьев» –

литературное братство молодых людей, созданное в 1921 г. и выдвинувшее

нескольких видных писателей. Самые «западные» из «Серапионовых

братьев» – В. Каверин (псевдоним В. Зильбера) и Лев Лунц (1901–1924), чья

ранняя смерть была большой утратой для русской литературы и о ком я еще

буду говорить в главе о драматургии. Каверин в своих рассказах занялся

реализацией идеи Шкловского об «игре с сюжетом», избрав для себя образцом

фантастические конструкции Гофмана.

Бесспорно, русскому читателю надоела орнаментальная проза с ее гипертрофией

стиля и отсутствием повествовательного элемента; она жаждет, больше чем когда либо,

настоящего «западного» сюжетного повествования. Многие писатели пытаются создать

роман чистого действия, но пока это никому не удалось, и в

---------------------

*Пик этой моды был в 1922 году, а сейчас, повидимо-му, мода проходит.

литературе по-прежнему царят орнаменталисты и бессюжетные реалисты.

Не слишком привередливые и искушенные вновь накинулись на импортное

чтиво; с тех пор, как в 1922 г. была возрождена книжная торговля, Тарзан

промчался по России, как лесной пожар, и сегодня там так же популярен, как в

1908 г. был Нат Пинкертон.

Литературный роман «западного» типа в России еще предстоит создать.

Ближе всех к этому подошел Эренбург.

Илья Григорьевич Эренбург (род. 1891 г.) – еврейского происхождения,

родился в Москве. Начал он со стихов, в которых проявил удивительное умение

приспосабливаться к вкусам времени; его стихи с 1911 до 1922 гг. могли бы

служить учебником по смене литературных школ. Предвоенные годы он провел

в Париже и как никто из русских писателей проникся духом Монпарнаса и

«Ротонды». Во время войны был корреспондентом на Французском и

Македонском фронте и написал одну из лучших книг о войне на русском языке

186

( Лицо войны, 1921). Она вторична и, может быть, по-французски была бы

написана лучше, но короткие отрывки, впечатления и трогательные рассказики,

ее составляющие, не лишены подлинной значительности. Годы 1917–1921 он

провел в России и после долгих скитаний и метаний от одной партии к другой

стал большевиком и футуристом.

В 1921 г. Эренбург приехал во Францию, но был выслан оттуда как

большевик. Он нашел убежище в Бельгии и там написал самую замечательную

свою книгу Необычайные похождения Хулио Хуренито . Хуренито – мексиканец,

который решил делать все, что может, для того чтобы разрушить и взорвать

гнилую западную цивилизацию. Метод у него провокационный: он поощряет в

цивилизации все то, что наверняка ускорит ее распад. Главное его орудие –

мистер Куль, американский пуританин и миллионер, воплощение

самодовольного англосаксонского лицемерия. Хулио Хуренито написан

нейтральным «латинским» стилем; конструкция взята у Вольтера (его повести).

Книга полна сухой концентрированной иронии, которая делает ее серьезной,

значительной, подлинно подрывной и нигилистической.

После

Хуренито

Эренбург с необыкновенной быстротой стал

экспериментировать в различных стилях, неизменно оставаясь поверхностно-

интересным и по сути дешевым. Он постепенно стал автором русских

бестселлеров. В особенности это подтвердилось его последней книгой Любовь

Жанны Ней (1924) – «западной» и откровенно рассчитанной на сенсацию. Она

написана в стиле французских «бульварных» романов сороковых годов

прошлого века и поздних романов Диккенса. Как все, что пишет Эренбург, она

вторична, и оставляет нерешенной задачу создания литературного русского

романа по западному образцу.

7. ВОЗРОЖДЕНИЕ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ПРОЗЫ ПОСЛЕ 1921 Г.

Довольно долго, с самого триумфа символис тов, проза занимала в русской

литературе второстепенное место. Закат ее завершился в 1918–1921 гг., когда за

все три года практически не появилось ни одного нового романа или повести.

В 1921–1922 гг. первым результатом возрождения книжной торговли стало

появление в печати великого множества стихов, написанных в беспечатные

времена. Но за этим последовало возрождение художественной прозы, ставшее

самым выдающимся литературным фактом последних трех лет (1922, 1923,

1924). «Западные» тенденции, о которых я только что говорил, являются

боковым, в сущности, и незначительным течением, и новая проза прежде всего

является глубоко, фундаментально, сознательно, даже агрессивно русской.

Несмотря на индивидуальные различия, она обладает несколькими основными

чертами, характерными для всего движения: прежде всего подчеркнутым

«формализмом» и орнаментализмом, особо упирающими на стиль и манеру и

практически теряющими из виду тему; везде видно влияние Ремизова на стиль,

Белого и Замятина – на конструкцию. Только теперь, после 1921 г., полностью

осознаешь масштабы их влияния на русскую литературу. Ремизов (и из

старых – Лесков) ответственны за почти полное преобладание сказа (имитации

разговорного языка) и любовь к словесным курьезам; Белый – за стремление

писать ритмично и за метод «пересечения плоскостей» и «разъединения

поверхностей», исключающий прямое повествование, почему русские рассказы

выглядят как картины кубистов. Но при всем этом новая литература

реалистична, даже агрессивно реалистична в английском смысле слова:

крайний орнаментализм стиля идет рука об руку с предельным натурализмом

описаний всего отвратительного, всего, что было «табу»: здесь Пильняк и

Бабель оставили Горького и Андреева далеко позади.

187

Русская литература живет под очень внимательным и не всегда

доброжелательным оком коммунистической партии, ее цензоров и официальных

критиков. Я уже объяснял в другом месте значение слова «попутчик» и

отношение к «попутчикам» разных секторов партии. Молодые романисты все –

попутчики, и более или менее отвечают коммунистическому требованию – быть

«современными» и революционными. Они современны, потому что сюжеты их

взяты из русской сегодняшней жизни; они революционны, потому что их

сегодняшний день – это революция; к тому же они большевики, в том смысле,

что их отношение к революции не враждебно: но в них нет ни капли истинно

коммунистического духа, пусть даже некоторые их них члены партии. В этом

отношении даже у Маяковского, не говоря уже об Асееве, нет аналога среди

замечательных прозаиков современности. Отношение этих молодых писателей

к большевистской действительности, которую они описывают, может быть

названо «незаинтересованным интересом» и художественным любованием

великими катаклизмами, вызванными по воле русской нации, с оттенком

бесспорной национальной гордости исключительным, бескомпромиссным и

самобытным характером русской революции.

Писатели, о которых я собираюсь говорить, не составляют, конечно, всей

посленэповской русской литературы. Есть кроме них писатели старшего

поколения, о последних произведениях которых я уже говорил; есть и

устарелые реалисты прежнего образца, которые начали писать поздно и потому

кажутся молодыми (как, например, Пантелеймон Романов, р. 1884),

напечатавший две первые части огромного и скучнейшего романа Россия, по-

видимому, имеющего целью дать синтез новейшей русской истории; есть

пролетарские писатели, большинство которых – неуклюжие неоперившиеся

птенцы, которым надо работать и учиться, прежде чем они смогут произвести

на свет что-нибудь значительное. Писатели, о которых я тут говорю, –